Бобби Орр - Моя Игра

Дуга Орра рассказ жены рассмешил. "Я вот всегда бывал им доволен, — сказал он, — и был уверен, что он удержится в НХЛ. Помню игру в Монреале несколько лет назад. У него великолепные финты, понимаете, когда голова, плечи, глаза, руки, бедра, ноги, колени, ступни-все движется в разных направлениях, если это можно себе представить. Мне иной раз кажется, что он вот-вот развалится на части. Так, в тот вечер он до того замотал финтами двух защитников Монреаля, что те столкнулись друг с другом и шлепнулись на лед. Бобби же спокойно объехал их и обыграл вратаря. Ну, скажу я вам! Я и мечтать не мог, что он будет так играть".

ГЛАВА I

Как это получается

Я не снимал коньков, которые мистер Фернье так любезно мне подарил. Естественно, то не были коньки для профессионалов за сто двадцать пять долларов, о которых в наши дни мечтают некоторые мальчишки, чтобы кататься как Айвен Курнуайе.[1] Но на них можно было кататься по льду, а это было для меня самое главное. Когда лезвия тупились, папа точил их, а мама время от времени чистила ботинки ваксой. Что до меня, то я считал свои коньки лучшими в мире. Они, правда, были мне великоваты. И щитков на ботинках не было. Подумаешь, какое дело. Это были мои коньки. И я был безмерно счастлив.

Дело в том, что шести или семи лет от роду человеку не нужно обязательно иметь самое лучшее, чтобы чувствовать себя хорошо на хоккейном катке. Мало кто из мальчишек Пэрри-Саунда имел коньки, которые были по-настоящему впору, пока им не стукнуло лет десять. А некоторые из нас надевали перчатки, которые принадлежали когда-то нашим отцам — те, конечно же, думали, что давно их сносили. Если у хоккейных перчаток не хватает всего лишь кожи на ладошках, это вовсе не значит, что им пришел конец. Под них я обычно надевал толстые шерстяные перчатки, и рукам было тепло. А клюшки? У нас и в помине не было клюшек с фиброгласовым покрытием нужного веса и высоты: в то время такие клюшки просто не делали. Иногда, чтобы клюшка не развалилась на куски, мы наматывали на нее толстый слой изоляционной ленты.

Вспоминая те дни в Пэрри-Саунде и сравнивая их с нынешними временами, я прихожу к выводу, что мне повезло, так как я вырос именно в то время. И что я рос именно там. В Пэрри-Саунде не было ни одного человека, равнодушного к хоккею. После школы нам не приходилось заботиться о том, чтобы очистить площадку от снега: наши родители обычно делали это за нас. Очень часто желающих поболеть за нас собиралось больше, чем самих игроков. А уж недостатка в тренерах мы никогда не ощущали-. То есть всегда находился человек, который сам разбирался в основах игры и, что важнее всего, знал, как научить этому нас. Например, как кататься на коньках, как бросать шайбу, как применять силовые приемы и как выполнять свои функции на поле. В Пэрри-Саунде были такие хорошие тренеры, как Алек Игер, а тренировать сборные команды обычно приглашали Бако Макдональда.

К несчастью для хоккея, такого энтузиазма как с той, так и с другой стороны уже больше не наблюдается даже в Пэрри-Саунде. У детей и их родителей слишком много других развлечений. Я предполагаю, что в Пэрри-Саунде на снегомобилях дети сейчас проводят больше времени, чем на коньках. Отец говорил мне, что сейчас можно по пальцам пересчитать людей, катающихся на коньках по реке или в заливе. Это очень печально.

Похоже, что нынче дети предпочитают искусственный лед и, конечно, в помещении. А это значит, что побегать на коньках у них нет возможности. Возьмем обычную команду восьмилетних хоккеистов. Вероятно, им выделяют лед на два часа в неделю. Но вместо того, чтобы кататься, как мы это делали в Пэрри-Саунде, они тренируются звеньями или проводят двусторонние встречи. Так что за час, на который выделяется каток, игрок в среднем находится на льду минут двенадцать-пятнадцать. А это означает, что в течение недели он катается на коньках всего около получаса. Мы же в Пэрри-Саунде бегали на коньках по тридцать часов каждую неделю с конца октября до середины апреля.

Но хуже всего то, что интерес к тренерской работе тоже пошел на убыль. Поверьте мне, для того, чтобы тренировать команду мальчишек, вовсе не надо иметь высокой квалификации. Нужно лишь знать основы игры: катание на коньках, бросание шайбы, передачи, игру корпусом и игру в зоне. А этому нетрудно научиться. Я знаю немало людей, которые сами в хоккей никогда не играли, но стали хорошими тренерами, прочитав огромное количество книг про обучение игре в хоккей. Например, Скотти Боумен не был профессиональным хоккеистом, однако считался одним из лучших тренеров НХЛ, когда работал с командами Сент-Луиса и Монреаля.

Позвольте мне с самого начала заявить, что хоккей-это игра. Не наука или нечто такое, в чем может разобраться только электронная машина. Роботам в ней нет места. Тед Уильямс[2] утверждает, что в спорте нет ничего более сложного, чем уметь совершить удар круглой битой по бейсбольному мячу. Уилт Чемберлен,[3] наверное, думает, что совершить три штрафных броска по корзине вдвое труднее, чем ударить по бейсбольному мячу. И я убежден, что Джордж Блэнда[4] полагает, будто удар по воротам, когда на тебя несется одиннадцать чудовищ, не сравнится ни с какими бросками по корзине. В общем, я ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь спортсмен во всеуслышание заявил, что есть на свете вид спорта более трудный физически или психологически, чем тот, которым занимается он сам. И это вполне естественно.

Что я думаю? По-моему, нет спорта труднее и мужественнее, чем хоккей. Это-самый быстрый командный вид спорта в мире, в котором игроки носятся по льду с головокружительной быстротой. На игру мы надеваем не менее дюжины всякого рода защитных приспособлений, но лишь немногим в НХЛ удавалось избежать накладывания швов на лице или на теле. Приятно ли, когда противник изо всей мочи бросает тебя на борт? Приятно ли, когда тебя бьют по лицу клюшкой — пусть неумышленно? А легко ли на полном ходу вести шайбу в зону противника, когда пятеро игроков молотят клюшками по твоему телу? А легко ли броситься под летящую шайбу? Говоря о напряжении, подумайте о бедных вратарях. Мы обстреливаем их шайбами в течение всей игры. Иной раз шайба летит со скоростью более ста миль в час. Лучшие голкиперы останавливают восемь из десяти брошенных по воротам шайб, но когда шайба все же пролетает мимо него, за воротами вспыхивает красный свет, оповещая зрителей, что вратарь на сей раз прозевал. Но тот вратарь, который может во время игры расслабиться, — это плохой вратарь. Помните великого голкипера Гленна Холла, защищавшего ворота чикагских "Блэк хоукс" и команды "Сент-Луис блюз"? Он испытывал такое напряжение, что перед каждой игрой его рвало.

Так что не надо говорить, будто играть в футбол, баскетбол или бейсбол труднее, чем в хоккей. Играть во все наши игры трудно!

Я люблю наблюдать игру в футбол по телевизору. Но в отличие от футбола, игры атлетической и трудной, хоккей все шестьдесят минут состоит из импровизаций. Вы видели когда-нибудь хоккейного тренера, который бы со своего места подсказывал игрокам тактические варианты? "Хорошо, ребята, сейчас проведем вариант вбрасывания у синей линии с прорывом правого крайнего к воротам". Или приходилось вам- видеть, чтобы хоккейный тренер подавал со своей скамьи условные знаки? "Значит, так, ребята: когда я 1) почешу лоб, 2) дерну себя за галстук, 3) положу правую руку на правый бок и 4) три раза подмигну правым глазом, это будет означать, что шайбу нужно передать Филу Эспозито в двух футах от синей линии". Ничего подобного вы никогда не увидите. Правда, когда мы на льду, то стараемся применять какие-то заготовки. Например, когда Фил Эспозито занимает место напротив ворот, каждый из нас старается передать шайбу ему, а когда справа от вратаря соперников оказывается Джонни Бучик, а мы играем в большинстве, то шайба идет ему. Однако я не помню, чтобы сам когда-нибудь сознательно пытался «сконструировать» подобную ситуацию, — разве можно сделать это за считанные доли секунды?

Хоккей-это игра профессионального чутья и ошибок. На льду я ищу подходящую ситуацию. В этом-суть. Когда такая ситуация возникает-например, наш игрок выкатился на свободное место или я знаю, что могу обвести защитника, потому что он повернулся не в ту сторону, — я немедленно реагирую на нее. Быть может, у меня реакция лучше, чем у других игроков, не знаю, но, как только я вижу возможность для атаки, я использую ее. А тогда-до свиданья! Поверьте, ни один из моих поступков на льду не является результатом генерального плана. Овладев шайбой позади своих ворот, я не принимаю решения: пройти по правому краю, пересечь центр по диагонали, выйти к синей линии с левого фланга и бросить шайбу щелчком, чтобы она влетела в ворота на высоте двух дюймов ото льда и в дюйме от ближней стойки. Я просто подбираю шайбу и иду, куда мне подсказывает чутье.