Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич
Чернышева непросто было убедить в целесообразности предложений; он всё тщательно взвешивал, но при этом интуиции Тарасова доверял. Тарасов отмечал отсутствие предубежденности у коллеги и знал: Чернышев никогда не скажет «Нет!» только из амбициозных соображений, из желания не согласиться с предложенными вариантами только потому, что они предложены не им. «А уж то, что ваши доводы он будет слушать недоверчиво и даже после того, как все его возражения будут исчерпаны, предпочтет отмерить не семь раз, а много больше, — что ж, такова его манера, и в первый период совместной работы она и мне казалась несколько странной. А потом я был ей лишь благодарен, ибо эта неторопливость, неспешность Чернышева в выработке принципиальных решений уравновешивала в нашем тандеме полюса».
В бернском отеле, в номере Тарасова, в один из дней швейцарского чемпионата мира 1971 года Тарасов и Чернышев дискутировали относительно функций Мальцева, игравшего в одной тройке с Фирсовым и Викуловым. Динамовец Мальцев в клубной команде резко выделялся среди рослых, крепких хоккеистов, способных вынести колоссальную физическую нагрузку, — отменной техникой, непредсказуемыми ходами, нежеланием откатываться глубоко назад ради конкретных оборонительных действий. Чернышев у себя в «Динамо» даже не пытался переломить Мальцева, переучивать его, поскольку понимал, что в атаке этот незаурядный форвард, не растрачивая понапрасну силы сзади, может принести гораздо больше пользы, — есть кому отрабатывать в защите и за него. В Швейцарии же слабой игрой этого звена в обороне были озабочены оба тренера. Не совсем ровно действовал и один из защитников пятерки Рагулин. Тарасов и Чернышев искали ответ на вопрос, за счет чего можно было бы укрепить оборону в этом звене. «Решение, — вспоминал Тарасов, — напрашивалось простое: обязать центрфорварда (то есть Мальцева) энергичнее помогать защитникам. Как мы говорим в таких случаях, быть в зоне нападения „третьим”, чтобы успевать вернуться назад».
На таком решении настаивал Тарасов. Чернышев был против. Он считал, что нет никакой необходимости делать из Мальцева защитника, потому что главным его достоинством было умение забрасывать шайбы. Чернышеву удалось убедить Тарасова оставить всё как есть. Тренеры, рискуя, конечно, пришли к выводу: пусть звено Мальцева пропускает больше других, но зато появится шанс, что больше других оно и забьет. Так и вышло. Фирсов, в четвертый раз добывший титул лучшего бомбардира чемпионата мира (11 шайб), Мальцев (10) и Викулов (6) забросили 27 (!) шайб. Причем, что важно, особенно результативно они сыграли в решающих матчах.
В Швейцарии сборная СССР выиграла девятый чемпионат мира подряд. Это был последний чемпионат, на котором командой руководили Тарасов и Чернышев. Недоброжелатели тренеров, вынужденные признать факт рекорда, пытались тем не менее принизить выдающийся результат, заявляя, что вместе с титулом чемпиона мира не был выигран титул чемпиона Европы. Для тандема был даже придуман термин — «везуны». С 1971 года международные хоккейные власти ввели правило, согласно которому очки, набранные европейскими командами в матчах с заокеанскими, в зачет континентального первенства не шли. Чехословацкая команда проиграла американской. Для европейской части турнира это поражение не имело никакого значения. Советская же команда со сборной Чехословакии один матч сыграла вничью (3:3), а один проиграла (2:5). У наших больше осечек не было, а чехословацкие хоккеисты, помимо американцев, проиграли еще и шведам. Так и получилось: в чемпионате мира они сборной СССР уступили, а вот в Европе ее опередили. Абсурдность формулы «чемпионат в чемпионате» очевидна. Чемпион мира на то и чемпион мира, чтобы считаться сильнейшим во всем мире, в том числе и в Европе. Однако таковы были на тот момент правила. Эта «бумажная неудача» на чемпионате Европы была выдвинута в качестве основного аргумента несостоятельности тренеров сборной.
Тарасов на тренировках практически всегда работал на льду. Чернышев — за бортиком. Считалось, что о таком распределении позиций во время занятий тренеры договорились заранее. Мало кто, однако, знал, что Чернышев из-за тяжелого хронического радикулита был лишен возможности руководить тренировочным процессом на коньках с клюшкой в руках. Когда летом Чернышев с детьми выезжал на отдых под Анапу в поселок Джемете, то он, по свидетельству его сына Бориса, «зарывался в песок и часами грел спину».
«Но при этом, — со знанием дела говорил Тарасов, — Аркадий, во всех деталях продумав и спланировав тренировку, проводил ее из-за борта не менее интересно и продуктивно, чем если бы находился на площадке».
Тарасов, стоит заметить, полагал, что «работать с командой несравненно проще, если ты на льду рядом со спортсменами и как бы пропускаешь ритм занятий сквозь себя». «Я видел многих тренеров — и отечественных, и зарубежных, — говорил он, — которые, предпочитая в принципе управление тренировкой “со льда”, вынуждены были по той или иной причине руководить ею из-за борта. И большего мастерства, чем у Чернышева, не видел ни разу».
Любопытно взглянуть на Чернышева глазами Тарасова. Сам Чернышев, надо сказать, никогда ничего не писал; известны лишь редкие его заметки-наблюдения о матчах или турнирах. В конце 60-х годов Тарасов предложил Чернышеву написать совместно книгу, но Чернышев отказался. «Ты писатель, — сказал он с привычной для их разговоров иронией, — ты и пиши».
Перу же Анатолия Владимировича принадлежит очерк о коллеге, опубликованный в первом номере журнала «Мир хоккея» в 1993 году и характеризующий не только Чернышева, но и самого Тарасова. «У всякого тренера, — пишет Тарасов, — интерес к другому тренеру зависит, наверное, в первую очередь от того, есть ли у коллеги свои собственные взгляды на вид спорта, которому они служат. Это — главное, но, пожалуй, не меньше меня всегда интересуют нравственный облик, этика, мораль человека. И всякий раз, когда я размышляю на эти темы не вообще, а применительно к тому виду спорта, которому отдана жизнь, первый, кто в таких случаях приходит на ум, — Аркадий Чернышев. Думаю я о нем и его жизни часто. И неизменно прихожу к выводу, что если жизнь Чернышева как спортсмена и педагога сложилась счастливо и даже завидно, то немалую роль сыграла тут вся обстановка его детства.
Семья, где он рос, была большая: кроме Аркадия еще четыре брата да три сестры. И спорт был любим и уважаем старшими. Более того, без него жизнь в семье Чернышевых даже не мыслилась. Старший брат и две сестры Аркадия Ивановича — одни из первых выпускников Института физкультуры. А к тому же одна из сестер, Раиса, стала женой Виталия Аркадьева, и они долгое время жили в семье Чернышевых. Можете себе представить — мальчишкой, уже влюбленным в спорт, жить под одной крышей с Виталием Аркадьевым, одним из эрудированнейших и, я бы сказал, идейнейших наших спортсменов! Одно это могло определить иную судьбу. А тут еще неподалеку от школы, где учился Аркадий, располагался Инфизкульт, студенты которого, естественно, проходили в этой школе практику. Инфизкультовцы той поры были все как на подбор не только завидными для ребят умельцами в разных видах спорта, но и страстными их пропагандистами.
Детских команд в пору его детства не было, ибо считалось почему-то, что спорт чуть ли не вредит детям. И Аркадий (благо мальчиком он был рослым) с четырнадцати лет прибавлял себе возраст: иначе кто позволил бы ему, например, играть в футбол за клуб имени Кухмистерова? А когда реальные его годы подошли к семнадцати, он был в 1931-м официально приглашен в “Металлург”, где играли оба брата Аркадьевы — Виталий, который впоследствии отдаст весь свой талант фехтованию, и Борис, с которым столько связано в истории отечественного футбола. Два года спустя Чернышев начнет выступать не только за первую футбольную команду “Металлурга”, но и за первую хоккейную (речь о русском хоккее) и первую баскетбольную…
Перед глазами Чернышев — хоккейный игрок. Зимой его амплуа резко менялось: на льду он был нападающим, правым крайним. И ведь с кем рядом играл — с самим Якушиным! Четыре раза в составе “Динамо” выигрывал Кубок СССР (чемпионаты страны в ту пору, за исключением 1936 года, не проводились), Чернышев был дьявольски изобретателен, хитер, работал, как говорят в таких случаях, не клюшкой, а головой…
