Юрий Власов - Цена жизни
Ведь с конца все тех же сороковых годов мы, по существу, обретаемся на путях профессионализма, купли-продажи здоровья и силы (точно так же покупаем здоровье детей, подростков и юношей во имя золотых побед в большом спорте). Ведь сам такой принцип был отвергнут революцией как безнравственный по отношению к человеку. Долгое время после революции в стране практиковались спорт и физическая культура не как профессия или замаскированная профессия, а как средство оздоровления людей, и только. Мысль о купле-продаже здоровья и силы ради эксплуатации на спортивных подмостках представлялась категорически несовместимой с принципами революции. Тогда это было аксиомой. Мы гордились таким взглядом перед всем миром, и понятно почему.
С того времени многое изменилось, но сам принцип отношения к человеку (его здоровье, призвание, назначение — самые значительные ценности, своего рода святыни) остается смыслом и нервом социалистической морали.
Нужны ли нашему обществу люди, профессия которых с самых юных лет только прыгать, только бить, только поднимать тяжести и нырять?.. Нужны? Тогда с какого возраста? С какими гарантиями для них, людей, посвятивших себя этому? И вообще, в каком размахе все это потребно обществу — не вывеске, не ложным фетишам, а практическим нуждам общества?..
Никто никогда не пытался решить на государственном уровне вопросы философии спорта, его смысла, места в обществе, направления движения, наиболее рациональной и гуманной формы использования. Уже более сорока лет наблюдается лишь голое администрирование: приказ, запрет, наставления. За это время физическая культура и спорт выросли в одну из самых заметных отраслей знания, культуры и потребностей общества. Без крутой ломки определенных взглядов, выросших из системы бюрократических традиций и ложных фетишей, без нового революционного взгляда на народную физическую культуру и спорт их полноценное развитие невозможно.
И в большом спорте, в его, так сказать, угодьях и владениях нужна основательная переоценка определенных установок. Здесь тоже представляется сомнительным ряд основополагающих посылок, покуда официально бесспорных для нас. Вряд ли стоит следовать им только потому, что этой дорогой идет мировой спорт. Мы можем отстаивать и утверждать свои ценности. В этом проявятся социалистические принципы морали, но это уже особый и своего рода профессиональный разговор.
При всем этом надо отдавать себе отчет и в том, что такое большой спорт пусть даже в своем нынешнем понимании. Прежде всего это самостоятельная и очень значительная культурная ценность. Традиции большого спорта уходят в века и тысячелетия. В этом движении замыкаются опыт множества поколений, их усилия, открытия, великие свершения духа и силы.
Современное общество немыслимо без большого спорта (скажем, футбола, хоккея). И жизнь дает этому доказательства. Нельзя огульно ограничивать это могучее проявление человеческой природы. Большой спорт решает далеко не только идеологические и политические задачи. Он является реакцией общества на современную жизнь, ее по-своему беспощадный пресс. Он защищает общество от насилий техники, урбанизации жизни и еще множества других неблагоприятных, а порой очень жестоких воздействий. И кроме того, а может быть, это и самое главное, он — праздник человеческой мощи и духа.
Однако большой спорт нуждается в своей регламентации, определении места в обществе.
Для долгой и здоровой жизни занятия спортом важны в той же мере, что и разумное питание (естественно, и при соблюдении режима). Но я знавал людей весьма преклонных лет — они курили, помаленьку выпивали, да что там, случалось, и не помаленьку!
Их долголетие я относил исключительно к природно крепкому здоровью, так сказать, генетически обеспеченному. Но однажды я услышал от девяностолетнего человека (он был, кстати, женат на далеко нестарой женщине) слова, которые, я думаю, отчасти высветили существо долголетия. Старик, а его трудно было назвать стариком, суховатый и прямой мужчина с умным, пытливым взглядом, сказал:
— Мне очень приятно жить...
Я услышал и окаменел. Сколько же в этом смысла! Да ведь именно здесь объяснение долголетия множества людей и, наоборот, болезней и преждевременной гибели других.
Если человек находится в обстановке, которая не угнетает его, ему по душе дом, люди, которые его окружают, и он с удовольствием (а не брюзжанием и тревогами) встречает каждый день, он будет долго жить, если не долго — все равно выберет свои годы, не рухнет на подходе к истинно зрелым летам.
«Счастлив тот, кто счастлив у себя дома», — написал Лев Толстой, уже прожив долгую жизнь. Здесь ответ если не на все, то на большинство вопросов, и прибавить нечего. Как это мало и как вселенски много!
Целый мир радостей, больших и малых, — нет без них пульса жизни. В тоске по любви и радостям у Бетховена вырываются не слова, а стон:
«О провидение... ниспошли мне хотя бы один миг чистой радости!..»
Можно встретить и перешагнуть через горе, беды, потрясения, если есть этот мир любви и радостей. Именно чувство любви (не крохоборство случайно-собачьих встреч) делает и мужчину и женщину красивыми и несокрушимыми...
Великий музыкант Пабло Казальс, просыпаясь утрами, непременно спешил к любимой виолончели и не по долгу, обязанности урока, репетиции, а в радость, наслаждение играл около часа. И уже после — обряд умывания, бритья, завтрака... И еще любовь к женщине до самых седин... Это как раз та самая гармония бытия. И она свойственна (и доступна) далеко не только людям известным, защищенным достатком и славой.
Казальс прожил почти столетнюю жизнь, концертируя едва ли не до последних дней.
Да простит меня Бог за обращение к сугубо практической материи, но именно она является предметом нашего разговора. Итак, продолжу.
Функции человека при такой жизни действуют в оптимальном режиме. И даже вред курения и алкоголя, а порой и обильной закуси сводится к ничтожному.
Именно современные условия существования, особенно в городе, ежеминутно расстраивают здоровье, во сто крат увеличивая пагубность любой нездоровой привычки. Дабы выстоять в подобных условиях, не сломаться, человек вынужден обращаться к интенсивным занятиям спортом в сочетании с жестким режимом питания и поведения (сон, прогулки и т. п.). Отсутствует насилие над жизнью — человек раскрепощен, и жизнь уже не нуждается в суровом и неукоснительном подправлении ценой покоя и дополнительного труда.
Выработка привычки к физической работе — почти всегда болезненный и тягостный процесс. Большинство людей отказываются от тренировок, скажем, через три — пять недель. Зачем добровольно истязать себя бегом или поднятием тяжестей? Ведь это, оказывается, труд...
Привычка к тренировкам — процесс далеко не механический. На первых порах (может быть, пять-шесть месяцев... может быть, и год) понуждать себя к занятиям не просто, какая уж тут отрада, человек сознает, что тренироваться надо, и гоняет себя в беге или упражнениях. Но с какого-то времени, когда нарабатываются определенные физические качества: выносливость, сила, ловкость, занятия начинают приносить удовольствие. И чем выше тренированность, тем выраженнее это чувство. Именно оно, а не одно сознание того, что физические нагрузки необходимы, и привязывает к тренировкам. Человек испытывает удовлетворение от владения своим телом, выносливости в движении, силы в упражнениях с тяжестями. Он освобождается от слабостей, двигательных ограничений, присущих дряблости, при этом неизбежна и перестройка психики. Заметно крепнет уверенность в себе, резче проступают определенные черты характера — из новых и полезных, жизнь приоткрывается с неизвестной стороны. Все это смягчает, а после существенно ослабляет необходимость неволить себя. В конце концов, действиями человека уже руководит не столько физическая потребность, сколько психическая.
Но для этого в тренировках нужно преодолеть рубеж принуждения, основанный на сознании необходимости поддерживать системы организма и тело в порядке.
К принуждению, пусть не в той мере, приходится прибегать после каждого более или менее заметного пропуска тренировок (болезнь, командировки...). Первые занятия опять идут в тягость, даже с насилием над собой, однако очень скоро процесс физического обновления возрождает и чувство удовольствия, а за ним и привязанности, нерасторжимости с тренировками.
Именно так: следует противопоставить волю в те первые месяцы, когда нет ни выносливости, ни силы мышц, ни самих мышц. В наличии лишь жалость к себе (под видом озабоченности о здоровье), хилость, усталость и очень часто болезни. Надо все создавать заново, порой под прессом обострения недомогания, сомнений, даже страхов (еще как дает знать о себе инстинкт самосохранения) и не только усталости, но и отвращения к физическим нагрузкам. Это уже испытание, это груз; его надо просто тащить, тащить... Это тот исключительный случай, когда покорность нужна и не постыдна.
