Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста - Полосухин Порфирий Порфирьевич
Партизаны быстро разгрузили самолет и внесли в него раненых. Машина тут же вырулила на край площадки, побежала, освещая себе дорогу, и взлетела. Поднялись и остальные машины. Они торопились пересечь линию фронта до рассвета.
За ужином в землянке я рассказывал о Москве, о положении на фронтах. Хотя партизаны получали по радио сводки о военных действиях, их вопросы ко мне, казалось, были неисчерпаемы. Они ловили каждое слово о том, что происходит на «большой земле».
С восхищением смотрел я на бесстрашных народных мстителей. Как-то даже не верилось, что эти сидящие рядом со мною в глубоком тылу врага простые люди неизменно выходят победителями из сражений с крупными силами гитлеровцев.
Утром, походив по лагерю, я поразился его размерами. А ведь это был только лагерь штаба партизанского соединения. Большое впечатление на меня произвели соблюдавшиеся здесь, словно в регулярной воинской части, порядок и дисциплина. Осмотр посадочной площадки убедил меня в ее пригодности для одновременной приемки значительного числа самолетов. Моя задача заключалась в том, чтобы проинструктировать людей о правилах аэродромной службы, обеспечивающих безаварийность полетов. Я имел также задание осмотреть накопившиеся у партизан парашюты, выбрать годные и подготовить их отправку в Москву. Освободясь от этих дел, я с радостью наблюдал, как ночью на партизанский аэродром приземлились двенадцать краснозвездных транспортных самолетов. С одним из них отправился в обратный путь и я.
Москва встретила нас первым снегом и морозами. Наступила зима. Она принесла много важных событий, но самыми главными из них были прорыв нашими войсками блокады Ленинграда и полная ликвидация группировки немецко-фашистских войск, окруженной под Сталинградом. В ходе войны наступил перелом. Теперь грозовые тучи стали сгущаться над гитлеровской Германией.
Все шире развертывавшиеся в тылу врага действия народных мстителей привели к созданию республиканских штабов партизанского движения. Вместе с Брюхановым и Бондаренко я стал работать в штабе белорусских партизан. Перед этим штабом стояли серьезные и трудные задачи. Он должен был сделать все для того, чтобы население оккупированной Белоруссии знало правду о положении на фронтах, что час освобождения не за горами. Мы были обязаны помочь подготовке партизанских соединений к решительным боевым действиям.
С приходом весны нам удалось резко увеличить отправку к партизанам боеприпасов и людей на самолетах. Помню, как однажды вечером мы с Алексеем Ивановичем прощались с очередной группой товарищей, улетавших во вражеский тыл.
- Счастливого пути! Крепче бейте фашистов! - напутствовал смельчаков Брюханов, крепко пожимая им руки.
По лесенке в кабину двухмоторного самолета поднялся стройный молодой офицер Василий Игнатенко. Скрывая волнение, оглядел он парашютные мешки с взрывчаткой, автоматами, минами, свежими газетами… Прощай, дорогая столица! Машина порулила на старт, Игнатенко за окном улыбался и махал нам рукой. А через полтора часа он уже находился за линией фронта.
Благополучно миновав зону обстрела, самолет летел над погруженной во мрак землей. Эта родная Василию исстрадавшаяся земля ждала освобождения от фашистского нашествия. «Скорее бы на место!» - думал Игнатенко. Ему хотелось действовать, сражаться, мстить.
Под крылом машины в ярком лунном свете заблестел, отливая серебром, широко разлившийся Днепр. Приближалось устье реки Березины. Здесь, в 60 километрах западнее Гомеля, и должен был выбрасываться Василий. Штурман точно вывел самолет к заданному пункту. Внизу виднелся костер, и очертания лесной поляны.
В открытую дверь кабины один за другим полетели мешки с грузом. Члены экипажа, как родного, поцеловали Игнатенко. С учащенно бьющимся сердцем он шагнул к двери, решительно бросился вниз и ощутил сильный рывок открывшегося парашюта.
Подняв голову и убедившись в том, что купол хорошо наполнился воздухом, Василий стал внимательно следить за землей. Ветер нес его к поляне. Офицер подтянул стропы и ускорил спуск. Коснувшись земли, освободился от парашюта, быстро отполз в сторону и прислушался.
На поляне бегали какие-то люди. Раздавались голоса:
- Нашел!
- И я нашел, ребята!
Партизаны подбирали спустившиеся на парашютах мешки.
Осторожно приблизясь к костру, Игнатенко увидел нескольких вооруженных человек. Несомненно, это были свои. Но все же он постарался подойти незаметно и, сжимая автомат, громко сказал:
- Здравствуйте, товарищи!
- Здравствуйте, - спокойно отвечал один из партизан.
- Откуда будете?
- Из Москвы, - просто сказал Василий.
- А наши вас ищут! - стоявшие у костра бросились к Василию, жали руки, обнимали его, наперебой засыпали вопросами и, наконец, стали качать.
Вскоре Игнатенко представили секретарю Гомельского подпольного обкома партии Герою Советского Союза Илье Петровичу Кожару.
Это был человек лет пятидесяти, среднего роста, в простой красноармейской гимнастерке, подпоясанной простым узким ремешком.
- Вы, вероятно, устали, - сказал Кожар. - Перекусите и ложитесь спать. Поговорим после.
Василий с благодарностью воспользовался таким предложением: он действительно чувствовал большую усталость.
Первоначальный план своей работы Игнатенко пришлось несколько изменить. Комиссары всех отрядов просили его выступить перед партизанами. Эти выступления превращались в долгие задушевные беседы. Глубоко врезались они в память молодому офицеру. Сколько любви к Родине, к своему народу, сколько веры в победу над врагом сквозило в каждом заданном ему вопросе! Его по многу раз заставляли повторять, как выглядит Москва, расспрашивали о жизни столицы. Рассказы об успехах Советской Армии приводили мужественных народных мстителей в восторг.
Интересовались они, конечно, и вторым фронтом.
- Должен быть второй фронт, товарищи, да только затяжное это дело, - пояснял Василий. - Вот наша партизанская война и есть настоящий второй фронт!
Только спустя несколько дней Игнатенко смог заняться своим прямым делом: помощью подпольному обкому в организации и обучении диверсионных групп. Ему страстно хотелось самому принимать участие в боевых операциях. Секретарь обкома не разрешал этого.
- Ваша задача - обучать людей, - говорил он.
Но вот однажды стало известно, что гитлеровцы готовятся крупными силами окружить и разбить гомельских партизан, отрезав им пути отхода. Требовались немедленные контрмеры. Кожар приказал Игнатенко с отрядом в сто пятьдесят конников уничтожить все мосты на дороге, ведущей к партизанскому району.
Совершив большой переход, отряд ночью приближался к мосту через реку Ведрич. Кратчайший путь к нему вел через занятое врагом село Новики. «Фашистам в голову не придет, что мимо них поедут партизаны», - решил Василий и дерзко двинулся на рысях с частью отряда вперед.
Бесшумно снята фашистская охрана. Игнатенко с несколькими людьми минирует мост, потом остается один и еще раз проверяет все мины, затем он аккуратно прикладывает к бикфордову шнуру спичку, чиркает по ней коробкой и, увидев, что спичка вспыхнула, бежит к укрытию, где его ждут партизаны.
Минута тянется за минутой, но все тихо. В чем дело? Неужели фашисты как-то предотвратили взрыв и теперь подстерегают партизан? Или шнур отсырел и горит дольше обычного? Подождав минут десять, командир отряда снова лезет под мост. Шнур погас! Василий достает зажигалку и тщательно зажигает шнур. Спустя короткое время раздается оглушительный грохот. Мост взлетает на воздух. Отряд опять проскакивает под носом у гитлеровцев через село и движется к своему соединению, взрывая за собой все мосты.
Возвратясь, Игнатенко получает от Кожара новое задание. С усиленным отрядом партизан он должен взорвать рельсы и уничтожить телеграфную линию на одном из участков железной дороги Калинковичи - Жлобин. После полуторасуточного перехода отряд прибывает на место. Внезапный и дружный огонь заставляет разбежаться полицейскую охрану дороги. Грохочут взрывы. Партизаны подрывают рельсы и столбы, рубят провода, ломают изоляторы. Через два часа участок дороги на протяжении 3 километров имеет такой вид, словно здесь только что произошло землетрясение.
