На ступень выше - Данил Сергеевич Кузнецов
Положа руку на сердце — я не знал, как там всё обстояло на самом деле. Но при этом было невыносимо следить за тем, как нас бьют — а мы даже не можем защититься.
И я решил хоть что-нибудь сделать, чтобы ускорить ответку с нашей стороны и повлиять на ситуацию.
В июле я накатал письма в ФСБ и Следственный комитет. В подробностях поведал о том, как всё будет развиваться, если ничего не предпринимать, и призвал поскорее отреагировать на фигню с лабораторией.
С чего им мне верить, да? Шаблонные попаданцы (помимо того, что продавали песни из будущего) упоминали обычно несколько громких дел, которые скоро должны были прогреметь. Я же не пошёл проторённым путём — и тупо выдал «чекистам» по памяти протоколы самых известных автоспортивных соревнований на три месяца вперёд. Указал отрывы с точностью до секунд или круга схода с дистанции. Естественно, кроме чемпионата, в котором участвовал сам: этот кусок истории я уже изменил своим вселением в Жумакина. Следакам такое было бы до лампочки совершенно. А вот из безопасников, если повезёт, кто-нибудь да обратит внимание.
Разумеется, светиться я не хотел. Поэтому отпечатал тексты писем на принтере, прикасаясь к листам только руками с надетыми полиэтиленовыми пакетами; аккуратно залепил конверты (чтобы не оставлять ДНК, использовал клей-карандаш). Так и быть — нацарапал от руки печатными буквами конечный адрес. Вряд ли это станет зацепкой.
Оставалось незаметно опустить письма в почтовый ящик. Но меня тогда всюду возили на машине, причём с охраной, даже усиленной после похищения. Так что, проезжая мимо одного почтового отделения, я несколько раз присматривался к камерам наблюдения на той улице и на соседних.
А в конце июля, незадолго до отъезда в Аластаро, попросил однажды остановить машину за пару кварталов, надел тёмные очки и натянул капюшон кофты (длинный рукав закрывал бинт на кисти), дошёл до ящика, бросил в щель письма, держа их через ткань одежды. Затем купил на углу мороженое, чтобы оправдать отлучку, вернулся к машине и там уже снял «маскировку». А через день случайно «потерял» очки и кофту, проходя мимо мусорного бака около дома.
Своё дело я сделал — надо было только ждать: последует ли отдача? Достаточно ли этого, чтобы дать нашим хотя бы немного форы в принятии решений? Я мог о том лишь догадываться.
Но у меня получилось.
Когда я вышел в начале октября из отключки и мне разрешили почитать новости в Интернете, — тогда-то я и узнал о том, что двадцать седьмого сентября ФСБ задержала руководителя лаборатории и его зама.
Реальность стронулась с мёртвой точки.
Доклад ВАДА, однако, вышел в срок — но был довольно голословен и содержал больше истерических обвинений, чем фактов. Впрочем, этого хватило, чтобы на Западе зашевелились и лишили-таки аккредитации РУСАДА.
Но камешек из основания этой пирамиды лжи и ненависти всё же был выбит. И рано или поздно вся она начнёт рассыпаться.
Не будет интервью — не появится расследование Ричарда Макларена. Скорее всего, мы отвоюем право участвовать в Рио без жёстких ограничений.
ВАДА не получит украденную базу данных — не будет четырёхлетних санкций. А если попробуют, то мы надавим.
Сила должна быть в правде. Почему же всегда оказывается ровно наоборот?
Надо уметь отстаивать собственную позицию. Так же, как я отстоял своё право быть гонщиком.
* * *
Было довольно поздно, когда я зашёл к родителям поболтать перед сном и пожелать спокойной ночи.
Но они меня удивили.
Когда мама открыла мне дверь номера и я вошёл, то увидел, как папа разливает по бокалам шампанское.
— Привет. Я что-то пропустил? — поинтересовался я, проходя в большую комнату, и плюхнулся на диван, а мама подсела за стол к отцу.
Бокалов было два — мне по контракту не разрешалось пить ничего такого. Разве что если в гонке попаду на подиум.
— Пока не так уж и много, — ответил отец, поставил на стол бутылку и взял свой бокал. — Я сегодня сделал важный для себя выбор. Я ухожу из строительного бизнеса.
— Вот это поворот, — я почесал затылок. — И чем же ты планируешь заняться теперь, если не секрет?
— Мы с Миленой верим в тебя, Миша, и понимаем, что значат для тебя гонки. И я подумал, что, может быть, в этой сфере и у меня выйдет добиться большего…
— Э-э, погоди, в смысле? — не понял я. — Ты о чём?
— Нет, сам кататься я уже слишком стар, — хохотнул он. — А вот дать другим… Как насчёт картодрома? Небольшого для начала. Плюс ретейлинг экипировки, м-м?
— Звучит неплохо, — сказал я. — Только вот как ты планируешь это провернуть? У тебя сейчас не лучшая репутация, чтобы брать кредит для бизнеса в России…
— У меня есть друг в Финляндии — учились вместе… — Отец задумчиво покачал бокалом, любуясь пузырьками. — Я с ним недавно связался, и он согласился присмотреть для меня какой-нибудь вариант. А деньги на раскрутку я найду. Не стоит считать этот вопрос нерешаемым. Ну что? За новое дело!
Родители чокнулись и выпили.
А я ощутил, что работаю чересчур мало, чтобы оправдывать связанные со мной надежды.
В конце концов, если не стремиться каждый день к победе, то для чего тогда всё? Бабло потратить можно и по-другому. Но вот результаты на трассе за него не купишь. Особенно в таких, как «Ф-3», классах с омологированной техникой.
Пойду-ка лучше посмотрю на ночь телеметрию с гонок. Нужно поскорее понять, где мы на этом этапе успеем прибавить.
* * *
Вернувшись к себе, я достал ноут и распечатки телеметрии, расположился за столом сбоку от окна.
В комнате было тихо: Бен спал на кровати у противоположной стены. И я ему мешать не собирался.
Включил настольную лампу и несколько минут вдумчиво созерцал графики, чем-то напоминающие биржевые. Но так соображалось плохо, и я вывел на экран ноута в три ряда сравнение данных с каждым из сокомандников по первой гонке.
Всё прояснилось. Я до сих пор тормозил раньше Джорджа и Бена, а на апексе часто выбирал неидеальную траекторию и начинал разгон чуть позже — просто потому, что дольше выходил из поворота. Оттого и проигрывал по нескольку сотых на каждом изгибе трека. А если бы газовал уже с апекса, то мог бы съехать с трассы.
Вроде бы несложно, и об этом мне даже говорили инженеры команды… но пока не хватает практики для закрепления.
