Бобби Халл - Моя игра – хоккей
Начался новый игровой сезон, и Руди Пайлос как-то вечером сказал мне, что переводит меня из центра на край. «Не дело центрального нападающего все время водить шайбу, – сказал сн мне. – Задача центра – питать шайбами своих партнеров на краях. Говори тебе, не говори – все равно ты никому не отдаешь шайбу, так что иди на левый край и води там шайбу себе на здоровье, глядишь – и команде польза будет».
Я не должен был спорить с Руди Пайлосом, но не сдержался, хотя знаю, что по существу был не прав. Кстати, я по-прежнему осуждаю резкость в его тренерской работе, несмотря на то что мы с ним друзья.
Стычка с Пайлосом меня, естественно, беспокоила и не замедлила сказаться на моей игре. Я это чувствовал, видел это и тренер. В конце концов, дела у меня пошли так плохо, что меня сняли с игр вообще.
Пришлось мне собрать свои пожитки и уехать домой в Пойнт Энн. Было, конечно, обидно: ведь я уже начал было выбираться на дорогу мастерства в хоккее, хотя незрелость мне страшно мешала. Мне казалось, что моя хоккейная карьера окончилась, и больше всего мне хотелось увидеть родителей и обо всем с ними поговорить. Я верил, что они отнесутся ко мне с исключительным пониманием, и не ошибся, Не было сказано ни слова о том, что я «малодушничаю», «упускаю прекрасную карьеру», ко в то же время отец не пожалел сил и объяснил мне многие житейские истины. Он говорил о необходимости приспосабливаться к новой обстановке, об ответственности Пайлоса за воспитание всесторонне развитых хоккеистов, а больше всего о том, что я сам должен решить, как мне быть дальше. Позднее я услышал поговорку, что «мудрый бамбук всегда гнется по ветру». Она точно отражает решение, которое я тогда принял.
Я снова начал тренироваться, но меня ожидал холодный прием. Руди Пайлос и слышать не хотел, чтобы ставить меня на игры. Тогда я решил прибегнуть к помощи супругов Лиари – известных на весь Сент-Катаринс поклонников хоккея и моих искренних друзей. Господин Лиари без труда разгадал, что упрямство было проявлено с обеих сторон, и организовал мне встречу с Пайлосом. Я принес свои извинения и был возвращен в команду, причем получил место центрального нападающего.
Описывая этот случай, один журналист выразил его суть словами «смиренное покаяние сердитого буки». С этим я не согласен. Каждый может совершить ошибку. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Нередко трудно заставить себя чистосердечно признать, что ты не прав, и извиниться. Но как зачастую извинение облегчает жизнь!
Раз уж мы говорим об этом случае, могу признаться, что в то время должного урока я из него не извлек. Правда, я и не считал, что одержал какую-то победу, и у меня в мыслях не было – в этом я абсолютно уверен, – что я разбираюсь в хоккее больше, чем мой тренер. Просто мне хотелось играть, и манеры игры я не изменил.
Вернулся я в Пойнт Энн не без чувства удовлетворения, предвкушая к тому же очередной игровой сезон в Сент-Катаринсе, от которого меня отделяли летние месяцы тяжелой физической работы. Но все произошло иначе.
Летом я получил письмо от Бобби Вильсона, в котором он сообщал мне, что осенью в Сент-Катаринс приезжает для тренировок «Чикаго Блэк Хокс», и предлагал мне попробовать свои силы с прицелом на эту команду. Мне было тогда восемнадцать лет, и, на мой взгляд, я совсем еще не созрел для Национальной хоккейной лиги. Я старался больше об этом не думать, но моя мать усомнилась в мудрости такого решения, заявив авторитетно: «Ты можешь попасть в эту команду».
Такого же мнения придерживались Бобби Вильсон и другой вербовщик «Чикаго Блэк Хокс» – Фрэнк Эддолз, что они мне и высказали, когда мы увиделись летом. Я же по-прежнему считал, что они, должно быть, спятили с ума, и занимался своим делом – рубил дрова и скирдовал сено. Но мать от меня не отставала. Не то чтобы она меня пилила – это за ней вообще не водится, – а просто она пыталась внушить мне, что я ничего никогда не достигну, если не буду прилагать усилия, и что, даже если я останусь малозаметным игроком в профессиональной команде, разочарование будет не смертельным. Уговоры матери взяли верх, и я решил попытать счастья.
Начались занятия в школе. И я снова играл в американский футбол за местный колледж, по-прежнему будучи в неведении, насколько реально я мог рассчитывать быть принятым в «Чикаго Блэк Хокс».
Однажды, когда я вернулся домой после очередного футбольного матча, я нашел записку от Бобби Вильсона с просьбой позвонить ему. Предстоял товарищеский матч с командой «Нью-Йорк Рейнджерс», и я был включен в играющий состав «Чикаго Блэк Хокс».
Эдит Кристи, хозяйка дома, где я снимал комнату, отказалась выпустить меня из дому, пока я что-нибудь не перекушу. И это «что-нибудь» вылилось в большой кусок вырезки, поданной с обильным гарниром, то есть не совсем в то, что рекомендуется хоккеисту за два часа до игры.
Так я попал в Национальную хоккейную лигу. В тот вечер счастье мое было беспредельно, и в ходе игры мне удалось дважды поразить ворота нью-йоркцев, которые защищал Гамп Уорсли.[8] В тот вечер я стал членом клуба «Чикаго Блэк Хокс». И это в мои-то годы! Кстати, за всю историю существования Национальной хоккейной лиги в ее ряды удалось вступить только одному счастливчику, который был моложе меня.
Справедливости ради, я должен сказать здесь прямо, что мой первый гол в календарных играх Национальной хоккейной лиги был результатом чистой случайности. Мы играли в Чикаго против «Бостон Бруинз». В воротах у бостонцев стоял Гарри Ламли.[9] В один из напряженных моментов игры у ворот наших соперников завязалась борьба за шайбу. Я как-то быстро повернулся, упал на шайбу и… протолкнул ее прямо в ворота. Начало, разумеется, не впечатляющее, но надо сказать, что и все мое пребывание в Национальной хоккейной лиге в первый год мало чем впечатляло как моих тренеров, так и меня самого.
Я играл центрального нападающего в одной тройке с Эриком Нестеренко.[10] и Роном Мэрфи[11] И хотя теперь уже было труднее беспрепятственно носиться с шайбой по льду, мне по-прежнему удавалось держать шайбу слишком часто и слишком долго. Прошла еще пара лет, прежде чем я понял истинный смысл паса.
За два года, что я играл за Сент-Катаринс, я часто встречался на поле с Фрэнком Маховличем,[12] который выступал за Сент-Михаэлс. К концу сезона 1956/57 года Фрэнк перешел в «Торонто Мэйпл Лифс», где успел сыграть всего лишь в трех встречах, что не лишило его, однако, права быть в числе претендентов на Приз Колдера[13] по результатам сезона 1957/58 года, того самого года, когда я связал свою судьбу с «Чикаго Блэк Хокс». Забив за сезон двадцать голов, Маховлич завоевал этот приз. На моём счету было тринадцать шайб.
В чемпионате того памятного сезона наша команда «Чикаго Блэк Хокс» заняла пятое место, однако во все последующие годы мы непременно попадали в финальную пульку. Здесь мне припоминается смехотворная выдумка спортивных журналистов, и касается она меня. Говоря о моей спортивной биографии или повествуя о нашей команде вообще, журналисты слишком часто подчеркивают, что «Чикаго Блэк Хокс» неизменно играла в финальной пульке с тех пор, как в команду пришел я. Не спорю, это правда. Но, мне кажется, правдой является и то, что я внес в успех команды лишь свой скромный вклад. Еще задолго до того, как Бобби Вильсон набрел на меня в Белвилле и вывел меня на широкую дорогу профессионального хоккея, чикагский клуб начал создавать разветвленную систему дублирующих команд. Авторами этой идеи были тогдашние владельцы клуба Норрис и Уирц, а силой, приводившей в движение весь механизм этой системы, являлся Томми Айван.[14]
Из этой системы команд вышли, раскрыв свои способности в Сент-Катаринсе, такие мастера, как блестящий центральный нападающий Стэн Микита.[15] и не менее блестящие защитники Элмер Васко[16] и Пьер Пилот[17] Я был всего лишь одним из этой плеяды, и успехи «Чикаго Блэк Хокс» следует отнести на счет организации плановой подготовки молодежи для клуба.
План подготовки резервов есть у каждого клуба, что неизбежно должно было привести и привело, в конце концов, к расширению Национальной хоккейной лиги. Во время перепалки, которая развернулась, когда было объявлено о предстоящем расширении лиги, меня часто просили высказать свое мнение. Единственное, что я мог сказать, это то, что хоккею такое расширение лиги пойдет на пользу. Я был тут же обвинен в том, что меня больше всего в этом деле интересуют прибыли, которые будет приносить возраставшая аудитория телезрителей. Но, право же, я искренне верю, что это пойдет на пользу хоккею.
Надо сказать, что канадцы приняли очень близко к сердцу решение о расширении Национальной хоккейной лиги. Лейтмотивом их причитаний было то, что данный план являет собой еще одно проявление посягательства со стороны американцев на суверенитет Канады. Один журналист утверждал даже, что канадской национальной игрой теперь будут руководить из Соединенных Штатов Америки. Такая логика, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики, если согласиться, что хоккей – это игра, которая принадлежит всем странам.
