Майя Гогулан - Великая формула здоровья. Уникальный семинар автора, который помог миллионам

Часа в четыре мы обедаем. Как правило, это овощной суп, второе и салаты из свежих овощей. И это наш последний прием пищи. Вечером мы стараемся не есть. Если голодно, я ем бананы и выпиваю стакан кефира. Проверено, что это сочетание оптимально для организма.

Как живется в Америке? Тяжело ли происходила адаптация?

Мой переезд подготовила дочь. Она переехала, когда вышла замуж, и хотела, чтобы мама и бабушка были рядом. Тем более что она готовилась рожать, и ей нужны были бабушки. Мы занимались своей семьей, я нянчила внучку, поэтому перемена места жительства не была для меня стрессовой.

В Америке много хорошего, чего нет в России. Там очень уважительное, заботливое отношение к старикам. Пожилым людям сразу дают квартиру. Если человек болен или слаб, к нему прикрепляют бесплатного социального работника. Выплачивают пособие. Оно небольшое, надо экономить, но прожить можно. Но у меня материальных затруднений не было, так как я получала гонорары со своих книг, продающихся в России.

Моя мама и вовсе была в фаворе, потому что на момент приезда в США ей было 86 лет, и у нее была сломана шейка бедра. К ней прикрепили женщину, которая каждый день приходила к ней, купала, кормила, делала массаж и называла мамой. Замечательная женщина, темнокожая, с Гавайских островов. Отмечу, что социальным работником в Америке может стать только человек с медицинской практикой. Она была нам как родная, и к нам она относилась как к родным. Однажды на Рождество она накупила нам подарков на 300 долларов!

Два года назад я умудрилась сломать обе руки. Мне сразу же были назначены две женщины. Одна убирала в доме, другая была моим личным водителем. Мы тоже стали друзьями.

Мы приехали во времена Клинтона. Это была золотая пора Америки. Америка была богатой, гостеприимной, люди улыбались и помогали друг другу. Потом наступил период молодого Буша. Он разбазарил весь золотой запас, оставленный Клинтоном. А чего можно ожидать от человека, чьим любимым развлечением в детстве было бегать к железной дороге, снимать штаны и становиться задом к проходящим мимо поездам?! За время правления Буша Америка сильно обнищала, стало много безработных. Но если приезжают эмигранты, их не бросают, устраивают, церковь помогает.

Кого, помимо Ниши, вы могли бы назвать своими учителями?

Мне однажды уже задавали такой вопрос на семинаре. Я тогда была усталая и брякнула «никто». Но потом задумалась и поняла: моими учителями были мои болезни!

Мой путь. Не корми меня рыбкой, лучше научи меня ее ловить

Болезни преследовали меня с раннего детства. От чего только меня ни лечили! И от золотухи, и от почесухи, и от экзем, и от воспаления железок, и от лимфаденита, и от бесконечных простуд, болезней «уха, горла, носа», и от ангин. Чем только меня ни поили! В чем только ни купали! Чем только ни кормили! Ничего не помогало. Я чахла и хирела. Мне постоянно было трудно дышать, часто болело горло, словно его кто-то разрезал ножом. Страх удушения будил меня по ночам. В воспоминаниях о младенчестве у меня до сих пор возникают ощущения мокрых компрессов, в которые меня укутывали, укладывая спать.

Жили мы в провинциальном украинском городке Бар. И вот однажды мама сказала мне, что мы переезжаем в Крым, к отцу, где он служил. К Черному морю, где много солнца, много винограда и других фруктов. Черное море я представляла себе огромной лоханью, гораздо больше той, в которой купали меня каждый вечер на кухне, только вода в этой огромной лохани была черной-пречерной, чернее, чем вода с настоем череды, в которой меня мыли от экзем и при золотухе. Я очень не хотела покидать своих любимых бабушек и дедушек. «Я не хочу. Не хочу! Не хочу, не хочу, не хочу!» – понимая свое бессилие в решении этого вопроса, бушевала я, мучимая страхами перед грядущими переменами. И мне вдруг приснился необыкновенный сон.

Если верить, что сны открывают нам нашу судьбу, тайны нашего подсознания, и что через сон человек «говорит» с Высшим Разумом, то, похоже, это был именно такой сон. Естественно тогда, в свои три с половиной года, я не могла понять глубину смысла и аллегорию этого сна. Должны были пройти десятилетия, чтобы я в полной мере оценила значение этого сна для моей жизни. Тогда я могла лишь поразиться увиденному и запомнить сон во всех его подробностях. Но каким-то чутьем понимая его фантастичность, я никому не рассказывала о нем до тех пор, пока однажды, спустя много лет, оглянувшись на прожитые годы, я не поняла, что этот сон открыл мне мое истинное назначение, оставив неразгаданной лишь одну загадку – как осуществить то, что тебе предназначено.

Этот сон я считаю теперь ГЛАВНЫМ СОБЫТИЕМ в своей жизни.

А сон был таким.

Я – крошечка, младенец, сижу на огромной, теплой, мягкой ладони Бога (вот именно!), сижу и отчаянно рыдаю: «Не хочу!.. Не хочу!.. Не хочу – не хочу – не хочу!» Я знаю, что меня отправляют куда-то в другой мир, и кричу: «Я боюсь! Я там умру! Этот мир мне враждебен!!!»

А Бог ласково, с улыбкой, наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Ты сделаешь его лучше! Ты сможешь! – И подмигнул заговорщически. А потом добавил: – Ничего не бойся! Я всегда буду рядом.

И тут я вдруг понимаю, зачем меня отправляют в другой мир: меня не отвергают, мне дают задание! И мало того, я с удивлением чувствую, что уже готова лететь туда… И лечу!.. Лечу сквозь завихренные сероватые облака с розоватыми просветами и думаю: «Наверное, Он что-то заложил в меня такое, что я смогу!!! Он ведь сказал: „Ты это сможешь!“ И подмигнул!.. Значит, он верит в меня?!. И потом сказал: „Я буду всегда рядом“. Значит, он не оставит меня? Нет! Он, наверное, меня любит. Он же все говорил мне с такой любовью: „Ничего не бойся! Я всегда буду рядом“. Вот это да-а-а!..». Лечу, лечу, кувыркаюсь, купаюсь в пене облаков, и неописуемое блаженство заполняет меня ощущением полного, беспредельного счастья. В душе звучит удивительной красоты музыка. Она во мне и кругом… А я лечу… И вдруг трезвая мысль пронзает меня, как укол иглы: «А может, я сплю?!» Толчок. И я проснулась.

Обычно я редко просыпалась без плача, словно мне было больно возвращаться в мир действительности, но, очнувшись от этого сна, я, может быть, впервые, открыла глаза с улыбкой.

Черное море оказалось вовсе не черным, а сине-зеленым и, уж конечно, совсем не походило на лохань с чередой. Оно было неописуемой красоты, поражало безбрежностью, мощью, великолепием и слитностью с небом. Огромное небо, ослепительно-яркое солнце, необозримый простор моря – они казались мне живыми гигантами. Меня поражало все: игра солнечных лучей с морской гладью вдали; лучи солнца, пронзающие эту гладь и уходившие в таинственную морскую глубь, где ощущалась какая-то другая жизнь; особый запах морского ветра; воздух, вливающийся в легкие, как масло. Первое время после приезда я еще долго болела, вспухали железки, болело горло. Я тосковала без своих дедушек и бабушек, мне недоставало их ласки, внимания. Но постепенно я начала привыкать к новой жизни. Климат Крыма – солнце, море, воздух, скудное питание, богатое фруктами и овощами, сделали свое дело: я превратилась в здорового ребенка.

В Крыму у меня было счастливое детство. Тогда я еще не знала, что счастливое детство в моей стране было далеко не у всех детей и далеко не всем людям в СССР было хорошо. Что творилось на самом деле в 30-е годы за пределами моего знания и ограждением военного городка, где мы жили, я смогла понять значительно позже. А тогда мне казалось, что в Советском Союзе для всех людей так же, как и для меня, «всегда будет солнце, всегда будет море, всегда будет мама, всегда будет папа, и всегда буду я».

Но вот грянула война. Павлоградское военное авиационное училище, куда перевели отца, эвакуировалось под Челябинск. Здесь все было иначе. Моря не было. Гор тоже. Хилые березки, низкорослые кусты боярышника. Дули холодные резкие ветра. Школа, куда меня определили, находилась на приличном расстоянии; чтобы дойти до нее, надо было преодолевать силу ветра. По дороге были вырыты канавы. В них можно было спрятаться от ветра, передохнуть, а потом начиналась борьба с ветром до следующей канавы. Зима длилась бесконечно долго, а короткое жаркое лето пролетало вмиг. Мы – родители, я и маленькая сестра – жили в маленькой комнате в коммуналке. Питанием обеспечивали только детей, взрослые получали хлеб по 200 граммов в день, крупы и чай. Холод был ужасный. Свет постоянно отключали, боясь налетов на аэродром.

Мои силы рухнули. Я снова стала болеть: то грипп, то ангина, то поранила ногу, туда попала грязь, и началась эпидермия. Нога страшно чесалась и покрывалась пузырьками с прозрачной жидкостью, быстро превращающейся в гной. Началось воспаление. Ступня сделалась фиолетово-красной. Краснота поползла от ступни к колену. Лекарств не было. Когда мне стало совсем плохо, мама привела какого-то военного врача. Врач, осмотрев ногу, сказал: «Да – а! Плохо дело! Если дойдет до колена, надо будет ампутировать». И с этим ушел.