Рушель Блаво - Дышим и выздоравливаем. 33 лучших упражнения
Как справиться с негативными ощущениями от сна
Вот и мне в то утро на Кайласе, когда я столь бездарно проспал свой караул, никак не удавалось забыть «людей в черном» из моего сна. Говорят, что в таких случаях может помочь пересказ сна вслух, и я рассказал все своим друзьям в подробностях. Но это не помогло. Тогда на помощь мне пришел мудрый Мессинг:
– Гений Василия Дмитриевича Лебелянского нам поможет! – торжественно произнес Мишель. – Дело в том, что Лебелянский, как известно, страдал несколькими видами фобий. Была среди них и боязнь снов. Примечательно, что Василий Дмитриевич пытался избавляться от самих снов, создавая стихотворения, которые следовало читать перед отходом на ночной покой. Но это, коллеги, не помогало! Да-да, даже гений Лебелянского был бессилен перед загадочной сущностью кошмарного сна. Тогда-то, убедившись в неспособности словом отменить нехорошее сновидение, понял Василий Дмитриевич, с чем именно возможно и даже необходимо бороться при помощи рифмованных строк, произнесенных вслух – бороться надо с «послесоньем». Так Лебелянский назвал то состояние, которое сейчас мучает вас, милый Рушель. И знаете, коллеги, как только узнал я о том, что такой текст есть в наследии моего любимого поэта XIX века, так обрадовался несказанно. А все потому, что сам не раз испытывал страдания от напряженного и неизбывного послесонья. Потому, как только получил я в распоряжение это стихотворение, сразу же выучил его наизусть. Случай проверить его на практике представился совсем скоро. Приснилось мне… Впрочем, коллеги, не так уж и важно, что мне приснилось. Важнее, что осталось послесонье. После того как целых полчаса после пробуждения этот сон не давал мне покоя, я и решил, что настало время для вербальной экспликации художественного гения Василия Дмитриевича Лебелянского. Я вслух прочел те строки, что выучил тогда. Не буду лукавить: я ожидал эффекта, и получил его. Сразу же послесонья не стало! Нет, сон не был забыт. Однако ничего страшного это воспоминание уже не несло, а было только воспоминанием! Разве не этого мы бы и хотели в такой ситуации? Прошу прощения за длинную преамбулу – все равно мы проспали. Так вот, прошу послушать…
И Мессинг прочел наизусть стихотворение Василия Дмитриевича Лебелянского. Вот его полный и точный текст:
«Пороги одни здесь слились с обещаньями самого лучшего в статусе века.Опять за порогами вяло блеснуло зеркальным и острым ножом одиночество.Хотелось уйти навсегда, передумав все мысли от самых начал. Красота человекаСохранялась чуть дольше, чем было положено временем. Имя вот это и это вот отчествоОставались такими же точно, как были, наверное, за этой стеною когда-то.Отчего-то на фоне игры продолжительной легче чуть даже вдруг думалось.Кто-то шел в пустоту, расставаясь с собою самим. Как прекрасны бывают закаты!Как волшебны бывают слова! Неприлично понятными в радуге суммамиЗдесь водили по кругу животных. Здесь как-то при этом неловко и глупо молчали.Насмехались над снегом и верили только в уже наступившее нынче же прошлое.Хорошо, что шаги эти были предельно легки. И кораблик уже к этой бухте причалил.И учили сторонники сна в ипостасях иных ныне только чему-то хорошему.Продвигались по кругу до новых краев. Ожидали стремительных к осени всходов.Раздражались немного. Готовились вместе как можно скорее отпраздноватьДень души одинокой. На это устало взирала от окон немытых сама мать Природа.И мелькали слова, порожденные снегом и этим дождем. И такие плясали здесь разныеТени дней, что тогда уже многим живущим на свете на этом мечталосьО грядущем талантливом в свете прозрачности. Лица какие-то слишком уж грозныеОтрезвляли прозрачные взоры прохожих. Хотелось бы только вот самую малостьПередвинуться ближе к реке этой вязкой и мутной. Прекрасно дарованный темною розоюВек струился куда-то по этому теплому руслу. И ласковым утренним светомНапоить был готов тот мир сотворением себя из лазури небес с золотым одуванчиком.Ожидали прихода наморщенных красок. Вели на заклание уставшего нынче поэта,Ожидали рисунка почетче. И звали к дороге какого-то доброго мальчика.Мальчик этот стремился постичь до конца все земные и даже не очень земные уроки.И Земля удивлялась чему-то, смеялась и даже немного сердилась. ОтточеныБыли эти ножи. Зеркала оставались под гладкой волной, как всегда до краев одиноки.Были вновь небеса запечатаны взглядами этими очень и как-то предельно порочными.Обжигались о дно сковородки. Искали чего-то у края всех мыслимых истин.Прожигали остатки даваемых дней в описаниях чего-то донельзя чужого и даже усталого.Растворялись в себе, признавая при этом, что даже играя в усталые смыслы,Сохраняем присутствие духа и ищем чего-то в уставшей душе запоздалого».
Думаю, не стоит подробно рассказывать о том, что сразу же по прочтении этого стихотворения Василия Дмитриевиче Лебелянского мой сон превратился в… просто сон. Да, великий поэт в очередной раз доказал нам свой гений. Однако нам надлежало продолжать путь. Судя по карте, до нее отсюда было не больше четырех часов пути в гору. Это означало, что даже если мы будем идти медленным шагом, то доберемся до цели примерно часа в три пополудни. Нас это вполне устраивало.
Вперед и выше!
Дорога давалась легко, ведь за время экспедиции мы поняли, что самое главное в таких ситуациях – правильно, грамотно дышать. Особенно же радовало меня то, что Леонид, ради здоровья которого все это было затеяно, чувствовал себя гораздо лучше. И к радости своей заметил я, что и мои мечты о том, что между Настей и Леонидом расцветают прекрасные чувства, начинают сбываться. Почти всю дорогу Настя и Леонид были вместе. Можно было заметить, какими взглядами они обменивались, как искренне радовались каждому прикосновению – мимолетному и случайному; наконец, как дышали Настя и Леонид, стоило им оказаться рядом. Это и было то самое неровное дыхание, о котором мы подробно говорили. По меньшей мере один важный вывод сделал я для себя из всего этого: вызванное чувствами неровное дыхание с полным правом может претендовать на то, чтобы быть целебным не в меньшей степени, чем, скажем, дыхание рыдающее.
Разница, правда, состоит в том, что для вызова рыдающего дыхания достаточно было вспомнить что-то печальное или иными способами внушения что-то себе такое придумать; тогда как для неровного дыхания следовало по-настоящему, я подчеркиваю, по-настоящему полюбить.
А это, согласитесь, дано в нашем мире не каждому. Но зато как счастлив тот, кому это дано! Как счастлив тот, кто любит и любим! Не есть ли любовь – высшее благо, что даровано человечеству от века? Если это так, то не может ли быть, что причина счастья кроется в том самом неровном дыхании? За такими мыслями километры пути до второй пещеры промелькнули быстро.
Пещера № 2
Признаться, и сам не заметил, как оказались мы возле входа в новую пещеру, внешне мало чем отличавшуюся от той, что мы посещали вчера. Мессинг жестом попросил нас остановиться и соблюдать тишину. Было понятно, ради чего все это – слишком велика была вероятность услышать уже знакомый нам шорох кобр. Мы замерли. С минуту простояли в полной тишине, но ни звука не доносилось со стороны пещеры. Однако Мессинг отнюдь не спешил давать нам команду «Вольно!», он еще некоторое время прислушивался к льющейся из пещеры тишине и, замечу, делал это не зря.
Встреча с монахом
Очень скоро со стороны входа в пещеру, прямо из ее глубины до нас стал доноситься звук шагов. И хотя сон мой был уже в далеком и совершенно нереальном прошлом, мне вдруг представилось, что сейчас из пещеры покажутся двое агентов-разведчиков в черных пальто. Вопреки моим ожиданиям вскоре в пещерной арке возник не враждебно настроенный шпион, а очень даже миролюбивый монах средних лет. Он был одет так же, как монахи монастыря, который мы посетили вчера. Приветствуя нас, монах рассказал, что его братья уже доложили ему о возможном визите гостей из далекой России в его пещеру. А также рассказал, что послушание его состоит в том, что он хранит пещеру. Не охраняет, а именно хранит, и не столько саму пещеру, сколько те рисунки, которые украшают стены этой древней пещеры:
– Я с радостью покажу вам эти рисунки, поскольку на них изображено поклонение культу воздуха.
«Граффити-2»
Сказав это, добродушный монах пригласил нас в пещеру. Факелом освещал он стены, на которых мы видели изображения животных. Монах объяснял нам, каким образом каждое из этих изображений связано с культом воздуха.
– Вот жираф, – говорил монах. – Прежде всего, животное примечательно небывалым для фауны нашей планеты ростом, а потому в культе воздуха образ жирафа отвечает за самые верхние слои атмосферы – за облаками и тучи.
