Браун Сильвия - Прошлые жизни и ваше здоровье
— Возможно, вам покажется, что это самый дурацкий из советов, которые вам когда-либо давали в жизни.
Можете надо мной смеяться, но делайте то, что я сказала, если через месяц вы не заметите никаких перемен к лучшему, то мне позвоните и скажите, что я советую людям глупости.
Но вместо этого через шесть недель позвонил Клинт.
— Что бы вы ни сделали с моей женой, это просто чудо какое-то, — сказал он, едва представившись. — Раньше она по всякому поводу и без повода звонила мне работу по четыре раза в день, чтобы убедиться, что я куда-нибудь не ушел. Всякий раз, когда я выходил из дому, Лиза донимала меня вопросами, куда я иду и когда вернусь, а стоило мне задержаться хоть на пару минут, начинала пилить. Честно говоря, она была больше похожа на жандарма, чем на жену. Сколько я ни убеждал Лизу, что не собираюсь уходить от нее, — все без толку. Но после визита к вам она совершенно изменилась. Лиза стала мягкой, уверенной в себе, счастливой, и — самое главное — теперь она мне доверяет. Если раньше мне было просто страшно возвращаться домой после работы, теперь я иду туда с нетерпением. Я позвонил, чтобы сказать, как мы оба вам благодарны!
А год спустя пришло еще более радостное известие: фотография улыбающихся Лизы, Клинта и их приемной дочурки возле рождественской елки. И между прочим: они не назвали ее Сильвией.
Цинтия
Саморазрушительная потребность во внимании
Цинтии было 30 лет. Эту женщину направил ко мне мой друг, психиатр. Ее потребность во внимании стала очевидной еще до того, как она вошла в мой кабинет. Я слышала, как она говорит и смеется в приемной, и голос ее звучал примерно вдвое громче любой допустимой нормы. Из-за своей привычки бурно жестикулировать она ухитрилась опрокинуть лампу и разлить свой кофе уже за тот короткий промежуток времени, пока представлялась моим сотрудникам. Выйдя, чтобы пригласить ее в кабинет, я увидела, что ее слишком облегающее, слишком короткое платье с глубоким вырезом, взлохмаченные волосы и яркий макияж — все было направлено на то, чтобы транслировать в окружающий мир то же самое послание, которое передавал оглушительный голос и бурная жестикуляция: «Смотрите на меня!».
Вначале женщина, видимо, собиралась убедить меня, что она — одна из счастливейших клиентов, которых мне приходилось принимать в своем кабинете, и она пришла ко мне вовсе не для того, чтобы избавиться от каких-то проблем. Она сказала, что видела меня по телевизору и захотела встретиться со мной лично. Что же касается этой ее «потребности во внимании», на которую жалуется психиатр, то с его стороны это просто нелепое преувеличение. В конце концов, кому не нравится внимание? И что тут плохого, если внимание окружающих доставляет ей удовольствие? Понятно, что многим это не нравится, но всякому ясно: ей просто завидуют.
Не нужно было иметь экстрасенсорные способности, чтобы через несколько минут этого скорострельного монолога понять, что она протестовала слишком уж настойчиво. Видимо, Цинтия пыталась убедить не столько меня, сколько саму себя, будто она — счастливая беззаботная женщина, которой нравится собственный образ жизни. Полчаса спустя Цинтия уже заливалась слезами и ее голос звучал тихо, спокойно, почти робко. Наконец она впустила меня за свой разукрашенный фасад и показала, сколько одиночества, грусти и беспомощности скрыто в тайниках ее души. Из-за этой потребности во внимании — качества, которое ей будто бы нравилось, — ее не раз увольняли с работы, обвиняя в разрушительном или «несоответственном» поведении. Кроме того, она была импульсивно неразборчива в личных связях и часто соблазняла молодых людей своих подруг, — в результате с ней перестал общаться и новый любовник и давняя подруга. Что же касается ее ухажеров, то, немного попользовавшись ее телом и деньгами, они шли к женщинам, требовавшим к себе уважения, которого Цинтия не требовала или не могла требовать, поскольку не уважала себя сама. Она слишком много времени проводила в барах, что вызвало угрозу алкоголизма, — именно эта проблема привела ее к психиатру, поскольку женщина полагала, что все остальное в ее жизни совершенно нормально. Но после восьми месяцев работы ни она, ни ее психиатр не достигли никакого заметного успеха. Цинтия родилась в семье среднего достатка, родители с младенчества окружили дочь любовью и заботой, и никакие обстоятельства ее детства не давали ключей к этому неконтролируемому неумолимо возрастающему страху, что ее не заметят.
Гипнотизировать Цинтию было сплошное удовольствие: открытая, отзывчивая, четко формулирующая свои мысли. Поскольку ее проблема была так специфична и сложна, я велела ей сразу же отправляться в точку входа. Цинтия немедленно попала в момент своей насильственной смерти во время войны между французами и индейцами. Она была тогда семнадцатилетним подростком. Следующее, что увидела женщина: она одна среди простирающихся до горизонта пологих зеленых холмов, перед большим каменным домом с соломенной крышей. Как и в описанном выше случае Алана, я вначале подумала, что Цинтия рассказывает о Другой Стороне. Но чем дальше она говорила, тем больше я убеждалась, что после той конкретной смерти она попала отнюдь не Домой.
В доме и во дворе играли дети, за ними присматривали женщины в длинных черных одеждах. Цинтия смотрела на них через окно, и для этого ей приходилось парить на некоторой высоте над полом. Она отчаянно хотела присоединиться к детям и поиграть с ними, но понимала, что это невозможно. И еще Цинтия понимала, что, хотя она прекрасно видит и слышит этих людей, они ее не замечают, словно ее не существует. Самое грустное, что она была там уже очень давно; очевидно, женщина попала в какую-то ловушку. Больше всего на свете ей хотелось уйти оттуда и положить конец этой мучительной изоляции у окна, где она находилась, потерянная, одинокая, обреченная на это немое невидимое существование. Но никто ее не замечал, и никому не было до нее дела.
Как выяснилось, она оказалась возле католического сиротского дома в Ирландии и была призраком, который попал в ловушку между Землей и Другой Стороной, не принадлежа ни одной из них. Именно это ужасное безнадежное существование между жизнями и стало причиной клеточных воспоминаний, вызвавших у Цинтии неистовую потребность во внимании. У меня были тысячи клиентов, но тех, кто регрессировал в кошмарное существование в качестве призраков, можно сосчитать на пальцах одной руки. В этом состоянии им остается только беспомощно ждать, что придет какой-нибудь спаситель (земной или с Другой Стороны) и освободит их. И в нынешней жизни такие клиенты, каждый по своему, страдают от ощущения неприкаянности и всеми силами стараются, чтобы их заметили, приняли и обняли, — ведь именно этого в конечном счете хотела и Цинтия.
Как я уже отмечала в этой книге, наш сознательный ум обмануть легко, но сверхсознательный ум и клеточная память резонируют и отвечают лишь на истину. Цинтия ни на секунду не сомневалась в том, что та псевдожизнь в земном плену, куда она вернулась во время регрессии, не была просто игрой воображения. Она вспомнила нечто настолько же реальное, как тот факт, что утром она оделась и поехала в мой офис. И женщина ощутила ослабление боли, которую причиняли ей эти клеточные воспоминания так же отчетливо, как если бы наконец прекратилась мучившая ее долгое время лихорадка.
Через восемь месяцев я получила от нее замечательное письмо на восьми страницах. Благодаря двенадцатишаговой программе и искреннему желанию сделать что-нибудь стоящее в жизни она бросила пить. Кроме того, у нее теперь нет времени ходить по вечерам в бары: она решила стать преподавательницей и поступила в колледж. «Очевидно, мне по-прежнему необходимо внимание детей, — писала она, — но теперь я предпочитаю получать его, помогая детям обрести знания. И еще я хочу служить им наглядным примером человека, который совершил в жизни все мыслимые и немыслимые ошибки и все-таки сумел выйти на верный путь». Цинтия на некоторое время прекратила интимные отношения с мужчинами, — до тех пор, пока не убедится, что стала «достаточно здоровой, чтобы строить здоровые взаимоотношения». Она написала, что пытается восстановить дружбу с теми, кого некогда предала.
И еще в конверте была фотография симпатичной молодой женщины с цветущим лицом, чья естественная, не кричащая красота несомненно привлекала достаточно внимания окружающих, — благодаря душевному равновесию и спокойной уверенности в себе, которые она излучала. Я бы подумала, что вижу младшую сестру той необузданной женщины, что была у меня в офисе, но под фотографией стояла подпись: «С любовью и благодарностью, освобожденная от земного плена Цинтия».
Рон
Эмоциональная отстраненность от супруги.
