Юрий Шулика - Борьба дзюдо: первые уроки
НА ВОЛНЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ
Кризис национального самосознания, поразивший в то время Японию, болезненно отозвался в душах многих простых граждан. С одной стороны, еще жили воспоминания о величии японского самурайского духа, по-прежнему были в ходу древние понятия долга и благородства. Но, с другой стороны, западная культура стремительно врывалась в жизнь Японии, беспощадно указывая японцам на то, что во многом «варвары» значительно обогнали Страну восходящего солнца. И в Японии преклонение перед Западом сменилось проповедью идеи «нихонсюги» – японизма, мистического единства и величия японцев под сенью «ямато дамасий» – «духа Ямато».
Кано Дзигаро чутко улавливал все изменения в государственной идеологии. Власть предержащие активно заговорили о японской национальной идее? Прекрасно, Кано готов пропагандировать дзюдо как исключительно «национальную драгоценность». Он пишет несколько статей, в которых доказывает, что нет лучшего способа воспитания молодежи в духе «нихонсюги», чем дзюдо. Естественно, теперь о западном влиянии он мудро решил умолчать. В додзё должна царить атмосфера серьезности, «как в каждом храме для поклонений или духовных упражнений». Причем – самое главное! – эта атмосфера является «наследием самураев, духу которых мы верны до сих пор». Благодаря активной пропаганде национальной идеи дзюдо получает полную государственную поддержку и даже вводится в качестве обязательной дисциплины в средних школах.
Теперь Кано вплотную подходит к завершению формирования системы тренировки в дзюдо, ставшей каноном Кодокана. В ее основе два типа отработки приемов – свободные схватки (рандори) и формальные комплексы (ката). Одно без другого не может существовать: в ката вырабатывается особое состояние духа, «чистого, как поверхность озера в безветренный день», а в рандори проверяется, насколько способен боец сохранять такое состояние духа перед лицом противника.
Кано очень гордился своей отлично продуманной системой рандори, на которой базируется современное дзюдо; ката, в особенности среди западных дзюдоистов, сегодня уже почти не практикуются. Гордость Кано станет нам понятнее, если вспомним, что в дзю-дзюцу практически не было свободных поединков, все должен был решить один прием. Фактически в старом дзю-дзюцу отрабатывалась защита от конкретного нападения, например, с мечом, копьем или голыми руками. Затем следовал мощный бросок или залом руки, на этом схватка заканчивалась. Точнее – должна была закончиться. Но реальность поединка нередко противоречила самым строгим расчетам: противник мог оказаться столь ловким, что его невозможно было свалить ни одним, ни двумя приемами. А Кано учит не столько бросать противника, сколько бороться; не случайно в его додзё схватки порой продолжались по нескольку часов без остановки. Правда, тут в немалой степени пригодился и опыт дзю-дзюцу. Для отработки бросков Кано перенимает систему утикоми – многократных подходов к броску без его завершения. Например, при броске через бедро борец резко подседал под противника, взваливал его на себя, отрывал от земли, но не бросал. В дзю-дзюцу утикоми позволяли отрабатывать самые опасные броски, например, с падением партнера на голову.
По-видимому, Кано не сразу пришел к мысли вывести дзюдо на уровень спортивных соревнований. «Отец дзюдо» стремился прежде всего создать эффективную прикладную систему для полиции и армии, ряд разделов которой можно было бы использовать в целях воспитания молодежи.
Принципы дзюдо Кано излагал ясно и просто, что привлекало к нему многих последователей. Он учил избегать прямого столкновения «силы с силой», использовать «путь мягкости, податливости» против грубого усилия соперника. Вот отрывок из его публичной лекции, сопровождавшейся показом приемов дзюдо:
«Предположим, что мы оцениваем силу человека в неких единицах. Скажем, что сила этого человека – в данном случае моего ассистента – составляет десять единиц, в то время как моя сила меньше его – всего семь единиц. Если он толкнет меня со всей своей силой, я, конечно же, отлечу
назад или даже упаду, даже если я буду использовать всю свою силу против него. Это то, что должно случиться, если силу противопоставлять силе. Но если вместо того, чтобы противостоять ему, я не буду сопротивляться, а лишь уберу свое тело ровно настолько, насколько он толкает, сохраняя при этом свое равновесие, он, естественно, наклонится вперед и потеряет равновесие. В этом положении он окажется столь слаб (не в понятиях реальной физической силы, но из-за неудобства позиции), что уменьшит свою силу на какое-то мгновение, предположим, будет иметь три единицы вместо десяти. Обладая большей силой, чем мой противник, я, конечно же, смогу бросить его. Но перед тем как бросить, я не должен сопротивляться ему, что значительно сэкономит мою силу».
Такие объяснения могут показаться нам несколько примитивными, но надо учитывать, что Кано выступал перед японской аудиторией, у которой порой не было элементарных понятий о кинематике движений, даже известные мастера дзю-дзюцу до всего доходили интуитивно, эмпирически, путем проб и ошибок. Приходится признать, что это было единственное «научное» объяснение основополагающего принципа «податливости», или «мягкости», в дзюдо, которое могли воспринять в то время японцы.
Попасть в Кодокан было и трудно, и легко. Фактически туда мог прийти каждый, но в течение первых месяцев отрабатывались лишь способы самостраховки и падений. Учеников заставляли работать не только до пота, но и до слез – старшие ученики били их за неправильно проведенный прием. Новички боролись с заведомо более сильными противниками, которые просто использовали их в качестве мешка для отработки бросков. Одни после нескольких месяцев таких тренировок уходили сами; других – тех, кто обижался или впадал в уныние – выгоняли инструкторы: из ученика, который обижается на своего наставника, не выйдет хорошего дзюдоиста.
Но и дальше тренировки не становились легче. Многократный чемпион Японии по дзюдо мастер Ёсимацу, прошедший все испытания Кодокана, вспоминал: «Когда я останавливался на несколько мгновений, чтобы перевести дыхание, мой тренер немедленно подходил ко мне и указывал, с кем продолжить борьбу. Когда же, измученные, мы все же хотели отдохнуть, тренер говорил: «Берите пример с такого-то». И мы начинали снова… Во время обязательных занятий садиться не разрешалось, и ученики должны были тренироваться с борцами более высокого класса или преподавателями. Когда мы пытались отдохнуть несколько секунд, руководители подходили к нам и спрашивали, чего мы ждем. Когда мы поправляли напульсники или одежду, они упрекали нас в том, что мы делаем это слишком долго. Когда мы тренировались с ними, мы ничего не могли сделать, настолько они были сильны. Мы плакали от унижения и досады. «Ты плачешь!» – говорили тренеры. «Нет, это пот», – отвечали мы и продолжали тренировку. Иногда, недовольные нашей «работой», они били нас по щекам».
При этом патриархи Кодокана (и прежде всего сам Кано Дзигаро) не уставали ради популяризации своей системы повторять, что при овладении приемами дзюдо в особой физической силе или экстраординарной выносливости нет необходимости. Одним словом, «если сила нападающего равняется десяти единицам, а моя – всего лишь семи, то…».
Сам же «отец дзюдо» превыше всего ценил преданность системе. Он справедливо полагал, что главное – чтобы человек пришел в Кодокан и доказал искренность своих намерений изучать дзюдо, быть до конца жизни верным не только самой системе, но и ее первопатриарху. Проверить это было нелегко, так как, в отличие от старых школ дзю-дзюцу, в Кодокан приходили сотни людей, а официальный прием молодого пополнения был вообще ежегодным. Для проверки лояльности в Кодокане ввели специальные скрытые тесты, причем автором многих из них был сам Кано. Вот, например, суть нехитрой, но эффективной системы отбора, которую Кано практиковал в 20-е годы.
Перед молодыми слушателями, сидящими стройными рядами на коленях в огромном додзё Кодокана, сам патриарх дзюдо читал многочасовую лекцию о сущности своей системы. Кому-то из новичков она могла, безусловно, показаться скучной или слишком заумной; они начинали крутить головой, ерзать на месте, проявлять другие признаки нетерпения. Сзади за всеми новичками наблюдали строгие взгляды инструкторов Кодокана, моментально определяя особо нетерпеливых. Таким путь в Кодокан был закрыт. Причем большинство новобранцев и не догадывались, что присутствуют на хитром экзамене, – они ждали испытания физической силы, а на самом деле испытанию подвергались их терпение и прежде всего уважение к традициям боевых искусств и к самому «отцу дзюдо».
Кано свято верит, что мастер рождается не из технического арсенала, но проявляется в гармоничном единстве физического и нравственного развития. Не случайно на одной из лекций обычно невозмутимый Кано порывисто воскликнул: «Да есть ли какой-нибудь принцип, который никогда не дает сбоев? Да, есть! Это принцип максимальной эффективности использования тела и духа. И податливость – это всего лишь частный случай применения этого фундаментального принципа».