Иван Дроздов - ГЕННАДИЙ ШИЧКО И ЕГО МЕТОД
Н. Обухов
Стихи другого слушателя из группы Н. В. Январского:
Я убежден, что вред от пития —Отравы, в нарколавках выдаваемой,Огромен для семьи и для меня,Для русского, удмурта и татарина,Лишь ламехуза1 любит питиеКультурное, по праздникам, меж чаями,Которое связало б муравьев,И ламехузу сделало б хозяином.Нет, в рабство к тунеядцам не пойду,Не для того я стал освобожденным.Лишь труд — мерило жизни, по трудуВоздастся всем рабам и их хозяевам.Кто снова алкогольный кран открыл,Чтоб легче управлять народом споенным,Я негодяя этого б зарыл...За геноцид, мерзавцами устроенный.Вот уже четвертый час. Где усталость? Нету!Сон сегодня не для нас. К черту сигареты,Что пассивно покурить мой сосед заставил.Нет, без пьянки лучше жить. Дурь — врагам оставим!Настроенье бодрое, на душе светло.И не плюнет в морду мне более никто.Я иду по улице, чистый и опрятный.Люди мной любуются, им и мне приятно.Нет конца поэзии. Из меня пошло!Как читать — не знаю, писать — хорошо!Пусть переживают прежние друзья,А мы подкопим силы трезвые сперва.И — к освобождению, проторивши путь,К дню без дури, светлому! Позади-то жуть!И назавтра трезвую «жисть» вести хочу!Вот анкета кончилась. Устал, я не шучу.
На третье или четвертое занятие я пришел с опозданием и примостился в затененном углу у заднего стола, за которым сидел заметного вида мужчина лет пятидесяти, с бакенбардами, с густой шевелюрой темных вьющихся волос. Он чем-то напоминал цыгана, и, как мне показалось, был навеселе. Наклонился ко мне, хотел что-то сказать, но затем на чистом листе раскрытого перед ним блокнота написал: «Жена привела или сам пришел?» Тут же на уголке листа я написал ответ: «Сам пришел».
Сидел он отрешенно, ни на кого не глядя, не слушая Геннадия Андреевича, временами его веки смежал сон, и он ронял голову. Несколько раз порывался еще что-то написать мне, пододвигал блокнот, но потом раздумывал и вновь погружался в меланхолическую дремоту.
Настал перерыв, и возле Шичко образовался круг его слушателей, а мой сосед подошел ко мне, представился:
— Николай Николаевич, а вас?..
Я назвал себя.
— Ах, хорошо! Иван Владимирович — это хорошо! Как ни крути, а Иван все-таки имечко первородное. Моего директора тоже Иваном зовут. Мужик хотя и трусоват и в рот секретарю райкома смотрит, а меня пожалел — на заседании парткома сказал: «Николаича лечить будем, мы за него поборемся». И хотя я уж месяц как в запое, а деньги мне платят; должность, значит, за мной держат.
Взял меня за руку, повел в глубину сквера, на лавочку. Я сказал:
— Сейчас занятия начнутся.
— Ах, бросьте! Неужели вы верите этому чудаку?
Он кивнул в сторону Шичко; тот как раз в это время выходил со слушателями из полуподвала.
— Если уж вас эта «гадость» держит...— Он крючковатыми пальцами коснулся горла, — пиши пропало! Нам с вами никто не поможет!
Николаич поморщился, как бы выдавливая из себя «гадость», которой он подзарядился с утра.
Мы сели на лавочку, и мой собеседник указал на стайку женщин, толпившуюся у другой лавочки в дальней стороне сквера.
— Вот они... — показал на них Николаич. — Там мама моя и жена. Они меня привели сюда. Что ж, говорю я им, схожу еще и сюда, послушаю Шичко, о котором кричат на всех углах: «Чудодей!.. Избавитель!..» Прослушаю все десять занятий, а потом — как врежу! Напьюсь до красных мальчиков. Чтоб уж больше никуда не водили.
Склонил голову над коленями, замолк. И молчал долго. Шичко увел своих слушателей в полуподвал, а я не торопился идти на занятия; мне было интересно слушать моего нового знакомца, хотелось выяснить, кто он, как думает жить дальше.
Без нажима я заметил:
— Будто бы избавляют. В прошлой группе двадцать человек было, восемнадцать избавилось.
— А двое?
— Двое будто бы снова запили. Не сумел, значит, Шичко пронять их. Вроде бы интеллект у них слабоват. Не поддаются.
Николаич вздрогнул, распрямился.
— Интеллект, говорите? И у меня, выходит, тоже того... котелок слаб...
Стукнул себя кулаком по голове.
— А я, между тем, — инженер-изобретатель. И директор говорит: «Мы за него бороться будем». Значит, не дурная у меня голова. Ах, бросьте вы демагогию разводить! Не захотел человек бросить пить — и не бросил. А я вот хочу пить, хочу, слышите!
И он снова замолчал. И низко уронил голову и уже, как мне показалось, дремать начал, но вдруг оживился:
— Дружок у меня — тоже алкоголик. Умер недавно. Так мать его говорит соседке: «Жалко, конечно, сын он мне, первенец, да, слава богу, отмаялся и других отмучил».
Вздохнул глубоко, схватил меня за локоть:
— Страшно-то как! А?.. Человек помер, а мать родная говорит: «Слава богу... отмучил».
Я потянул его за руку, и мы пошли на занятие.
Николаич на этот раз внимательно слушал Геннадия Андреевича. И когда после занятий мы расходились по домам, он вызвался проводить меня до гостиницы и по дороге все пытал:
— Вы в самом деле верите в избавление? А вы что — крепко зашибаете? И давно?
Я решил не раскрывать ему своих истинных намерений, а сказал:
— Не то, что увлекаюсь, а так, попиваю «культурненько».
— И попивайте! Если вы пьете в меру — пейте на здоровье. Ведь не мешает же!
Как не мешает? Гадость все это. Раз в меру, два в меру, а там, глядишь, переложишь. Голова болит, на работе, как дурак. А к тому же дети, скоро внуки пойдут. Какой им пример покажешь?
На это Николаич ничего не сказал, а несколько раз повторил:
— И что же? Верите этому самому, Шичко?
В номер ко мне не пошел, а прощаясь, задал вопрос, который, видимо, волновал его всю дорогу:
— А что — в самом деле Брежнев почти в шесть раз увеличил производство спиртного?
Я подтвердил: да, об этом теперь стало доподлинно известно.
На что он неожиданно сказал:
— Брежнева нет, с мертвого взятки гладки, но ведь тех, кто стояли с ним рядом и в рот смирнехонько смотрели... судить надо. Как вы думаете?..
— Я тоже так думаю. Да и не мы с вами одни так полагаем, вот и поэт известный написал:
А чем рассчитается бандаЗа свой алкогольный террор?
Прощаясь, я спросил:
— Вы завтра будете?
— Да, да. Приду обязательно.
И в голосе его я почувствовал признаки зарождавшейся воли.
Десять вечеров — десять занятий. И каждое занятие посвящалось определенной теме.
Например, такая тема: «Как я стал трезвенником».
Есть и такие темы:
«История сухого закона в России».
«Лев Толстой и его статьи об алкоголизме».
«Академик Углов — его лекции, письмо в ЦК об алкоголизме, его книги».
«Геннадий Шичко, его жизнь и работа».
«Геннадий Шичко, его письма в ЦК».
Те, кто пожелает отрезвлять других, стать на этот высокий благородный путь служения народу и Родине, могут спросить. «А где взять такие материалы?» На это могу сказать: «Материалы такие есть, они пока размножаются энтузиастами, но верю: скоро нам удастся печатать их и массовым тиражом». Тому же, кто захочет отрезвлять алкоголиков, нужно, конечно, походить на занятия к таким, как Январский, Емельянова, Михайлов... Подобные инструкторы-наставники есть теперь во многих городах и даже в небольших поселках. Их можно найти через местные отделения общества борьбы за трезвость. Там вы не только усвоите методику Г. А. Шичко, но и найдете нужные материалы для ведения собственных занятий. Практика нам показала, что за полгода-год, приложив, конечно, усердие, можно в основных чертах овладеть методикой.
Каждый руководитель подбирает темы на свой лад — в зависимости от своего личного опыта, от своих знаний. Но вот что любопытно: я побывал на занятиях многих руководителей — все темы и занятия были интересными, выслушивались со вниманием.
Разговор по теме ведется два, а то и три часа — и здесь, естественно, нет возможности воспроизвести все беседы дословно. Беседы перемежаются играми, перекрестными вопросами и ответами, чтением и обсуждением дневников — в процесс вовлекаются сами слушатели, и это повышает интерес к занятиям.
Разумеется, чем больше дается знаний, тем сильнее действие на сознание. Геннадий Андреевич был энциклопедически подготовлен. Он знал историю народов и историю религий, прекрасно и глубоко знал философию, некоторое время даже заведовал кафедрой. Но особенно обширные знания имел он по истории алкоголя. Эту историю он вел от того наивного предка, который, попробовав перебродивший на солнце сок винограда и, опьянев от него, воскликнул: живая вода! Бедный наш предок! Знал бы он, какие беды сулит человечеству его открытие!
Великолепно знал Шичко, кому это нужно — спаивать народ. Приводил высказывания Екатерины Второй: «Пьяным народом легче управлять» или Гитлера: «Никакой гигиены, никаких прививок, только водка и табак», — такую перспективу рисовал он для славянских народов.
