Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич
Татьяна хотела поступать в ГИТИС на балетмейстерский факультет, но Анатолий Владимирович был непреклонен: «Артистов у нас в семье не было и не будет».
Анатолий Владимирович говорил дочери: «Прежде чем их истязать, надо себя истязать. Воспитывать на личном примере». Плавать он Татьяну научил, когда ей было четыре года, — на море, отдыхали в Гурзуфе, бросил ее с лодки. Поплыла, зная, что отец — большой и сильный — рядом, и страшно не было. В детстве по утрам он выгонял ее во двор на зарядку, наблюдал с балкона, и если девочка, застеснявшаяся под взглядами мальчишек, пропускала какой-то элемент утренней гимнастики, заставлял ее всё делать с начала. Никаких кроссовок тогда и в помине не было. С наступлением холодов Татьяна бегала по снегу в тряпичных тапочках «Дружба». «Пап, — говорила она, — у меня ноги мерзнут». «А ты, — отвечал он, — беги быстрее, будет жарко».
В пять утра он будил Таню, с четырех лет занимавшуюся фигурным катанием, и говорил: «Дочка, я приготовил тебе завтрак и договорился, что ты будешь кататься два часа до тренировки». И она каталась — при одной-единственной лампочке.
Галина рассказывала, что отец, не видевший в ней спортивных задатков, баловал ее, а к Татьяне относился значительно строже. С шести лет Таня одна стала ездить — рано утром! — на каток в Марьину рощу, сначала на метро, потом на троллейбусе, и надо было еще дорогу переходить.
Анатолий Владимирович и на тренерское дело Татьяну благословил, когда она получила травму. «Иди, дочка, на каток, набирай группу, тренируй учеников, — напутствовал Тарасов. — Без работы ты не останешься никогда и будешь там счастлива. Не заметишь, как жизнь пролетит». Разузнав о том, сколько времени проводят в тренировочных занятиях тогдашние корифеи фигурного катания Станислав Жук и Елена Чайковская, Анатолий Владимирович сказал дочери, что она должна, чтобы быть с ними конкурентоспособной, проводить на льду по 12 часов. Он заставлял Татьяну думать и в ответ на просьбу поделиться упражнениями, помогающими сохранить физическую силу и форму, говорил: «Принесешь три своих упражнения, так и быть, покажу тебе одно». Никаких поблажек дочери. На ее тренировки он приходил редко. Однажды Татьяна сама попросила его посмотреть на Ирину Моисееву и Андрея Миненкова. После тренировки Тарасов сказал: «Таня, у него слабые спина и живот, тяжело спускает партнершу с поддержек». Татьяна стала уделять больше внимания атлетической подготовке, и пара выиграла серебро на Олимпиаде, уступив лишь великим Людмиле Пахомовой и Александру Горшкову. Татьяна пребывала на седьмом небе от счастья, до тех пор пока отец не приземлил ее: «У нас в хоккее за второе место с работы снимают». Лишь после золотых наград, выигранных на Олимпийских играх учениками Татьяны Анатольевны, дочь услышала: «Ну, здравствуй, коллега».
Тарасов, когда ждал с Ниной второго ребенка, очень надеялся на рождение сына, которого заранее мечтал приучить к хоккею. Узнав о появлении дочери, поначалу до того расстроился, что, как гласит семейное предание, не пошел даже в феврале 1947 года забирать Таню из роддома. Но потом принял самое деятельное участие в приобщении Татьяны к спорту, и в том, что из нее получился выдающийся тренер по фигурному катанию, немалая его заслуга.
Как на будущего хоккеиста рассчитывал Тарасов на первых порах и на внука Алексея. Алексею рассказывали, что первым словом, им произнесенным, было не «мама» и не «папа», а — «ЦСКА». Однако хоккей Алексея не увлек, прошел, можно сказать, мимо него. Несколько месяцев занимался в ЦСКА, когда ему было шесть лет, а потом лишь в рамках «Золотой шайбы» играл в дворовой команде. Алексей нормально отучился в первом классе в школе, в которой работала его мама, потом перешел в другую и там, по его словам, «превратился в разгильдяя, троечника: как-то у меня не пошла новая школа». «Не могу сказать, — рассказывает он, — почему это произошло. Не могу сказать, что были плохие преподаватели, просто я сам отлынивал от учебы и от уроков. Вечером меня находили в парке в тире. Я стал драться. Меня мои школьные “успехи” не волновали, а вот остальных членов семьи… И я вернулся в свою прежнюю школу, в шестой класс, меня чудесно там приняли, с некоторыми одноклассниками я еще в детский сад ходил. И учеба пошла на совершенно ином качественном уровне».
Алексей, окончивший иняз, владеющий итальянским и английским языками, занимающийся бизнесом, старательно, изо дня в день, возит на тренировки в ЦСКА одного из двух своих сыновей — Федю, правнука Анатолия Владимировича, который, можно не сомневаться, был бы рад увидеть потомка в армейской форме.
Тарасов с детских лет учил дочерей, что лучший отдых — это смена занятий. Закончили уборку — приступайте к стирке, постирали — начинайте готовить обед, после обеда — самое время погладить белье. Однажды Татьяна, которой поручили сделать в квартире уборку, схалтурила, поскольку торопилась во двор к друзьям. Нина Григорьевна обнаружила под книжным шкафом пыль. Татьяну в наказание не взяли в Ленинград, куда семья отправилась посмотреть город и походить по музеям. Татьяна билась в истерике на балконе, наблюдая, как мама, папа и сестра садятся в машину. Бабушка Екатерина Харитоновна не выдержала, крикнула им вслед: «Звери!» — но родители своего решения не поменяли. «До сих пор, — говорила спустя много лет Галина, — не могу себе простить, что не отказалась ехать без младшей сестры».
И перед рождением Галины, появившейся на свет в феврале 1941 года, Тарасов мечтал о мальчике. «Галя, — рассказывала Нина Григорьевна, — родилась маленькая, недоношенная, килограмма два весила. Мы с вечера отправились к сестре, поздно возвращались и увидели уходящий трамвай. Тарасов бросился за ним бежать, я следом — на восьмом-то месяце. И в голову не пришло, что бегать нельзя. Трамвай догнали, а дома спину прихватило. Всю ночь Тарасов грелки ставил, а наутро пошел в консультацию. “Так, мол, и так, — сказал там. — Восьмой месяц, спина…” — “Молодой человек, срочно ее в роддом!” Анатолий даже оскорбился: что он, дескать, не знает, что рожают на девятом месяце? “Беги!” — прокричали ему. Быстро меня собрали, и вскоре родилась Галя…»
Нину с Галей Анатолий из роддома встречал. «Но без машины, — вспоминала Нина Григорьевна. — Не принято было. Пришел с моей сестрой, с таким страхом взял этот сверточек. Пешком до 2-й улицы Бебеля. Второй этаж, никаких удобств, ребенка в вату заворачивали».
Когда Галина сказала, что не хочет поступать на дневной филологический факультет, а пойдет на вечерний, чтобы и работать, и учиться, пусть и будет трудно, Анатолий Владимирович воскликнул: «Но это же прекрасно, что будет трудно!»
Галина 38 лет проработала в школе преподавателем русского языка и литературы. В школе, в которой спустя несколько лет после ее ухода из жизни был открыт литературный клуб имени Галины Тарасовой. Ее обожали коллеги и ученики. Однажды в школе сменился директор. Пришла дама, отношения с которой у Галины не сложились сразу. Она решила уволиться. Анатолий Владимирович, узнав об этом, спросил: «Ты что, плохой учитель, не справляешься с работой? Тебя ненавидят ученики, не уважают коллеги?» — «Нет». — «Тогда зачем же ты уходишь? Директора еще раз двадцать могут заменить, а ты должна остаться». И Галина отца послушалась.
В школе она встретила своего будущего мужа. Галина тогда устроилась работать лаборанткой, а Игорь учился в десятом классе. Потом он поступил на физтех, вскоре они поженились. Поначалу все вместе жили на Соколе: Галина с мужем в одной комнате, родители в другой, а Татьяна с Екатериной Харитоновной — на кухне. «У папы, — говорит Татьяна, — уже хватало заслуг, чтобы обратиться куда следует с просьбой решить свой жилищный вопрос. Но просить он не привык, так что со временем молодым купили двухкомнатную кооперативную квартиру в обычном доме на “Речном вокзале”. Отец помог сделать первый взнос. Остальное Галя с Игорем выплачивали сами. Учились и работали, растили сына Алешу».
«Позиция деда по любому возникавшему в семье вопросу всегда была достаточно ясна, — вспоминает Алексей Тарасов. — Все сразу понимали, какова его точка зрения, даже если он ее и не высказывал. Если какой-то конфликт, всегда было понятно, за “красных” он или за “белых”. Безразличным не был. К нему прислушивались. Хотя он особо не нависал. Было в семье какое-то разделение полномочий. Когда мать моя пришла и сказала, что она выходит замуж, бабушка — в ужас: что делать? А дед, “отвечая” за свою часть вопроса, поинтересовался: “Сколько надо денег?” Зона компетенции у Нины Григорьевны была одна, у деда — другая. Он свою сразу в той ситуации обозначил, хотя, понятно, ему было не всё равно. У него быстро работала голова. Кому-то, наверное, было с ним тяжеловато. Он много не рассусоливал. В том числе по телефону. Вешал сразу трубку, сказав то, что хотел сказать». Нежностями маленького внука Тарасов не баловал. Спросит максимум: «Как дела?» — «Нормально». — «Ну, давай». «Друг деда Лу Вайро, — говорит Алексей, — рассказывал мне, как, приезжая в Америку, он искал мне ботиночки. А дома-то был суров, слова лишнего не скажет, какие подарки».
