Джеймс Аллен - Михаэль Шумахер – номер один
В болиде Ferrari 1996 года Шумахер был бессилен и не способен бросить вызов Деймону Хиллу на Williams и его новому партнеру по команде Жаку Вильневу. Немец приложил поистине нечеловеческие усилия и выиграл гонки в Барселоне, Спа и Монце. По его совету Тодт связался с Россом Брауном и Рори Берном и убедил их перейти из Benetton в Ferrari. Берн планировал уйти на пенсию и организовать в Таиланде центр скуба-дайвинга, но его разубедили. Двум конструкторам не разрешалось уйти из Benetton до конца сезона, поэтому они не могли ни участвовать в разработке болида 1997 года, ни перестраивать систему в Маранелло.
Настроение в Ferrari в 1996 году было упадническим. Инженер Энцо Касторини, ответственный за двигатели Шумахера, вспоминает то время: «Мы были настроены пессимистично. Когда мы снова начнем побеждать? Никогда».
Игнацио Лунетта, гоночный инженер Шумахера, работал с бывшими пилотами команды Жаном Алези и Герхардом Бергером и отнесся к появлению Шумахера как к глотку свежего воздуха.
«Отношения с Михаэлем были спокойные, нормальные. Несмотря на всю мою любовь к Алези, я должен признать, что между ними есть большая разница. Михаэль ведет/людей за собой, что и должен делать лидер. Но не как Бергер, который хочет, чтобы его воспринимали как технического директора, хотя он таковым не является ни по рангу, ни по компетентности. Влияние Шумахера выражалось в том, что в команде перестали принимать отговорки и давить друг на друга перестали. Были неприятные инциденты в 1996 году, самый худший – в Канаде, когда сломалось сцепление. Мы провели плохой пит-стоп, а затем полетел карданный вал. Когда Михаэль вернулся в боксы, мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись».
Всем остальным это тоже казалось смешным. Швейцарский журналист Роже Бенуа организовал своеобразный тотализатор, для участия в котором Берни Экклстоун и другие платили по пятьдесят долларов перед каждой гонкой сезона-1996. Они делали ставки, на каком круге сойдет Шумахер. На Гран-при Франции дело приняло совсем ужасный оборот: Михаэль сошел на установочном круге, даже не доехав до стартовой черты. Его машину забрал эвакуатор, и он вернулся в паддок, все еще сидя в болиде, — картина полнейшего бессилия. Когда Росс Браун добился того, что машины стали надежными и Шумахер мог целый сезон ездить без единой технической проблемы, эта глава в истории Михаэля была забыта.
Шумахер очень, мягко говоря, ждал прихода Брауна в конце 1996 года. «Он принял очень и очень смелое решение, когда перешел в Ferrari, потому что он не знал структуры команды, — говорит Росс Браун. — Он был слегка разочарован: не понимал, какие шаги нужно предпринять, чтобы поставить команду на рельсы. Михаэль не наблюдал никаких планов развития на ближайшие годы, к чему успел привыкнуть в Benetton. Тогда он понял, что нужно менять состав команды».
Две гонки в 1996 году могут послужить яркими примерами того, какой сложный это был сезон для Шумахера. Его поведение тоже говорит о многом.
Он ни в коем случае не увиливал от ответственности и не искал отговорок. Он выражал стопроцентное раскаяние, которое критикам хотелось бы видеть чаще с его стороны. Эти слова сослужили ему хорошую службу: СМИ отдавало ему должное, а публика сочувствовала.
В предыдущие годы Михаэль побеждал в Монако и знал, что в гонке по городским улицам у Ferrari минимальные шансы на успех. В Монако разница между плохой и хорошей машиной ощущается меньше всего и гонщик играет определяющую роль. Шумахер заслуженно занял поул-позишн, проехав искрометный круг, рискуя в каждом повороте, флиртуя с поребриками по периметру трассы.
День гонки оказался дождливым, и, учитывая беспрецедентное мастерство немца в дождевых условиях, все говорило о том, что первая победа Шумахера за Ferrari будет чистой формальностью. Вместо этого он разбил машину на первом круге гонки. Немец очень плохо стартовал, пропустив вперед Деймона Хилла, а затем машину понесло в заграждение в повороте «Портье». Это произошло полностью по его вине. Безутешный Михаэль пешком вернулся в паддок, заперся в моторхоуме Ferrari и просидел там полчаса наедине со своими мыслями, а потом вышел к журналистам. Когда он появился, он сумел все обыграть просто безупречно:
«Я крайне расстроен. Расстроен и зол на себя. Лишь я один виноват в том, что случилось. Я зацепил обочину и не смог удержать машину по своей вине. Трасса была скользкой, но я один допустил эту кошмарную ошибку. Я человек и могу ошибаться, но я очень расстроен за Ferrari, потому что это была первая реальная возможность для нас побороться за победу в гонке. Теперь я просто обязан сделать все правильно, вернуть долг команде и болельщикам».
У Михаэля впоследствии были и другие спорные ситуации, после которых многие его приближенные ждали от него действий, как тогда в Монако, но подобное было скорее редкостью. Несмотря на то что поднять руки и признать свою неправоту иногда лучше всего, Михаэль начал считать, что СМИ требуют извинений, особенно итальянцы-католики, настаивающие на признании во имя отпущения грехов. С годами Шумахер все меньше шел у них на поводу. Разумеется, есть разница между простой ошибкой, которая не отразилась ни на ком, и инцидентом с участием других гонщиков." |
По иронии судьбы, когда Михаэль сел на свой Ducati, чтобы вернуться в апартаменты, он проехал всего лишь несколько сотен метров, после чего у него заглох двигатель! Это был не день Шумахера.
После чистосердечного признания немца в Монако Жан Тодт заметил, что «Шумахер признает ошибки других, но не свои собственные». Это, правда, и является отличительной чертой великих гонщиков. В тот же момент не было никакого другого объяснения происшедшему: Михаэль потерял контроль над болидом, и это его глубоко огорчило.
Две недели спустя у Шумахера появилась возможность «сделать все как надо» на Гран-при Испании в Барселоне. Гонка опять же была дождевой, и в этот раз он не допустил ошибки. Это стало одной из величайших демонстраций мастерства, которые случались в Формуле-1. Его преимущество в скорости оказалось таким, словно трасса была сухой для него и мокрой для всех остальных. В плохих погодных условиях он иногда проходил круги на четыре секунды быстрее ближайшего преследователя. И снова многие начали сравнивать его с Сенной, одним из немногих, кто был способен настолько превзойти остальных. В нормальных условиях на техничном треке, каковым является Барселона, у Ferrari не нашлось бы оружия против аэродинамически превосходившей ее команды Williams, которая была почти на секунду быстрее в квалификации.
Болиды Ferrari испытывали постоянные проблемы со сцеплением в том сезоне, и в Испании Шумахер снова стартовал не слишком хорошо, в итоге скатившись на девятое место. Он пропустил три машины на первом круге, но был почти в семи секундах позади лидера, Жака Вильнева. Эдди Ирвайн вылетел с трассы, пытаясь справиться с машиной, так же, как и Деймон Хилл на Williams. Шумахер вскоре прошел Алези, Бергера и Вильнева, а затем просто укатил в туманные дали. К 39-му кругу он опережал всех на 1 минуту 12 секунд. По сравнению с ним все остальные гонщики казались бездарными новичками. Затем его начал подводить двигатель – из-за проблемы с электрикой цилиндры периодически вырубались. Шумахер замедлил темп, но тем не менее выиграл с преимуществом более сорока секунд. На последних кругах он разрядил атмосферу в боксах Ferrari, пошутив по радио: «Давайте потом встроим печку в болид, а то холодно!»
Шумахер доминировал в таких условиях, но он также был мотивирован, как никто другой, — хотел вернуть долг команде и поклонникам после Монако. Их вера в него, которая висела на волоске, более чем укрепилась, а шутка по радио свидетельствовала о том, что он думает о них.
Если внимательно наблюдать за этой гонкой, можно увидеть, как Шумахер меняет траекторию прохождения поворотов, пытаясь найти лучшее сцепление с трассой. Пока остальные довольствовались тем, что вообще остаются на трассе, Шумахер стремился к совершенству в сложнейших обстоятельствах. Ему удавалось идти на пределе, тогда как другие даже не желали знать, где этот предел. «Я пробовал разные траектории, потому что в трех или четырех местах на трассе сцепление было критическим, и я рисковал потерять контроль над машиной, — вспоминает Михаэль. — Прежде чем сделать обгон, я долго шел по траектории впереди идущей машины, не рисковал, всегда оставался настороже и следил за поведением болида».
Вслед за Барселоной пришло очень сложное лето, со сходами и невыразительными успехами. Напряжение нарастало, и многие говорили, что нужно уволить Жана Тодта. «Это было ужасно, — вспоминает Шумахер. — Давление становилось все сильнее. Все требовали, чтобы Жан ушел. Я сказал, что уйду вслед за ним. Думаю, что именно с тех пор мы всегда полагались друг на друга». Но затем Шумахер выиграл гонку в Спа, и пришло некоторое облегчение. За этим последовала невероятно эмоциональная победа в Италии, которая словно развеяла чары – в Монце Ferrari не побеждала уже восемь сезонов. Происходящее после финиша было невероятным: десятки тысяч людей взяли трассу приступом, развернули гигантский флаг Ferrari. Это была демонстрация силы и торжества всему миру, и именно Шумахер вернул фанатам гордость за команду. |
