Брайан Глэнвилл - Олимпиец
Сперва мне стало неловко — все на меня уставились, повернувшись к нашему столу. Потом зааплодировали, и Стен сказал: «Вставай!» Я встал и слегка поклонился, потом снова сел, а Сэм продолжал представление.
В тот вечер на нём не было старых джинсов и свитера, — наверное, потому, что стояла жара. Он надел чёрную шёлковую рубашку с открытым воротом и облегающие чёрные брюки. Его даже не хотели впускать. Его стриптиз был ненастоящим, потому что он ничего с себя не снимал, только делал вид, что собирается раздеться, имитировал движения стриптизеток. Смешно повторял все их ужимки, показывал, будто снимает чулки, — вытягивая ногу, поворачивался к нам лицом и вдруг резким движением якобы бросал что–то на парня, сидевшего за передним столиком. Через несколько минут все валялись со смеху; ему даже подыграли, выключили свет и дали на него луч прожектора, а ударник бил в барабан. Под конец, когда он повернулся ко всем спиной, как бы стесняясь сбросить последнее, что на нём оставалось, творилось нечто невообразимое.
В этом клубе мы засиделись далеко за полночь, танцевали, развлекались. Джил потрясающе танцевала, особенно твист; можно подумать, все движения у неё были отработаны, казалось, она танцует сама по себе, но иногда наши взгляды встречались, и она мило улыбалась.
Сэм только один раз за весь вечер слегка подпортил настроение; он стал рассказывать нескольким американцам, как он планировал забег, как учил меня тому и этому. Заметив, как смотрит на него Джил, я испугался: вот сейчас что–нибудь выкинет — обнял её и быстро увлёк танцевать. Она сказала: «Можно подумать, что это он бежал, а не ты». Но в остальном всё было хорошо, просто блеск.
— Айк, каково это — быть мировым рекордсменом?
— Как в сказке.
— Когда вы порвали финишную ленточку, вы думали, что установили мировой рекорд?
— Да, была такая мысль.
— Значит, сюрприза не было?
— Как сказать, и да и нет. Ведь надежда–то всегда с тобой.
— Но вы и ваш тренер, Сэм Ди, твёрдо решили идти на рекорд в этом забеге?
— Да, план такой был. Я надеялся, что забег будет быстрый, значит, стоит попытаться.
— Наверное, такого темпа не ожидали даже вы?
— Да, на втором и третьем круге. Никак не думал, что Драйвер так рванёт.
— Возможно, и он не ждал от вас такой скорости?
— Может быть, не знаю.
— А он говорил с вами после забега?
— Да, сказал, что теперь перейдёт на простоквашу.
— Очень хорошо! Замечательно! А теперь, Айк, когда вы уже установили рекорд, к чему будете стремиться?
— К тому, чтобы его удержать.
Рекордсменом я оставался всего три месяца. А потом, не успели мой рекорд официально утвердить, его побил канадец. Какой–то Терри Купер, я о нём слышал краем уха. На Олимпиаде в Риме он пришёл восьмым.
Помню, когда я узнал об этом, страшно расстроился, будто меня обокрали. Позвонил спортивный обозреватель Артур Генри. Он спросил: «Слышали о новом рекорде, Айк?» У меня внутри всё как оборвалось: «Что? О каком?» Тогда он сказал, что Купер в Ванкувере пробежал милю за 3.54,5. потом спросил: «Могу ли я написать, что вы полны решимости вернуть рекорд?» Я ответил: «Да, так и напишите». Он добавил: «И то, что вы удивлены?» — «И это тоже».
Я всё ещё стоял у телефона, когда из кухни вышла Джил и спросила: «Что случилось?» Я сказал, что больше не рекордсмен. Канадец Купер пробежал милю за 3.54,5.
Она обняла меня, поцеловала и сказала: «Придётся тебе отвоевать его обратно. На то они и рекорды, чтобы их били». Я ответил: «Знаю. Но так быстро? Я даже не успел к нему привыкнуть».
Потом я позвонил Сэму, он уже знал. Он сказал: «Если он пробежал за 3.54,5, то в конце сезона ты пробежишь за 3.54. Наша ближайшая цель — 3.54,2».
Но в том сезоне у меня ничего не вышло. Настроение было — паршивее некуда. Честно говоря, даже хуже, чем в Риме.
Это поразительно. Всё больше походит на моралите. Айк — в роли простого человека, Джил — доброго ангела, Сэм — искусителя. Классическое распределение ролей: Джил иногда прямо–таки светилась добротой, а искуситель Сэм был на редкость сладкоречив.
Чем же Сэм его искушает, будто держит перед носом морковку? Мировым рекордом. Айк его установил, потом потерял, а теперь этот процесс может длиться вечно: завоевал рекорд, потом потерял, снова завоевал, и пока эта карусель вращается, от Сэма ему никуда не деться. Не знаю, в какой момент она это поняла. Просто я заметил: она стала иначе реагировать, когда Айк заговаривал о рекорде, — с религиозным, миссионерским видом, и глаза его выражали решимость крестоносца. Раньше, до того, как он побил мировой рекорд, она к этому относилась с такой же страстью, как Айк, но теперь она как бы замкнулась, отвечала всё впопад, но без энтузиазма крестоносца, и Айк это заметил. Он стал спрашивать: «Правда, Джил?», «Верно, Джил?» Она же отвечала: «Да, конечно, Айк», а иногда он просто бросал на неё взгляд, силясь угадать, что у неё на уме.
Как–то раз я сказал ей об этом, стараясь не дразнить её, — она ведь и так относится ко мне с подозрением. Это было на встрече в Уайт — Сити — кажется, на Британских играх, — мы сидели вместе в одном из первых рядов трибуны, ждали, конечно, забега на милю. Я сказал: «Ты, похоже, к рекорду относишься без прежнего энтузиазма». Она же сердито ответила: «Ничего подобного. Я всей душой желаю, чтобы он вернул себе рекорд». Я сказал: «Извини. Значит, мне показалось».
Она успокоилась, потом задумалась и примерно через минуту вдруг сказала: «Я просто не хочу, чтобы он из–за этого переживал». «Ну, это естественно», — ответил я. «Главное, он уже один раз побил рекорд. Уже был мировым рекордсменом. Я ему всё время об этом напоминаю». «А что говорит ему Сэм?»
Она посмотрела на меня так, словно внезапно вспомнила, кто я такой, и пожалела о своей откровенности. Потом сказала очень сдержанно: «Сэм настраивает его на рекорд».
В тот день я очень внимательно наблюдал на Айком. Я наблюдал за ним всегда, потому что удовольствие, эстетическое наслаждение, глядя на его сосредоточенные движения без усилий, тем более привлекательные, что знаешь, какой им вложен труд, сколько усилий потребовалось, чтобы его бег казался лишённым усилий, — работа, помноженная на талант.
Но сейчас, глядя на него более критически, я видел, что движения его не столь легки, скорее они механические, как у чудесного робота, — великолепия уже не было. Технически всё выглядело блестяще, как всегда: длина шага, поршневое движение рук, подвижность и стремительность торса — достаточно, чтобы выиграть забег, скажем, за 3.59,6. все движения были совершенны, но это были всего лишь движения.
Между тем рядом всегда находились добрый ангел и Мефистофель. Мефистофель вёл его от одной вершины к другой, от одной цели к другой, внушал ему уверенность в себе; несчастный добрый ангел тревожно трепетал где–то на втором плане. Но я по–прежнему делаю ставку на доброго ангела.
Не знаю, что со мной случилось. Может, я слишком вымотался в Лос — Анджелесе, но до конца сезона хороших результатов у меня не было. Кривая пошла вниз ещё до потери рекорда, а потом стало мешать ещё что–то, не исключено — я просто себя загнал.
Так или иначе, в том году я не приблизился к рекорду, лучшее время показал в Берлине — 3.56,8. И раз я был не в силах вернуть себе рекорд, победы в соревнованиях ничего для меня не значили. А пару раз я и не победил, например в Варшаве, в матче против поляков, и в Швеции, где, честно говоря, я не очень старался. Единственное хорошее, что принёс мне рекорд, — новая работа. Стен устроил меня прекрасно, ничего не скажу, но эта работа оказалась ещё лучше. Меня взяла крупная французская фирма, торговавшая обувью и спортивным инвентарём, платили мне сорок пять фунтов в неделю, дали «Рено», а всех дел — изредка ездить по оптовым торговцам да иногда выступать на пресс–конференциях. Действие контракта истекала только после Олимпиады в Токио. Они фотографировали меня где могли, но чтобы на фото красовалась марка фирмы — мне выдали большую белую кожаную сумку с названием фирмы.
Больше всего мне хотелось выйти на старт вместе с Купером. Ведь если я его обойду, я кое–что докажу, пусть и без рекорда; но случая не представилось. Он должен был приехать в августе в Уайт — Сити, участвовать в беге на милю, но что–то ему помешало. Потом говорили, что он приедет на соревнования в Скандинавию, но вместо этого он отправился в Австралию.
У меня была ещё одна попытка побить рекорд, в Уэлвин — Гарден-Сити, в «подготовленном» забеге, но перед последним кругом я был настолько впереди остальных, что утратил чувство времени и показал только 3.58,6.
Я читал о Купере всё, что попадалось: как он выглядит, откуда родом, как тренируется. В будущем году предстояла встреча с ним в Перте, на Играх Содружества, и мне казалось, что именно он будет моим главным соперником в Токио. Ведь в забегах на милю сюрпризы случаются редко. Новички в них не побеждают. За пару лет до Олимпиады обычно ясно, кто может претендовать на золото.
