Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич
- Держись! - кричал он. - Сейчас пойдем вниз!
Но имевший большую сплавную силу аэростат не слушался клапана и продолжал подниматься.
- Подтянись и обвяжись веревкой! - приказывал и просил Гришин.
Руки солдата, слабея, выпускали поясную. Беззвучно пошевелив губами, он сорвался и камнем полетел вниз.
Смелый, физически тренированный человек, вероятно, вышел бы победителем в этой борьбе за жизнь. Мне вспоминается, как мужественно вели себя мои молодые товарищи Аркадий Новодережкин и Игорь Старицин, когда попали вместе со мною в довольно опасную переделку.
Наш субстратостат более часа дрейфовал на высоте 10700 метров. Глубоко под нами простиралась сплошная облачность, пустынная и безбрежная, как море. Лишь на востоке над облаками выступала, будто маяк на маленьком островке, красивая, увенчанная шпилем башенка - вершина здания Московского государственного университета на Ленинских горах.
Пора было подниматься, чтобы закончить научные наблюдения. Окинув взглядом приборы, я обратил внимание на вариометр: к моему удивлению, он показывал, что мы опускаемся со скоростью 3 метра в секунду. Взглянув вверх, я увидел, что выполненная до этого оболочка обмякла и сморщилась, а рукав аппендикса закрылся - верные признаки снижения! Новодережкин вопросительно смотрел то на меня, то на стрелку вариометра, которая все больше отклонялась.
Я велел Аркадию сбросить балласт. Он обрезал шпагат, и за бортом опрокинулись привязанные к гондоле три мешка с песком. Никакого результата! Скорость возросла до 8 метров в секунду. Я приказал своим спутникам прицепить парашюты и велел Новодережкину передать о случившемся в обсерваторию.
«Не травят ли клапаны?» - подумал я, поочередно натягивая и быстро отпуская обе клапанные веревки: оболочка, объемом пять тысяч пятьсот кубических метров, имела два газовых клапана.
«Субстратостат почему-то быстро снижается», - сказал Новодережкин в микрофон.
Тарелки клапанов захлопнулись нормально. Значит, дело не в них. Стрелка вариометра продолжала отклоняться: 10… 11… 14 метров в секунду!
- Балласт!… Еще, еще!…
Новодережкин и Старицин сбросили около тонны песка, но скорость возрастала. Дело плохо! Несомненно, где-то на оболочке есть разрыв.
«Бросаем балласт… Еще сбросили балласт», - передавал по радио Аркадий.
Гондолу так раскачивало, что нам приходилось крепко держаться за стропы. Нижнюю часть оболочки сильно трепал встречный воздух. Не хватало, чтобы у нас в дополнение ко всему произошел пожар!
- Подтянуть уздечковую!
Аркадий и Игорь изо всех сил натянули уздечковую, но она выскользнула и свисающая материя с глухим хлопком отбросилась кверху. Очевидно этот удар выдавил из оболочки через разорванное место много водорода. Я догадался об этом, так как скорость резко возросла… Хотя бы одному из нас следовало облегчить субстратостат. Я велел сесть на борт и приготовиться к прыжку никогда еще не прыгавшему с парашютом Старицину. Аркадий, как пилот и радист, не мог первым покинуть наш терпящий крушение «корабль».
- Не выдергивай кольцо сразу, - предупредил я Игоря. - Медленно считай до десяти, иначе попадешь на гайдроп. Считай громко, чтобы я слышал!
«Балласт сброшен весь. Решаем облегчить гондолу и сбросить с парашютом Старицина», - продолжал передавать Новодережкин.
На высоте 2000 метров я скомандовал: «Пошел!», и Игорь оттолкнулся от гондолы. Мы следили за его переворачивающимся в воздухе телом. «Раз!… Два!… Три!… Четыре!…» - доносилось до нас.
- Слишком быстро считает! - сказал Аркадий.
По неопытности Старицин поторопился. Пролетев не более 50 метров, он открыл парашют, и я увидел, как белый купол вплотную приблизился к висящему под нами гайдропу.
- Скользи! Подтягивай стропы! - крикнул я. Гондола вот-вот могла нагнать парашют.
Замешкайся, опоздай Старицин, и произошла бы беда. Но Игорь отважно встретил опасность. Как заправский парашютист, подтянул он часть строп и тотчас отошел от гайдропа. Гондола пронеслась мимо.
Обо всем этом Новодережкин короткими фразами сообщал в обсерваторию. Поразительный радиорепортаж!
После прыжка Старицина скорость спуска уменьшилась до 8 метров - большая, но не столь уж опасная скорость. Однако она снова стала нарастать. Под нашими ногами лежал большой свернутый брезент, предназначенный для упаковки оболочки. Он весил семьдесят килограммов. Мы безуспешно пытались вытащить его. До земли оставалось около двухсот метров. Нырнув в облака и, миновав их, мы увидели, что быстро опускаемся на лес… Верхушки деревьев рядом! Удар, треск сучьев и вдруг со дна гондолы вверх ушел ствол высокой осины. Затем наступила тишина. Гондола (хорошо, что только она!) нанизалась на верхушку дерева, словно шашлык на вертел. Едва я успел перевести дыхание, как Аркадий поднес ко рту микрофон:
- Я - ВР101, я - ВР101! Как слышите меня? Прием.
Прошло несколько минут и откуда-то раздалось:
- Аркадий! Аркадий!
Из чащи появился наш парашютист. Мы спустились к нему по гайдропу, и Игорь рассказал, что, когда мы обогнали его, он увидел на оболочке рядом с разрывной щелью большое отверстие. Потом субстратостат исчез в облаках, и до Игоря донесся такой сильный шум, что он подумал: «Не в последний ли раз приземлился я с Аркадием». Игорь повис на сосне и, освобождаясь от парашюта, услышал, как Новодережкин вызывает по радио обсерваторию.
Мы уселись рядом, достали из сумки с продуктами бутылку вина, которая, побывав в стратосфере, сохранила приятную прохладу, и поздравили друг друга с избавлением от грозившей нам опасности. Наблюдая за моими товарищами, я ясно видел, что случившееся не поколеблет их привязанности к воздухоплаванию. Еще бы! Слишком оно романтично и увлекательно, чтобы к нему охладели люди, по-настоящему любящие спорт, путешествия и приключения.
Игорь уже начал было напевать «губы, как кровь», а Аркадий, показывая на пронзенную осиной гондолу, не без остроумия заметил: «упаду ли я стрелой пронзенный», как позади нас послышались чьи-то шаги. Обернувшись, мы увидели какого-то человека в кожаной куртке и сапогах. Он удивленно глядел на нас, на гондолу и покачивающуюся над деревьями оболочку. Это был лесник, привлеченный далеко разнесшимся шумом падения субстратостата.
Коротко пояснив случившееся, мы уточнили свое местонахождение и осведомились, куда обратиться за помощью. Лесник сказал, что нам может помочь расположенная поблизости войсковая часть. Его прервал громкий треск: не выдержав сильного раскачивания, обломилась верхушка осины. Гондола скользнула вниз и повисла в двух метрах от земли. Вот и хорошо! Аркадий забрался в нее и сообщил в обсерваторию наши координаты. Ему отвечали, что на место аварии немедленно выезжает комиссия.
- Кто со мною пойдет в воинскую часть? - спросил лесник.
- Иди ты, Игорь, - решил я.
Оставшись вдвоем, мы с Новодережкиным коротали время за беседой. Аркадий рассказал мне подробности полета, незадолго до этого выполненного им вместе с Семеном Гайгеровым и Сергеем Семиным - молодым пилотом нашего отряда. Тридцать пять часов пробыли они в воздухе и опустились в прикаспийской степи, не сумев из-за отсутствия балласта долететь до видневшегося впереди населенного пункта. Но населенный пункт, пока они складывали оболочку, бесследно исчез. Это был мираж!
Аэронавты, растянув антенну, пытались связаться с городом Гурьевым. Семин слышал, как Гурьевская радиостанция переговаривалась с пароходами, самолетами. На его сигналы ответа не последовало: сдало питание передатчика.
Любопытными деталями был насыщен рассказ Аркадия. Ночь, проведенная в безлюдной степи. Кабаньи и волчьи следы вокруг места посадки. Надпись, оставленная на оболочке: «Здесь 26 сентября 1951 года опустился аэростат. Экипаж ушел на поиски населенного пункта на север». Встреча с колхозниками-казахами. Экспедиция, снаряженная на верблюдах, для вывозки аэростата и в довершение всех приключений - еще одна полная неожиданность. Из-за сильного ветра море вышло из берегов и, разлившись на много километров, затопило аэростат. Гондола едва виднелась вдали над водой!
