Герхард Бергер - Финишная прямая
— Она разрушает мою нервную систему.
И что же на это отвечает мой друг Герхард?
— Подумай сколько нервных систем уже разрушил ты.
Мы больше оживляемся, когда Джордж Харрисон говорит о машинах. Он говорит, что возникли кое-какие проблемы с агентом, и потому он решил, что заслужил маленькое вознаграждение, a little toy.
Это цитата из его любимого фильма. И вот мы сидим у бассейна, а Джордж просто в растерянности, оттого, что мы этот фильм не знаем. Он говорит, что Питер Селлерс подарил ему 60 мм копию и дома, в Англии, он посмотрел ее уже не меньше сорока раз. Поэтому он знает весь фильм наизусть, все диалоги и теперь он нам их перескажет, в полном восторге от игры слов этого фильма.
Я думаю, что эта безграничная возможность восторгаться была одной из тех вещей, которая «Биттлз» сделала «Биттлз»: все эти шутки, потеха, переодевания и способность отрываться по-полной.
Короче говоря: это первый фильм Мела Брукса, ему почти 30 лет и называется «The Producers» и если Фил, ты знаешь хороший магазин видео, то купи себе его, это действительно что-то.
В любом случае то место, где Зеро Мостель говорит «I deserve a little toy», стало поводом для Джорджа купить McLaren F1 стоимостью десять миллионов (шасси нр. 025), которую к тому же сконструировал один из его друзей: Гордон Мэрри.
Представь себе: 99 процентов своего времени ты живешь отшельником, не встречая ни одного незнакомого человека, и внезапно ты покупаешь себе самую дикую и заметную машину в мире, с максимальной скоростью 330. И это в Англии, где от пробок не продохнуть — как такое можно понять?
А он говорит только: «Я люблю играть».
Большой ребенок, чудесный и мечтательный. И в один прекрасный момент примерно 35 лет назад встретились идеальные большие дети. Это все, что я могу добавить к истории «Биттлз».
«Vom alten Konig blos zur Kurzweil angelegt fuhrt dieser Kanal doch nach Ten-Shi.» Ezra Pound.[39]
Возможно, тебе покажется напыщенным, если я заполню это письмецо цитатами поэтов. Но у меня никогда больше не будет второго шанса так удачно вставить любимые строки. Во-первых, они подходят географически, а во-вторых, ко всему, что я пережил в последние месяцы.
Я сильно подозреваю, что Паунд хотел нам сказать, что даже мимолетность красоты имеет практическое значение, и в качестве игры слов он выбрал водоем в Китае.
Водоем похожий на тот, в котором я сидел вчера!
Тебе мало что скажет название Даотай. Оно примерно означает «терраса рыбаков». Построил ее 800 лет назад отличный император Чжэньцзун династии Цзинь, и вчера я общался там с утками и лебедями. Разве это не трогательно?
Из десяти миллионов жителей Пекина в пределах видимости не было ни одного. Этот момент переосмысления пришел вовремя, хотя он и удивил мое чувство справедливости. Обширная территория, которую можно было бы назвать городским парком Пекина, к сожалению, закрыта для посетителей, подобно парку Токио, где живут императоры.
В гостевом доме правительства, в двух шагах от террасы рыбаков, Герхард Бергер как раз закончил свой доклад. Присутствовали 200 китайских журналистов. Единственным приглашенным западным изданием стал Autorevue, что говорит в пользу хорошего вкуса молодого поколения китайцев. Они готовятся к новой эре.
С тех пор как телевидение стало настоящим явлением, по крайней мере, в городах, китайцы просто с ума сходят по Формуле 1. Они считают: если ты в Формуле 1, тогда ты в мире. А наши заводилы конечно всегда готовы, как только подумают о китайцах, так сказать, количественно.
Маленький пример: в день нашего прибытия транслировали футбольный матч, даже не из Пекина, а откуда-то из провинции. Я спросил своего китайского сопровождающего, является ли это чем-то особенным. Вообще-то нет, ответил он, один из самых плохих клубов Китая сражается за предпоследнее место в лиге.
— Ага, — элегантно сказал я на местном языке.
— Но это единственный футбольный клуб во всей провинции. Поэтому у него сто миллионов поклонников.
Такие круглые цифры, конечно, сводят с ума наших автомобильных боссов. Благодаря стремлению к фантастическим просторам этого рынка я услышал очень удачные на мой вгляд слова Фердинанда Пьеха:
— Я хочу снять китайцев с велосипедов.
Это он доверил мне ровно год назад, и я подумал: всю жизнь этого не забуду.
Теперь я смотрю на всех этих китайцев на велосипедах, они слева и справа объезжают мой черный лимузин с этакой китайской элегантностью, и я сотни раз подумал: погоди, еще немного и Пьех засунет тебя в Аudi.
Глава 13. Летное письмо Фелькера. Часть 2
Три последние гонки сезона 1995 (Аида, Сузука, Аделаида) и последующий симпозиум Формулы 1 в Китае Герхард Бергер использовал для удовольствия предпринять путешествие по миру на частном самолете («Citation III»). Херберт Фелькер из «Autorevue» сопровождал его и составил свой отчет в форме письма оставшемуся дома другу.
Вернемся к Формуле 1. Она является особенно характерным символом для запутанности смены эпох в Китае: одни распахивают дверь, другие закрывают ее, а западные люди пытаются давить, не затрагивая темы прав человека.
Таким образом, концерн Philip Morris спонсировал в некотором роде западный образовательный форум Формулы 1 в Пекине и привез Герхарда Бергера (также планировался Мика Хаккинен, но он, как известно, лежал в больнице в Аделаиде). В первых порывах восторга речь шла даже о том, что Герхард и Мика будут кружить по Площади небесного спокойствия на своих машинах Формулы 1, но тут китайцы испугались. Пекин ни в коем случае нельзя пропагандировать как возможное место приведения гонки F1, в таком случае они лучше откажутся от всего цирка вообще.
Тут дело в политике старцев, начать постепенную либерализацию Китая снизу (то есть с юга) и еще долго сохранять такие регионы, как Пекин, под контролем системы. Поэтому речь может идти только о готовой в будущем году трассе Хончу, она на самом юге, у Макао и Гонконга, где и так уже царит западный образ жизни.
Неважно: китайцы сходят с ума по Формуле 1. Доклад Герхарда Бергера увенчался огромным успехом. Он просто встал и рассказал, как он живет, ездит, что он делает и почему. Самым важным вопросом стал, смогут ли китайцы ездить в Формуле 1.
Герхард считает, что вполне.
Другой вопрос: если какая-то провинция сбросится и соберет миллион долларов, хватит ли этого, чтобы посадить китайца в кокпит? И так далее в том же духе: мы хотим, мы хотим.
Как можно объяснить, что даже живущим за границей китайцам при всем их усердии не удалось стать гонщиком высшего класса? Ведь в теннисе есть Майкл Чанг и как результат в Китае знают Томаса Мустера.
А Бергера они теперь знают еще лучше. Бергер на Китайской стене, Бергер на площади небесного спокойствия, Бергер в доме правительства, постоянные интервью, фотосессии и, кроме того, еще вечерний бал.
В Большом зале народов.
Мой дорогой Фил, как описать тебе Большой зал народов?
Итак. Площадь Небесного спокойствия, слева мавзолей Мао. Мы поднимаемся на пару ступенек. Входим в фойе, спокойно проходим его. В конце мы видим, это было фойе для фойе. Мы входим в зал, который оказывается началом лестницы и красная ковровая дорожка до самого верха. Верхняя площадка украшена двумя гигантскими ландшафтами.
Затем попадаешь в зал, в котором за накрытыми столами могли бы поместится пять тысяч человек. А нас только пара сотен и отсюда возникает пикантность ситуации. В речах выражаются взаимные благодарности, снова и снова, еще по старому коммунистическому обычаю. Вносят пятнадцать перемен блюд, одно за другим. Не успел еще поднести ко рту последнюю вилку, как перед тобой уже ставят следующее блюдо. В это же время на сцене выступают акробаты, фокусники и любители китайской оперы.
Только мы, парочка западных людей, аплодируем, китайцы остаются абсолютно невозмутимыми. Шестилетняя девочка балансирует на одной руке на девяти цилиндрах на четырех этажах и при этом засовывает себе в уши пальцы на ноге. Мы аплодируем как сумасшедшие, китайцы с удивлением на нас смотрят.
Однако Большой зал народа — это ничто без своего мужского туалета. Фил, он такого же размера как ратуша твоего любимого родного города. Отполирован до зеркального блеска, с чудесными высокими окнами. Ты отливаешь и смотришь на тепло и неярко освещенную гигантскую площадь. Посмотришь направо, у тебя перед глазами Мао, и ты слегка кланяешься.
В отеле я зашел к Стиву. У него в комнате, как у генерала Монтгомери перед битвой за Тобрук. Доклады, карты, погодные планы, срочные новости. Он говорит — есть проблемы.
Это нехорошо, когда пилот говорит, что есть проблемы.
Наш самолет называется «Ромео Виктор-Браво-Гольф-Браво» и у него два капитана. Шеф Герхард Бергер. Он особенно хорошо умеет взлетать и садиться. Стив Коллинз — это нанятый на весь год пилот Герхарда, так сказать, приложение к самолету, он заботится в том числе и о предполетных и послеполетных процедурах. То, что мы на частном самолете сидим тут в Пекине, уже само по себе чудо. Теперь нам нужно еще одно: Снова отсюда выбраться.
