Михаил Лившиц - Большая шляпа средних размеров
— Будешь продавать свою водку, продашь заодно и нашу.
Отец сразу сообразил — помощник боялся, что каюта может прослушиваться, но не смог отказать себе в удовольствии и громко ответил:
— Да вы же с руководителем первые меня и сдадите!
Помощник сделал круглые глаза, покрутил пальцем у виска и все так же, не открывая рта, написал в блокноте: «Дурак!» После этого вырвал листок, порвал его на мелкие кусочки и сделал жест отцу, чтобы тот спрятал пакет. Затем, показав отцу, чтобы он следовал за ним, помощник вышел из каюты. Отец засмеялся, увидев, как неуклюже отпрянул от двери каюты подслушивавший их «велосипедист». Они поднялись на верхнюю палубу, причем, проходя мимо «велосипедиста», помощник показал тому кулак. Подошли к борту, остановились, помощник наконец-то открыл рот:
— Между прочим, завтра при сходе на берег вас будут выборочно «шмонать». Но тебя не тронут, так что смело бери водку и дуй! Только заверни каждую бутылку в газетку, чтобы не звякали!
— А за сколько продавать-то? — спросил отец.
— Местные сами знают цену — не мы первые! Кстати, не советую здесь ничего покупать — в Турции все будет в три раза дешевле!
Вся эта картинка, промелькнувшая в памяти отца, вызвала у него улыбку — сейчас внутренний карман пиджака приятно оттягивала уютная пачка зеленых, такой же сверточек был и у сына. От Олега не ускользнула улыбка на лине отца.
— Что-то вспомнилось? — спросил он.
— Средиземноморский круиз, — отозвался отец. — Тогда, после того как я «сбросил» свой товар, у меня в кармане было целое состояние — сто четырнадцать долларов!
Олег усмехнулся:
— Сейчас этого состояния нам еле-еле хватит на две ночи в гостинице! Представляю себе картинку — как ты торговал эту водку!
— Нет, ты этого представить не можешь, — улыбнулся отец, — ведь мы боялись всего и всех! Первая остановка была в Греции: осмотр знаменитых развалин, нудная лекция экскурсовода, жара жуткая, плечо оттягивает рюкзак с водкой. Наконец-то этот постылый Парфенон заканчивается, объявляют два часа свободного времени, вся группа бросается врассыпную. Когда я вошел — предварительно с трудом оторвавшись от всей группы — в первую же забегаловку и выставил на прилавок водку и баночку с черной икрой, продавец, не выказав удивления, спросил по-английски, сколько я хочу за свой товар. Не говоря ни слова, рисую на листке бумаги бутылку и баночку, проставив возле каждого изображения цену. Неожиданно продавец засмеялся и на чистом русском языке сказал: тебе надо не нас бояться, а своих, у тебя же наверняка полгруппы стукачи. Оказалось — наш бывший, советский армянин, вовремя эмигрировавший к родственникам в Грецию. Да, те еще были порядочки, — вздохнул отец…
— Барышня, — обратился Олег к пробегавшей мимо стюардессе, — вас не затруднит принести нам две стопочки.
И Олег вынул из пакета приобретенную только что в «Дьюти фри» аккуратную фляжечку с армянским коньячком. Стюардесса оказалась смекалистой — она принесла не только стопочки, но и тарелочку с аккуратно нарезанным лимончиком. После первой рюмки настроение у «концессионеров» из хорошего превратилось в отличное.
— Тебе, наверное, трудно представить себе, — продолжал вспоминать отец, — мы пришвартовались в Венеции. Венеция! Каналы, карнавалы, всеобщий праздник, нам велели всем построиться на палубе. Построились. Руководитель круиза вешает в рупор: через двадцать минут сходим на берег, ужинаем в местном ресторане, смотрим программу. Всем надеть вечерние наряды, подобающие случаю, старшим пятерок подойти за паспортами.
Через двадцать минут все снова собрались на палубе: у мужчин, как и следовало ожидать, не оказалось вечерних костюмов, максимум на что их хватило — джинсы и рубашки со свитерами; зато женщины блистали — почти все на высоких каблуках-шпильках, у большинства длинные красивые вечерние платья с декольте и обнаженными спинами. Красота! У мужиков отвисли челюсти! Круизный теплоход отшвартовался у какого-то дальнего слабо освещенного причала; туристическая группа спустилась по трапу, выстроилась в колонну по двое и, ведомая помощником руководителя, двинулась вперед. Шли по узким улочкам, вымощенным брусчаткой, — через пятнадцать минут цоканья по брусчатке среди женской половины группы начался недовольный ропот. Колонна подошла к небольшому портовому кабачку, старший сделал знак остановиться и вошел внутрь. Минут через десять он вышел и дал команду заходить. Небольшой портовый кабачок, грубые деревянные столы, малюсенькая эстрадная площадочка и сорок разодетых совтуристов. Немногочисленные аборигены доброжелательно и с неподдельным интересом рассматривали вошедших. Официанты начали расставлять на столах медные кувшины, стаканы, тарелки с хлебом. На малюсенькую эстраду вышел человек с гитарой и начал негромко петь, по столам разнесли блюда с дарами моря и… все. Очумевшие от такого «ужина в национальном ресторане» туристы ожесточенно вылакали содержимое медных кувшинов, сожрали весь хлеб, заглушив местного гитариста, спели недобрым хором «Подмосковные вечера». Руководитель скомандовал выход, и колонна двинулась в обратный путь. Недовольный ропот нарастал с каждым шагом — зрел «бунт», который и разразился, как только колонна поднялась на борт круизного лайнера. Все кричали, возмущались, грозились жалобами по приезде на родину. Струхнувший руководитель обратился к толпе:
— Что вы сейчас-то хотите от меня?!
— Мы требуем свободного выхода в город!
Руководитель обернулся к стоящему за его спиной капитану судна, пошептался и, подняв рупор, провозгласил:
— Объявляется выход в город, сбор на корабле — через два часа!
— Через три! — не сговариваясь, хором рявкнули туристы.
— ОК! Время пошло!
Дамы опрометью бросились в каюты и через три минуты вновь появились на палубе: все в джинсах и кроссовках. Отец, сжимая в кармане все те же пять паспортов, устремился вниз по трапу — барышни за ним. Они бежали по пустынным улочкам Венеции, ведомые каким-то непонятным чутьем, — и через двадцать минут ворвались на залитую светом площадь Святого Марка! На какое-то мгновение все застыли, пораженные открывшейся им красотой — по периметру всей огромной площади были разбросаны живописные кафе и ресторанчики, почти перед каждым располагался небольшой оркестрик, в центре высился многократно виденный на открытках великолепный собор! Это был момент истины!..
Олег снова наполнил стопочки. Чокнулись.
— Слава Богу, все это в прошлом, — провозгласил сын тост.
— К сожалению, в прошлом и все твое образование, и вся моя наука! Мне кажется, что вместе с водой мы выплеснули и ребенка — подумать только: куда и зачем летят два специалиста, причем один из них — доктор наук! — горестно заметил отец.
— Кстати, расскажи, как ты сбыл свою оптику, — подтолкнул отца снова на воспоминания Олег.
— Что оптика, — улыбнулся отец, — с оптикой проблем не было, а вот с «велосипедистом» мы все тогда хлебнули, что называется, по полной. Сосед-тренер, видимо, не надеясь на себя, в том смысле, что, получив раньше времени деньги за свои шины, не пропьет их в первом же портовом кабаке, решил придержать их до последней остановки. А последняя остановка была в Турции, и вся группа ожидала выхода на знаменитый турецкий базар, к которому все и приберегли свои «копейки».
— А что турецкий базар, я бывал там, ничего особенного, обычный восточный базар, — отозвался сын.
— Это сейчас «обычный турецкий базар», — продолжил отец, — а тогда он показался нам сказкой Шехерезады! Русских туристов аборигены узнавали мгновенно — благо и задача была не из сложных! Как только мы вылезли из автобуса, за нами непрерывно следовали «зазывалы», знавшие по-русски только «спасибо», «карашо», «давай-давай», «Спартак» и, конечно же, «Горбачев»! Тренер, не знавший ни слова по-английски, да и русский-то у него был не как у Пушкина, держал меня за рукав — отступать ему было некуда: Турция была конечной точкой круиза. Первые несколько лавочек, куда мы заглянули с ним, успеха не принесли — турки, готовые продать все, что угодно, хоть мать родную, не могли взять в толк, что им предлагают что-то купить!
Воспоминания отца прервала стюардесса — уже разносили самолетный харч, надо было установить столики. Коньячок отодвинули в сторону, но не убрали.
— Летим по расписанию? — улыбнулся отец стюардессе, чтобы завязать разговор.
— Конечно, через полтора часа будем в аэропорту приземления, перед выходом я сообщу о тамошней погоде.
— У меня к вам личная просьба, — продолжал отец, — я знаю, вы на работе, но крошечная, буквально символическая рюмочка коньяка за лучших в мире российских женщин и стюардесс, в первую очередь!
Девушка рассмеялась и, нагнувшись к отцу, пальцами показала:
