Петр Северов - Последний поединок
Однако что же снова происходило на поле? Почему упал и не встает Корж? Макаренко и Тюрин с трудом поднимают его с земли и несут за лицевую линию.
— Полусреднего с поля! — гневно требует стадион.
Судья подзывает к себе Вуфгарта и что-то поясняет. Оказывается, еще одна «летящая торпеда» окончательно вышла из повиновения: подкравшись к центральному нападающему киевлян, Вуфгарт ударил его в колено.
Неужели Корж уже вышел из игры? Кто будет следующей жертвой? Не могло быть сомнения, «Люфтваффе» решила осуществить свой план — вывести с поля трех-четырех основных игроков и попытаться избежать поражения.
— Молодец Корж! — радостно вырвалось у Русевича. — Да, молодчина, не дал увести себя в раздевалку…
Николай видел, как Васька стрелой пронесся к трибунам, очевидно спеша за врачом. Этот врач искусно делал обезболивающие уколы. На трибуну, однако, мальчика не пустили — полицейский столкнул его со ступенек.
Как мало напоминал этот матч привычное увлекательное спортивное зрелище. Вот опять увели кого-то под конвоем… Значит, эрлингеры и радомские не могли не почувствовать неистовый гнев толпы, а ведь они были уверены, что Киев распят и растерзан и больше не проявит воли к борьбе.
С каждой минутой второго тайма становилось все более ясно, что чем сильнее бесновались игроки «Люфтваффе», тем разумней и осмысленнее становились действия киевлян. При любых других условиях врач не позволил бы избитым, израненным спортсменам продолжать эту опасную игру. Тем не менее, надежды противника не оправдались — ни один из киевлян не ушел с поля, и даже Корж после перевязки заставил себя возвратиться и сразу же вступить в атаку.
А ведь Неля считала его безвольным мальчишкой, которым можно было распоряжаться как угодно. А теперь она сидела рядом с шефом и, наверное, радовалась, что ее Коржа «подковали».
Корж принял решение: он не станет выпрашивать дружбу Нели ценой позора. Странно, почему это все считают его таким — мягким, нестойким, непостоянным.
Если бы он сейчас ушел с поля, Неля посмеялась бы над ним. Он заранее знал, что сказала бы она при встрече: «Выбросили, как жалкого котенка! Нужно слушаться тех, кто умнее».
Дудки! Его не так-то просто «подковать»! Наконец у него тоже имеется самолюбие. О, если бы это происходило в мирное время — он еще не так бы себя показал. Однако — что же лукавить перед самим собой! — он боялся… Если бы сейчас оказалось, что он играет лучше всех, — на нем сосредоточилась бы вся злоба противника. Поэтому он должен сдерживать себя, не особенно увлекаться, стать равным с другими, не выделяясь из их числа, но и не показывая страха.
В сущности, Корж и сам не знал, как же ему вести себя на этом поединке. Он словно метался между двух огней: с одной стороны, были те, кто яростно кричал: «Фриц капут!» — с другой, сами «фрицы». Мог ли он когда-нибудь подумать, что жизнь сыграет с ним такую злую, трагическую шутку, что так вот выставит напоказ и при всех заставит найти свое место! Он растерялся. Еще недавно он считал себя волевым человеком, но то, что он оценивал как силу воли, было лишь самолюбием. Нельзя сказать, чтобы его постоянное стремление блеснуть в игре, сорвать аплодисменты, крики одобрения, похвалу тренера всегда ему мешало. Нередко оно приводило его к отличным результатам. Он играл прежде всего ради собственной славы, а слава команды оставалась на втором плане. Но теперь стимул его игры переходил в новое, близкое, качество — в эгоистическую трусость. Внутренне он был согласен на проигрыш — только бы все окончилось благополучно. Похоже, Свиридов, Русевич, Климко совершенно не думали о том, что может случиться после матча. Все же какая беспечность! Что касается его — он не мог не думать о своей дальнейшей судьбе, да, главным образом о своей. Но, удивительное дело, неужели Русевич так легко разгадал, что происходило в душе Коржа в эти минуты! Будто невзначай, вратарь обронил ту фразу, которая так поразила Коржа.
— Трусов они тоже не жалуют… — сказал он.
«Они»! Сколько их на трибунах? Возможно, и «они» разгадали его двойную игру. А как бы он сам оценил игрока, явно стремящегося к проигрышу? Теперь он испугался собственной трусости: конечно же, в начале игры он допустил наивный просчет и должен был исправить всю линию своего поведения в этом матче. В новом его решении какое-то место занимала и Неля. Как же! Она хотела его позора. Однако Русевич… Какие сказал он слова! Оказывается, его добродушие было только внешней чертой. В решающую минуту он сказал свое слово. Корж не мог ни обидеться, ни придраться. Казалось, Русевич просто рассуждал вслух. Даже теперь у него хватило такта удержаться от прямого упрека. А сколько вложил он презрения в одно это слово — «они»!
Логика борьбы, развернувшейся на стадионе, оказалась намного сильнее Коржа, его противоречивых мыслей и чувств, страха и надежды, сильней его шаткого внутреннего мирка. Теперь он испытывал то состояние, какое испытывает человек, впервые прыгая с парашютом. Остановиться уже невозможно. И невозможно думать о посторонних вещах, Нужно собрать всего себя, накрепко стянуть все существо свое в волевой узел и четко отсчитывать время: раз, два, три… Да, думать только об этом. Остановиться невозможно!
Он будет играть!
Окончательно растерявшийся судья не знал, как себя держать — игроки «Люфтваффе» вели себя все более вызывающе. Вместо того, чтобы назначить штрафной, он виновато ухмылялся и повторял излюбленную фразу:
— Что ж делать, голубчики, это не балет!
Он и сам все больше изумлялся: несмотря на грубые выходки «летчиков», атаки киевлян нарастали и становились неотразимыми. Весь состав команды «Люфтваффе» ушел в глухую защиту. На своей штрафной площадке «гости» вели себя особенно нагло, и судья был вынужден все чаще прекращать игру.
Теперь, когда киевляне наладили взаимодействие своих линий и проводили одну комбинацию за другой, команда «Люфтваффе» почувствовала свое тактическое бессилие. Уже дважды Краус спасал ворота от неминуемого гола. Дважды парировал он мяч на угловой. Это удалось ему и в третий раз, однако и зрителям, и судье, и всем игрокам было ясно, что одна из угловых подач должна неизбежно закончиться голом.
Третий угловой подавал Макаренко. Защитник «Люфтваффе» перехватил подачу, но тут же словно запутался в мяче; Кузенко легко отобрал у него мяч и прорвался к воротам. Два полузащитника встали на его пути, и один из них поставил Ивану подножку. Падая, Кузенко сбил Кнопфа. Это послужило поводом для скандала. На поле тотчас же появились эсесовцы. Один даже выбежал с собакой на ремне, но пес испугался суматохи и потащил своего хозяина назад.
Товарищи подняли Кузенко, окружили тесным полукругом и отвели в сторонку. От трибуны командования к месту происшествия спешил полковник.
— Приказываю разойтись! За непослушание — арест!
Офицеры переглянулись и стали «смирно».
— Инцидент исчерпан, — сказал полковник, обращаясь к судье. — Русский игрок проявил грубость, и вы должны сделать ему внушение.
Он обернулся к офицерам.
— Я ценю ваши патриотические чувства, господа. Впереди еще много времени, и наши мастера, конечно, увеличат счет… Приказываю покинуть поле.
Судья назначил штрафной удар в сторону киевлян. Климко головой отбил мяч Макухе, а тот передал Кузенко. Обойдя в центральном круге Кнопфа, Иван сильным ударом передал мяч Макаренко. Через несколько секунд мяч снова оказался у Кузенко; ему удалось обвести двух игроков. До ворот противника оставалось чуть более двадцати метров. Защита уже заняла оборонительную линию, ожидая от Ивана очередной передачи кому-то из киевлян. В эти секунды Кузенко принял неожиданное смелое решение. Казалось, трибуны стадиона вздрогнули. Под самой планкой мяч вошел в сетку ворот. Краус стоял неподвижно, словно игра его не касалась. Он не допускал мысли, что с такого расстояния, с такой силой и точностью ему могли забить гол.
…Во втором тайме Русевичу нечего было делать, он почти не вступал в игру. Сложив по привычке руки на груди, он мерил широким шагом ворота. Теперь было ясно — «Люфтваффе» не могла избежать поражения: до конца матча при счете 5: 1 оставалось восемь минут.
Зрители по-прежнему не покидали своих мест, хотя они не могли не заметить, что выходы запружены полицией и отрядами военных; гестаповцев, полицейских и эсэсовцев было, пожалуй, не меньше, чем зрителей.
Гонг возвестил, что до конца состязания осталось пять минут. Окончательно потеряв инициативу, команда «Люфтваффе» теперь отбивала мяч за черту поля, беспокоясь только о том, чтобы не допустить атакующих на свою штрафную площадку. А киевляне развертывали очередную атаку, как будто счет 5: 1 не был для них достаточной победой.
Необычно выглядела киевская команда: окровавленные лица, изодранные майки, наклейки и повязки на руках и ногах. И было странно, что все игроки словно забыли о своей половине поля: Климко, Свиридов и Макуха оставили свои зоны, и только один Русевич скучал у ворот. Он отчетливо слышал, как с трибун прозвучали новые дружные возгласы:
