Макс Юрбини - Футбольные истории
Пришлось дожидаться темноты, чтобы выпустить из Виндзор-парка итальянский автобус. Под эскортом двух мотоциклистов он примчался наконец в гостиницу. Там его ожидали несколько любопытных и целый полицейский кордон: мало ли что могло случиться… Но все обошлось благополучно.
Штаб итальянской команды тотчас же собрался на военный совет, и президент Отторино Барасси изложил обстановку:
— Господа, только что мы были очевидцами зрелища, недостойного футбола и спорта вообще. Наш национальный гимн был освистан, и если команда ушла живой из Виндзор-парка, то это благодаря чуду. Мы должны заявить решительный протест и потребовать дисквалификации ирландского поля. О том, чтобы вернуться сюда через три недели, не может быть и речи, это было бы равносильно самоубийству…
Друзья, безусловно, поддержали негодующего Барасси, когда тот добавил:
— А пока что мы не должны являться на банкет. С людьми, которые покрывают подобные скандалы, не сидят за одним столом.
— Я с вами не согласен, — вмешался Феррарио. — Нам следует высоко держать голову и ответить на приглашение. Бегство еще никогда не было удачным решением. Поверьте, уж чего-чего, а увидеть нас улыбающимися ирландцы никак не ждут.
Феррарио обезоружил своих руководителей: если сам центр нападения требовал присутствия всей команды, нужно было склониться и, когда неизбежно начнутся тосты, возможно яснее выразить его точку зрения.
В 21 час 30 минут итальянцы появились в большом салоне «Сентрал отель» в Белфасте, прием после матча по традиции всегда проводился там, где жили гости.
Синий пиджак, белая рубашка, бордовый галстук, серые брюки: несмотря на заметные следы происшедшего, у итальянцев был весьма бравый вид, они рассчитывали на довольно скромный прием и уже приготовились дать отпор присутствующим. Но каково же было их удивление, когда собравшиеся в зале ирландцы встали и трижды прокричали «гип-гип ура!» в честь итальянского футбола. Дэнни Бланшфлоу подошел к ним и в качестве капитана предложил каждому итальянцу занять место рядом с футболистом ирландской команды. Так начался один из самых неожиданных вечеров…
Через два часа вся компания уже громко распевала песни, вторя хору ирландцев. Смех звучал все громче и громче. В какое-то мгновение Феррарио наклонился к своему соседу и пристально, как только мог, посмотрел на него. Они обменялись несколькими словами на каком-то смешанном итало-английском языке. И тут вдруг Феррарио так сильно ударил по столу, что опрокинул и свой, и еще несколько бокалов шампанского.
— Но это же он! — воскликнул Феррарио, не считаясь с приличием. — Обними меня, дружище! Таких силачей, как ты, встретишь не часто!
В своем соседе по столу Феррарио узнал рыжего парня, который несколько часов назад протянул ему руку помощи во время битвы на стадионе. Теперь они были неравны, и в три часа ночи этот весьма оригинальный тандем все еще шумел в баре отеля, пока наконец им не предложили прогуляться на свежем воздухе…
Взявшись под руки, Феррарио и Мак-Илроу в сопровождении нескольких товарищей вышли на улицу. Было решено найти какой-нибудь бар, чтобы завершить вечер как следует.
— За мной, господа, я знаю хорошее место! — провозгласил Мак-Илроу.
Вся компания последовала за Феррарио и Мак-Илроу и вскоре оказалась в каком-то сомнительном кабачке для матросов, грязном и прокуренном. Не пробыли они там и десяти минут, как вдруг какой-то двухметровый верзила набросился на «коротышку» 190 см ростом и нанес ему удар правой в челюсть. Тот не шелохнулся и ответил не менее сильным ударом слева в подбородок. Никакого впечатления! Еще раз справа, еще раз слева… Опять ничего! Третий справа… На этот раз «коротышка» сложился вдвое и растянулся на полу.
Тогда хозяин бара не спеша встал со своего места, взял графин с водой и побрызгал «коротышку», который лежал среди стульев, скрестив на груди руки. Несколько засидевшихся клиентов безучастно наблюдали за этой сценой. Побежденный поднялся и под аплодисменты присутствующих… поздравил своего противника.
— Ты видишь? Вот это и есть Ирландия, — шепнул Мак-Илроу Феррарио. — Дерутся неизвестно из-за чего. Из-за девушки, из-за карт, из-за случайно оброненного слова и особенно — да, да, особенно — ради удовольствия…
На следующее утро, когда итальянцы садились в самолет на Милан, у Феррарио правый глаз был почти закрыт, лоб заклеен огромным пластырем, на подбородке виднелось множество царапин, ребра отчаянно ныли. Привязываясь ремнем, он вновь вспоминал корриду в Белфасте. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и, глядя на удаляющийся в тумане берег, он произнес звучное «чао». Каких-нибудь двадцать четыре часа назад он клялся, что ноги его больше не будет в Ирландии, а сейчас ему хотелось вернуться сюда как можно скорее.
Феррарио и его товарищам ждать пришлось недолго: через три недели ФИФА заставила переиграть матч Италия-Ирландия. Во время этого второго тура были приняты особые меры предосторожности. Игра — невероятно, но факт! — прошла без малейшего инцидента. Ирландия преградила Италии путь к Кубку мира-58 благодаря… Мак-Илроу.
После финального свистка сорок пять тысяч ирландских зрителей неистово приветствовали своих игроков, но ни один человек не позволил себе ни малейшего выпада против итальянцев и ни один не пытался выскочить на поле.
На рассвете в баре рядом с «Сентрал Отель» Феррарио и Мак-Илроу поднимали последний бокал в честь нерушимой дружбы, родившейся во время ирландской стычки.
КОПА ЕСТЬ КОПА
В аллеях отеля «Парк» в Шантильи ожесточенно спорили между собой двое мужчин. Футболисты в тренировочных костюмах играли в шары — превосходное развлечение для команды, отдыхающей накануне ответственного матча… Спорщики были весьма возбуждены.
— Уверяю тебя, сейчас следовало бы избавить Копа от ненужного напряжения, — говорил один. — Ты заметил, какой у него вид? Да? Но тогда согласись, что он перетренирован.
— В разгар сезона это совершенно непонятно, — возражал другой. — Он занимался не больше, чем остальные. Даже, может быть, меньше. Сказать тебе мое мнение? Мы его слишком балуем.
— Не надо преувеличивать.
— Так ведь это же правда! В прошлом году с ним никто не церемонился. Но достаточно ему было одержать несколько легких побед, и с ним уже носятся…
— Повторяю, не будем преувеличивать. По-моему, мы отвечаем так же, как и он. Не надо было менять тренера. Метод предыдущего подходил ему гораздо больше. Вспомни: тот ему ничего не навязывал, предоставлял свободу действий и требовал от него полного напряжения только в день матча. Таков уж Копа: чтобы дать максимум возможного, ему необходим нервный подъем. Во всяком случае, пока что он лезет из кожи вон на тренировках и едва волочит ноги во время игры.
— Это вопрос точки зрения. Мне думается, что вопрос в другом. Копа следует проучить: сезон для него должен быть немедленно закончен.
— Это безумие, он может еще столько заработать…
— Неважно! Если мы не примем радикальных мер, он кончит плохо. И тогда для нас будет чистый убыток.
— Возможно, ты и прав. Но, прежде чем принять окончательное решение, пусть он пройдет медицинское обследование. Ведь его плохая форма может иметь более глубокие причины.
— В его возрасте? Не смеши!
— Между прочим, я заметил, как он часто волочит ногу после удара.
— А! Твой Копа! Ты на все смотришь его глазами! Я тебя понимаю, он очень способный игрок. Но все же взгляни на вещи прямо… Давай условимся так: если у него нет ничего серьезного, возьмем его в руки, а если он перетренирован, отправим отдыхать в Нормандию, а осенью примем опять. Согласен?
— Договорились…
Уже на следующий день, чуть свет, Копа посетили два врача. Он принял их довольно прохладно, как и подобает такому упрямцу, и всем своим поведением ясно давал понять, что подобные действия ему не по вкусу. Потребовалось энергичное вмешательство двух медиков, чтобы его образумить…
Оба хозяина нетерпеливо ждали диагноза…
— Как видишь, визит затягивается, стало быть, Копа чем-то серьезно болен. Они, конечно, будут делать анализы, и придется ждать результатов, чтобы определить его состояние.
— Не сгущай краски! Они могут искать даже то, чего никогда не существовало. С медиками такое случается…
— Именно поэтому я и боюсь, как бы они не запретили ему участвовать в официальных матчах.
— Ну и что… это вовсе не катастрофа. Он все равно мог бы приносить пользу французскому футболу. Имея в его лице такой образец, мы бы подготовили
блестящую смену, уверяю тебя.
— Если смотреть с такой точки зрения, конечно, нет ничего страшного. Но, что ни говори, это был бы преждевременный уход. Особенно для публики… Его своеобразный стиль очень ценят. Да, да! Копа есть Копа. Вспомни: с самого же начала он поступал по-своему, он выработал необычайный стиль игры. Ему пытались подражать, но ни у кого ничего не получилось даже за границей. Это класс, высокий класс. И, кроме того, Копа — боец, он сражался до конца и безотказно: в любое время года и на любом поле, сухое оно или мокрое, удобное или неудобное, даже если на нем невозможно было играть.
