Анатолий Тарасов - Совершеннолетие
Кстати, хотелось бы сказать, что в положительном решении вопроса об открытых матчах с ЛТЦ немаловажную роль сыграли работавший в то время секретарем ЦК ВЛКСМ Николай Александрович Михайлов и спортивный отдел ЦК комсомола.
На стадионе «Динамо» собралась необычно большая для зимы аудитория зрителей – 30–35 тысяч болельщиков пришли посмотреть эту игру.
Выиграли матч мы – 6:3. Удивлялись не только наши гости, зрители, специалисты хоккея, но и сами победители.
У меня и потом было немало приятных минут в моей спортивной биографии, но большей радости, чем в тот день, я все-таки никогда не испытывал.
Я полагаю, команда наша победила прежде всего потому, что уж очень сильно хотела победить, так хотела, что желание это перерастало в драматический фанатизм. Только после окончания матча обратились ребята к врачу, а ведь все шайбы попадали в незащищенное тело: это была отвага особой закваски. Наш коллективизм выражался не столько в классическом пасе. Он одухотворял всю игру. Коллективизм этот, самоотверженность поразили чехов, раскололи их оборону, и они дрогнули. Шесть шайб побывало в их воротах, хотя стоял у них лучший по тому времени вратарь Европы – Богумил Модрый.
Лучшим игроком нашей команды был, безусловно, Всеволод Бобров. Большой вклад в победу сделал и вратарь сборной Москвы Меллупс.
У этого вратаря было одно ценнейшее для стража ворот качество: после пропущенного гола он никогда как будто не переживал неудачу, быстро восстанавливал все в памяти, «проигрывал» этот момент, повторяя движения, и делал необходимые выводы. Он умел спокойно выслушивать замечания и критику товарищей, оставляя свои личные переживания и обиды на завтра.
Мне не раз приходилось жить с Меллупсом в одном номере гостиницы, и я видел, как тщательно готовится он к игре. Он и в жизни был таким же аккуратным, собранным, пунктуальным.
Подступы к воротам Меллупса стойко и надежно охранял Александр Виноградов, этот хоккейный богатырь, который в разорванной фуфайке лез на соперников, ловил шайбу на грудь, врезался в борт, не жалел себя. Таким же решительным спортсменом, умеющим целиком, до конца отдавать свои силы игре, показал себя другой защитник – Борис Бочарников.
Капитан нашей команды Владимир Никаноров почти не уходил с поля, играл спокойно, осмотрительно, не поддавался ни на какие уловки. Смелый, крепкий защитник. В ходе матча умело перестраивал свою игру. Прекрасно ориентировался на поле. Будучи одним из лучших вратарей советского футбола, он не побоялся начать свою спортивную жизнь заново в неведомом нам тогда виде спорта.
Володю высоко ценили и уважали товарищи. Он был немногословным парнем, но если уж начинал говорить, то к нему прислушивались все.
И остальные наши ребята – Анатолий Сеглин, Борис Соколов – казались в тот день воплощением мужества, спокойствия и расчетливости. Это были настоящие хоккейные бойцы.
Но всех нас поразил в том матче Евгений Бабич, настоящий патриот команды, тонкий тактик, создававший много голевых моментов для нашего главного бомбардира Всеволода Боброва. Бабич обладал счастливым даром – умел находить ту почти неуловимую середину между индивидуальной и коллективной игрой, что делает спортсмена высочайшим мастером. Он великолепно пользовался обводкой, финтами, но никогда не забывал о грозном оружии – пасе.
В тройке Василий Трофимов – Всеволод Блинков – Николай Поставнин играли очень быстрые форварды. Они были както особенно побоевому дружны и азартны.
Самых больших похвал заслуживает Трофимов, невысокий, юркий крепыш, принесший немало хлопот чехословацким защитникам.
На высоких скоростях вела атаки и тройка Юрий Тарасов – Зденек Зигмунд – Иван Новиков. Возглавлял, ее хоккеист и теннисист 3. Зигмунд, отличный товарищ, великолепный боец, прекрасный атлет. И как хорошо, что с конца 1965 года в Москве проводится мемориал Зигмунда, турнир московских теннисистов, посвященный памяти этого прекрасного спортсмена.
На следующий день после первого матча с чехословацкими хоккеистами нас пригласили в ЦК ВЛКСМ на дружескую беседу. Товарищи из Центрального Комитета комсомола приняли нас очень тепло, с большой заинтересованностью расспрашивали о наших хоккейных делах, планах, надеждах, перспективах. Нас наградили от имени комсомола именными часами. То были первые советские послевоенные часы, и мы храним их сейчас как драгоценную реликвию.
Беседовавшие с нами товарищи старались понять наши радости и огорчения, стремились оказать посильную помощь. В конце беседы они попросили, не приказали, а почеловечески, понимая, как трудно нам, попросили сыграть в остальных матчах не хуже. Товарищи из ЦК сказали, что наша главная задача – учиться играть по-настоящему. Не только воевать на хоккейном поле, но и постараться научиться играть умно, тактически зрело. В ЦК комсомола нам напомнили, что от наших успехов будет во многом зависеть популярность хоккея в стране.
С тех пор наша дружба с Центральным Комитетом комсомола стала постоянной. Нам помогают, о нас беспокоятся. Уходят из комсомола одни ребята, приходят другие. Меняются составы команд, составы сборных, но дружба комсомола и хоккеистов по-прежнему верна и крепка.
Учиться и учиться
Однако одержанная победа над чехами совсем не означала, что мы сильнее их.
Хитрый тактик, чехословацкий тренер уже в следующем матче нашел ключик к нашим воротам.
Чехословацкие хоккеисты начинали раскат со своей половины поля, тройка отходила назад, набирала скорость и, как нож в масло, входила в наши оборонительные ряды. А мы не знали, как нам играть, потому что не владели тогда еще искусством ни маневренной, ни позиционной обороны. Мы не знали, что можно своим правильным построением прерывать темп атаки соперника, если оставить впереди хотя бы одного нашего нападающего. Непривычны были нам и силовые столкновения.
Матч начался все-таки для нас удачно: мы повели – 2:0. Вот снова Бабич быстро проходит по краю и выкидывает шайбу на «пятачок», и мне, игравшему рядом, в общем-то ничего не оставалось, как забросить шайбу в пустые ворота. Но… судьи ее неожиданно не засчитали.
Чехословацкий судья мотивировал свое решение тем, что я якобы в момент броска был в площади ворот. Начался спор, и игра минут на двенадцатьпятнадцать была задержана.
В то время в хоккее были старшие судьи. Именно таким старшим судьей был в этом матче Михаил Дмитриев, скромный до девичьей застенчивости человек. Все в споре зависело от него, но он… забыл о своем преимуществе и потому, естественно, не воспользовался правом вынести окончательное справедливое решение.
А ведь эта заброшенная шайба была почти последним нашим успехом в том матче.
Мы слишком старались накануне, и потому сил у нас больше не было. Мы физически не могли вынести тяжести нового хоккейного поединка. А тут еще разыгрались наши гости. Их могучий защитник Троусилек, отличавшийся умением отлично применять силовые приемы, расшвыривал наших нападающих в разные стороны. В итоге поражение – 3:5.
Мир тесен, и спустя несколько лет я встретился с тем чехословацким судьей, который когда-то не засчитал ту решающую для нас шайбу. Он сразу и откровенно признался, что совершил ошибку. – Я ведь тоже человек, – оправдывался он. – И ты меня прости, что я тогда поставил вас в тяжелое положение. Но я не мог допустить, чтобы новички еще раз обыграли наших прославленных ребят…
Мы простили, конечно, такую нечестность. К тому времени я уже понял пользу нашего давнишнего проигрыша. Мы тогда смогли лучше взглянуть на собственную тактическую беспомощность, и это заставило нас более серьезно воспринимать собственные недостатки, более критически оценить свой первый успех.
Третий матч закончился ничьей – 2:2. Это был матч равных команд. Чехи играли старательно, но не могли сделать большего.
Чехословацкие друзья помогли разобраться в том, что мы из себя представляли. Они пришли к нам на разбор прошедших игр. Эта встреча вылилась в чрезвычайно интересную беседу. Мы задавали множество вопросов, старались понять секреты искусства больших мастеров.
Нас гости спрашивали – то ли в шутку, то ли всерьез, – будем ли мы развивать хоккей или, как в тридцатые годы, забросим клюшки на печку.
Чехи и на льду показывали, как надо играть в тех или иных ситуациях. Особенно большую помощь оказал нашим вратарям Богумил Модрый. Он чуточку умел говорить порусски и потому смог рассказывать немало интересного и полезного своим советским коллегам. Показательный урок мудрости вратарской игры остался у меня в памяти на долгие годы.
Это был урок друга, который даже после поражения считал необходимым поделиться своими знаниями. Он искренне желал советскому хоккею больших удач в будущем.
Прошло несколько лет, и вот, будучи в Праге, мы узнали, что Богумил серьезно болен. Вместе с Аркадием Ивановичем Чернышевым я навестил нашего друга. Он был уже плох и, как нам позже сказали, понимал это. Мы вспоминали с ним наши встречи в Москве, много и интересно рассуждали о хоккее минувшем, и настоящем, снова и снова благодарили Богумила за его огромную помощь и бесценные советы нашим вратарям. Нам хотелось както хоть чуточку облегчить его участь, но он, хотя и улыбался, улыбался печально – знал, что не увидит того хоккея, о котором мы вместе в тот вечер мечтали.
