Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич
Мало кто знал, что облака в то утро были рассеяны специально оборудованным самолетом. С тех пор на ряде наших аэродромов рассеивание облаков применяется регулярно. А за последнее время в воздействии на облака достигнуты новые, еще большие успехи. Теперь стало возможным вызывать не только снег, но и дождь.
Таковы первые шаги науки в области управления погодой. Воздухоплаватели гордятся тем, что способствовали этому своими полетами. Прав был великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев, указавший, что «…придет время, когда аэростат сделается таким же постоянным орудием метеоролога, каким ныне стал «барометр».
Это время пришло. Маленькие, наполненные водородом оболочки во многих пунктах земного шара систематически поднимают в высокие слои атмосферы приборы, сообщающие по радио на землю сведения об атмосферном давлении, температуре и влажности воздуха. Такие шары служат и для наблюдения за ветром. Взлетают стратостаты с оболочками, изготовленными из тончайшего, эластичного и морозостойкого материала. Они управляются не людьми, а автоматически действующими устройствами.
Аэрологические наблюдения привели в послевоенные годы к открытию интереснейшего явления - струйных течений в атмосфере. Такое название получили обнаруженные на больших высотах узкие зоны сильных ветров. Эти ветры имеют определенное направление и огромную горизонтальную протяженность. Они с успехом используются авиацией, намного сокращая продолжительность дальних рейсов высотных самолетов.
Струйные течения создают возможность длительного направленного дрейфа воздушных шаров. Современная радиотехника и электроника позволяют автоматизировать управление шаром и находящейся на нем аппаратурой. Но хорошо, когда такая аппаратура предназначена для научных, а не для разведывательных, военных целей и засылки в миролюбивые страны провокационных листовок.
Мы далеки от подобных дел. Нигде в мире полеты на свободных аэростатах не использовались столь широко для изучения воздушного океана, как у нас в Центральной аэрологической обсерватории. Мы продолжили работу, давно начатую нашими славными соотечественниками - известными русскими учеными М. А. Рыкачевым и М. М. Поморцевым, которые проводили исследования атмосферы в многочисленных полетах на свободных аэростатах еще во второй половине прошлого столетия.
Многое можно было бы рассказать о том, как научные сотрудники обсерватории, летая на воздушных шарах, обогащают советскую науку. Вот, например, кандидат физико-математических наук Владимир Григорьевич Кастров. Он занимается исследованиями солнечной радиации, благодаря которой возникают все происходящие в атмосфере процессы: тепловая энергия солнечных лучей поднимает с поверхности океанов и морей в виде испарений миллионы тонн воды высоко в небо, способствует превращению этих испарений в облака, вызывает вертикальные токи воздуха, создает ветры. Кастров посвятил свою деятельность сложным теоретическим вычислениям и различным опытам, связанным с изучением лучей солнца.
Однажды ранней весной Зиновеев и я поднимались вместе с Владимиром Григорьевичем на высоту 8500 метров. В конце полета, когда внизу показалось село и относительно сухое поле, Зиновеев повел субстратостат на посадку. По мере снижения ветер усиливался. Вскрытая оболочка слегка протащила нас и опустилась на невысокую березу. Вершина аэростата, на которой был установлен один из приборов для изучения солнечной радиации, свешивалась с дерева. К этому прибору и устремился Владимир Григорьевич, едва выйдя из гондолы.
Порывистый ветер сердито трепал материю. Вдруг раздался резкий шум, и что-то громко, будто спускающий пары паровоз, зашипело. Субстратостат окутался черным дымом. Зиновеев бросился к Кастрову и потащил его назад.
- Надо снять прибор! - ворчал ученый, сопротивляясь.
Если бы в оболочке, помимо остатка водорода, был воздух, мог произойти взрыв гремучего газа. А около нас было уже много колхозников.
- Ложись! - крикнул я.
Взрыва не последовало. Дым рассеялся. Подойдя к березе, мы увидели, что серебристая материя субстратостата во многих местах обуглилась.
За безупречную двадцатилетнюю научную деятельность правительство наградило Кастрова орденом Ленина. Когда на торжественном собрании сотрудники обсерватории поздравили его и преподнесли ему букет цветов, этот седой, суховатый на вид человек от волнения не смог выговорить ни слова. Он закрыл лицо руками и, сутулясь, вышел из зала.
Вспомнив, как Кастров, не задумываясь об опасности, спешил к прибору, я рассказал об этом одному из сослуживцев.
- Да, - заметил тот, - Владимир Григорьевич настолько увлечен своими научными наблюдениями, что способен совершенно забыть об окружающем. Вы знаете, что недавно произошло с ним на самолете? Нет? Ну, слушайте. В воздухе у самолета загорелся мотор. Летчик стал быстро опускаться, сбил пламя и пошел на вынужденную посадку. Экипаж, конечно, очень волновался. Кастров же преспокойно вел наблюдения. Пилот вышел из кабины и говорит ему: «Вы, пожалуйста, извините, что так произошло». А Владимир Григорьевич спрашивает: «Простите, в чем, собственно, дело? Я видел какой-то дым. Разве что-нибудь случилось?».
До предгорий Тянь-Шаня
Никогда с нашей стартовой площадки не начиналась столь длительная воздушная экспедиция, как 25 октября 1950 года. В то утро Крикун и я исполняли на старте обязанности спортивных комиссаров Центрального аэроклуба СССР имени В. П. Чкалова. Как полагается по правилам регистрации рекордов, мы, тщательно осмотрев три контрольных барографа, опломбировали их и укрепили на стропах субстратостата «СССР ВР79».
На этот раз субстратостат снарядили не для высотного полета. Поэтому его оболочка была заполнена водородом полностью и могла поднять около 2300 килограммов полезного груза. Если бы этот груз составляли только балласт и продукты, экипаж воздушного шара мог продержаться в воздухе длительное время. Вероятно, оно превысило бы сто часов. Но гондола субстратостата была загружена многочисленным научным оборудованием, радиоаппаратурой, аккумуляторами. И все же Сергей Зиновеев и Семен Гайгеров рассчитывали побить мировой рекорд продолжительности и дальности полета.
Вместе с третьим членом экипажа радистом Матвеем Кирпичевым они осмотрели аппаратуру, проверили рацию, пристегнули парашюты и заняли места в гондоле. Видавший на своем веку виды, испытанный когда-то Сашей Фоминым, субстратостат поднялся над площадкой и растаял в низких облаках.
Вначале мы получали от Кирпичева неутешительные сведения. Субстратостат осыпало снегом, он тяжелел, и Зиновеев был вынужден непрерывно расходовать балласт. В первый же час он сбросил 100 килограммов песка. Направление ветра - на юг - не благоприятствовало побитию рекорда: не станешь же пересекать Черное море или Кавказский хребет!
Ночью положение улучшилось. Снегопад прекратился. Ветер менял направление на восточное. А над необъятными просторами восточной части нашей страны можно совершить полет огромной продолжительности и дальности. Весь второй день воздухоплаватели находились на высоте 25003000 метров. Землю закрывали облака. Балласт почти не расходовался. К исходу ночи 27 октября аэронавты пересекли Волгу недалеко от Сталинграда и продолжали полет со скоростью 60 километров в час. Утром они поднялись до 4000 метров, где скорость ветра составляла 108 километров в час. С начала полета было израсходовано пятьдесят пять мешков - тысяча сто килограммов балласта.
По карте мы увидели, что воздушный шар несет прямо к Каспию. И, действительно, Кирпичев сообщил, что они летят над безлюдной песчаной местностью к северной части моря. Вскоре экипаж разглядел впереди сверкающее водное пространство.
Нашим воздухоплавателям еще не приходилось пересекать море. Вся обсерватория взволнованно обсуждала, как быть экипажу: садиться или продолжать полет? Что если аэростат отнесет далеко в море и у Зиновеева не хватит балласта?
Большая скорость и устойчивое направление ветра позволяли нам думать, что «дед», как у нас в отряде шутливо называли Зиновеева, не сдастся. Да и у Гайгерова был не меньший спортивный задор. Так и произошло. «Решено пересечь северную часть Каспийского моря ввиду большой скорости полета и достаточного количества балласта», - записал Зиновеев в бортжурнал. Но мы несколько часов не знали, что происходит: когда субстратостат находился над водой, прервалась радиосвязь. Очевидно, это объяснялось особенностями распространения коротких волн.
