Владимир Константинов - Записки пресс-атташе.
Последнее, пожалуй, было самым трудным. Поначалу я просто стеснялся выбегать к кромке поля под взорами тысяч и тысяч людей и объективами фото- и телекамер, чтобы прокричать какую-нибудь эмоциональную фразу тренера, которая, как правило, мало что значила и на треть состояла из бранных слов. В этот момент сам футболист подчас находился в пылу борьбы, и ему было не до реплик со стороны. Поэтому спустя некоторое время я научился "держать удар", на секунды как бы сам воплощаясь в своего подшефного, и только когда в игре наступала пауза, спешил донести до него очередную тренерскую директиву.
Самое смешное, что, когда игра у команды не клеилась, Тарханов в сердцах вполне мог бросить в мой адрес фразу типа: "Володь, может, ты ему чего неправильно переводишь?…" В первый раз, помню, я оскорбился, но потом, будучи уже в совсем дружеских отношениях с Федорычем, я ему как-то дословно повторил реплику, адресованную во время игры Леонидасу. Главный тогда согласился, что не следовало переводить ее буквально, и с тех пор перестал сомневаться в моих профессиональных способностях.
К счастью, на футбольном поле Леонидас был прилежным учеником и почти не давал повода для критики. А вот проблемы неожиданно подступили совершенно с другой стороны.
Прощай, "Советская"!
После нескольких дней проживании в "Советской" Лёню в целях экономии клубных средств переселили на базу в Архангельское - не самое, замечу, захолустное место. Хотя бы потому, что по соседству с тренировочным центром находится один из самых роскошных пансионатов Министерства обороны.
Конечно, базу ЦСКА нельзя сравнить с более современными и комфортабельными аналогами, скажем, владикавказской "Алании" или волгоградского "Ротора". Она построена хоть и по-советски добротно, на довольно давно - где-то на заре 60-х. Вот почему Леонидасу, привыкшему у себя на родине "садиться на сбор" только за сутки до матча, а то и вовсе в день игры и исключительно в пя-тизвездные отели, было не по себе, когда ему поменяли уютный и просторный гостиничный номер на почти больничный бокс армейской базы.
В первую ночь он почти не сомкнул глаз: гнетущая обстановка комнаты навевала аналогии с тюремным изолятором, время от времени подступал предательский страх - он почему-то боялся, что вот-вот начнется стрельба ("В этой стране вечно воюют!"), а в промежутках между кошмарами сам вел неистовую борьбу с кровожадными подмосковными комарами.
Наутро я встретил Лёню полностью разбитым и даже немного отрешенным. Ясное дело, что не могло добавить ему оптимизма и известие о том, что приехавшие вместе с ним на просмотр соотечественники Иван и Эдмар не подошли столичному клубу (первый - по физическому состоянию, второй - из-за шумов в сердце, своевременно обнаруженных ведомством Белаковского) и были вынуждены отправиться восвояси.
По просьбе Тарханова я стал оставаться на базе чуть ли не на целый день, стараясь отвлечь бразильца от ностальгических мыслей. В свободное время мы гуляли по величественному архангельскому парку, наблюдали за рыбаками, удившими рыбу в тамошнем пруду, просто трепались в номере или обсуждали переведенные мной газетные статьи, в основном спортивные.
"Ты не один"
Лёнина жизнь стала легче, когда приехал Самарони - другой бразилец, спешно выписанный тем же агентом из-за океана. Он оказался человеком чуть постарше и попроще. Наверное, именно поэтому его сразу приняли в команде за своего парня, и у меня хлопот с ним было намного меньше. А главное, моих подопечных поселили в одном номере, и они теперь могли подолгу общаться между собой. Что, собственно, они и делали.
А когда однажды Григорич отвел меня в сторону и попросил переговорить с бразильцами в том смысле, что неплохо бы им соблюдать режим, то есть ложиться спать после отбоя и не мешать это делать другим, а не ржать подобно ретивым жеребцам и не слушать громкую музыку за полночь, я окончательно понял, что "процесс адаптации пошел" и что мне во всяком случае не придется больше выполнять роль няньки.
В это время армейские легионеры уже подключились к тренировкам в основной группе, которые проходили на очень приличном газоне базы в Архангельском, что не могло не вызвать у них удовольствия.
Но бразильцы есть бразильцы. Привыкшие дома при подготовке к матчам подолгу возиться с мячом и играть двусторонки, они довольно неохотно выполняли атлетические и беговые упражнения, не любили задание на ограничение касаний мяча. Зато как рыба в воде чувствовали себя в игровых упражнениях, при выполнении ударов из стандартных положений и жонглировании мячом. Более техничный Леонидас, например, мог запросто "чеканить" его, не опуская на землю, в течение трех, пяти минут, в общем, пока Тарханов не давал свисток к началу выполнения нового задания.
Если приспособиться к тренировкам и игре бразильцам не составило большого труда, то к новым условиям восстановления организма, питания и быта пришлось привыкать долго. Чего только стоило им одно знакомство с русской баней, которая ни в какое сравнение не идет с тамошней сауной, где температура воздуха всего на 10-15 градусов выше, чем на улице.
А здесь, бывало, сибирский великан Тяпа (Тяпушкин) прикрикнет массажисту: "Василич, поддай еще жару!" - кто-нибудь рядом веничком пройдет по спинам, и поехало-поплыло все перед глазами у моих бразильцев. "Убийственное дело - ваша баня", -первое время жаловались они.
Мало-помалу я и сам начал привыкать к "тяготам и лишениям" спортивной жизни и уже стал ездить в Архангельское не только как на службу, но и как в места, где можно совместить приятное с полезным. Оглядываясь назад, с изрядной долей иронии вспоминал свою бывшую работу за письменным столом или компьютером в разного рода конторах и редакциях. К тому же мною по-прежнему двигала неутоленная жажда познания новых и новых деталей из жизни большого футбола.
О пользе послеобеденного сна
Какое-то время я стеснялся питаться вместе с командой на базе, но в один прекрасный день доктор команды чеченец Кюри Чачаев, что называется, обвел меня вокруг пальца: заманил в столовую под видом того, что нужно что-то перевести для бразильцев, усадил меня за стол рядом с игроками и сказал, что отныне мое место за завтраком, обедом и ужином будет здесь.
Тогда я уяснил для себя, что за "генеральским" (может, оттого, что дело было в ЦСКА?) столом сидят тренеры и руководство команды, чуть поодаль - обслуживающий персонал, дальше - "старики" и уж совсем на дальнем краю от раздачи - поколение "next". Но основное заключение, которое я сделал в тот день, - так вкусно, обильно и действительно по-домашнему могли накормить только в редком московском ресторане.
Вот и мои бразильцы довольно быстро привыкли к русской кухне, лопали почти все подряд, иногда, правда, ворча, что могли бы давать побольше риса и фасоли, которые у них на родине все равно что для нас картошка. И овощей и фруктов было для них маловато. С последним вопрос решился оперативно - врач и массажист стали специально прикупать побольше бананов, апельсинов и другой экзотической снеди, чему, между прочим, наши футболисты обрадовались не меньше бразильцев. Теперь каждый из них после обеда норовил прихватить с собой на сон грядущий пару, а то и больше сочных плодов. "А чем мы хуже бразильцев?!" - наивно, но небезосновательно рассуждали они.
Кстати, о послеобеденном сне стоит сказать особо. Сначала эта привычка изумляла и забавляла меня, как ребенка, а потом я понял, что для абсолютного большинства футболистов и тренеров это дело святое. Возможно, потому, что люди этой профессии выполняют большой объем физической работы и почти все время находятся на воздухе. В конце концов, есть же тихий час в детских садах и послеобеденная сиеста в доброй половине стран мира!
Отдых после обеда был настолько естественным мероприятием в команде, что, помнится, однажды за полдником ко мне подошел один из цеэсковских тренеров и не без беспокойства заметил: "Володь, что-то нервишки у меня стали никудышные. Раньше засыпал на первой минуте, а теперь только на второй…"
Не поверите, но вирус послеобеденной спячки очень скоро поразил и меня - глаза смыкались, едва голова прикасалась к подушке. Но это было чуть позже, а поначалу ни мои бразильцы, ни я не могли заставить себя спать, когда солнце стоит в зените.
Пока остальные смотрели свои сны, мы травили анекдоты, слушали музыку, а иногда даже занимались изучением русского языка. Это, конечно, громко сказано, потому что такие занятия, как правило, сводились к тому, что я растолковывал бразильцам самые необходимые в обиходе слова. Самое удивительное - то, что то ли я был неважным преподавателем, то ли метод был не тот, но мои подопечные значительно быстрее усваивали словечки, которые они подслушивали у партнеров по команде во время тренировок или которым их кто-то из ребят обучал в мое отсутствие. Надо ли говорить, что это была за лексика…
