Евгения Винтер - Брак и секс: полная биография половых отношений
В дошедшем до нас виде «Домострой» сложился в эпоху Ивана Грозного, в середине XVI века. Это было время великого обобщения национального опыта и эпохи московского собирательства: знаменитый «Стоглав» стал энциклопедией церковных правил и порядков, «Великие Четьи-Минеи» — энциклопедия «всех книг, на Руси читаемых», и, наконец, «Домострой» — энциклопедия домашних обычаев, семейной жизни, традиций русского хозяйствования.
Первая редакция «Домостроя» составлена в Новгороде в конце XV века, вторая была значительно переработана выходцем из Новгорода, впоследствии влиятельным сотрудником молодого царя Ивана IV Васильевича, благовещенским протопопом Сильвестром. «Домострой» всех редакций имеет 3 части: «духовное строение» содержит религиозные наставления, «мирское строение» повествует о семейных отношениях и «домовое строение» — свод хозяйственных рекомендаций с возможными дополнениями, например «Чином свадебным».
Иерархия в отношениях между людьми — очень важная черта средневекового быта. «Домострой» является типичным произведением своего времени, регламентирующим личные отношения человека с близкими ему людьми. Основная ценность «Домостроя» состоит в том, что с его помощью можно заглянуть в быт наших предков XV–XVI веков и оценить значение семьи с точки зрения основы общества и государства.
Историк В. Белов пишет:
«Семья для русского человека всегда была сосредоточением всей его нравственной и хозяйственной деятельности, смыслом существования. Все этические и эстетические ценности складывались в семье, усваивались человеком постепенно, с нарастанием их глубины и серьезности. Каждый взрослый здоровый человек, если он не монах, имел семью. Не иметь жены или мужа, будучи здоровым и в зрелых годах, считалось безбожным, то есть противоестественным и нелепым. Бездетность воспринималась наказанием судьбы и как величайшее человеческое несчастье. Большая, многодетная семья пользовалась в деревне и волости всеобщим почтением. „Один сын — не сын, два сына — полсына, три сына — сын“, — говорит древнейшая пословица. В одном этом высказывании заключен целый мир. Три сына нужны, во-первых, чтобы двое заменили отца и мать, а третий подстраховал своих братьев, во-вторых, если в семье много дочерей, род и хозяйство при трех сыновьях не прервутся, в-третьих, если один уйдет служить князю, а другой Богу, то один-то все равно останется».
Семья была сильна нравственно-этическим обликом, привычками, традициями, характером. Непререкаемым авторитетом обычно пользовался традиционный глава семьи — муж, иногда это был дед, иногда один из сыновей, но всегда главенство принадлежало мужчине. «Поэтому даже слабохарактерного отца дети уважали, слушались, даже не очень удачливый муж пользовался женским доверием, и даже не слишком толковому сыну отец, когда приходило время, отдавал негласное, само собою разумеющееся старшинство», — сообщает В. Белов. Образ семьи складывался веками и подтверждался самой жизнью. Семья разрушалась, если оказывалась недостаточно полной либо становилась «неуправляемой» при излишней многочисленности после женитьбы сыновей, и тогда старший сын стремился отделиться и жить своим хозяйством. С одной стороны, семья характеризовалась сильным коллективным началом, с другой — «патриархальными автократическими порядками», установленными и оберегаемыми главой семьи.
«Домострой» регламентировал общественный и личный быт в семье и был представлен как дополнение к церковным и гражданским законам своего времени:
«А еще в этой книге найдешь ты некий устав о мирском строении: о том, как жить православным христианам в миру с женами и с детьми и с домочадцами, как наставлять их и поучать, и страхом спасать и запрещать строго и во всех их делах сохранять их в чистоте, душевной и телесной, и о них заботиться, как о собственной части тела, ибо сказал Господь: „Да будете оба в едину плоть“, ибо апостол сказал: „Если страдает один член — то все с ним страдают“; так же и ты, не о себе одном пекись, но и о жене и о детях своих и обо всех остальных — до самого последнего домочадца, ибо все мы связаны единою верой в Бога. Если муж сам того не делает, что в этой книге писано, и жены не учит, и слуг своих, и дом свой не по-божески ведет, и о своей душе не радеет, и людей своих правилам этим не учит, — и сам себя погубит в этой жизни и в будущей и дом свой, и всех остальных с собою. Если же добрый муж радеет о своем спасении и жену и чад своих наставляет, как и слуг своих, всякому страху божию учит и достойной христианина жизни, как здесь написано, то он со всеми вместе во благоденствии и по-божески жизнь свою проживет и милости божией удостоится».
Социолог И. В. Бестужев-Лада пишет: «Патриархальная семья могла насчитывать до 20 и более человек, в нее могли входить бедные родственники или даже не родственники, но это была одна семья, с единой иерархией подчинения младшего старшему, с единым хозяйством, с единым образом жизни».
Местом локализации семьи был двор, который держался не только на родственных связях, но и на хозяйственно-экономических отношениях.
В «Домострое» был прописан «Наказ мужу, и жене, и детям, и слугам о том, как следует им жить»: «Следует тебе самому, господину, жену и детей, и домочадцев учить не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться, к старшим быть послушным и покорным, к средним — дружелюбным, к младшим и убогим — приветливым и милостивым». Семья вместе со слугами была вовлечена в производственный процесс и непосредственно подчинялась требованиям главы семьи.
«Домострой» наставлял мужа «жену свою наказывать, вразумлять ее страхом наедине, а наказав, простить и попенять, и нежно наставить, и поучить, но при том ни мужу на жену не обижаться, ни жене на мужа — жить всегда в любви и в согласии», а также «воспитывать жен своих с любовью примерным наставлением: жены мужей своих вопрошают о всяком порядке, о том, как душу спасти, Богу и мужу угодить и дом свой подобру устроить, и во всем покоряться мужу; а что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению и согласно тому, что здесь писано».
Главным залогом счастья в семье выступала не только покорность и преданность жены, но и согласие и уважение их друг к другу. По «Домострою» хорошая жена — дороже камня многоценного: «Такой жены и при пущей выгоде грех лишиться: наладит мужу своему благополучную жизнь. Доброй женою блажен и муж, и число дней его жизни удвоится — добрая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его: хорошая жена — благая награда тем, кто боится Бога, ибо жена делает мужа своего добродетельней: во-первых, исполнив божию заповедь, благословлена Богом, а во-вторых, хвалят ее и люди. Жена добрая, трудолюбивая, молчаливая — венец своему мужу, если обрел муж такую жену хорошую — только благо выносит из дома своего. Благословен и муж такой жены, и года свои проживут они в добром мире».
На первый взгляд «Домострой» был защитником и проводником добрых, даже сердечных отношений в семье, но он вполне разделяет убеждения своего века о смысле и пользе наказаний. Пословицы — яркое тому подтверждение: «Шубу бей — теплее, жену бей — милее», «Люби жену, как душу, тряси ее, как грушу», «Жену не бить — и милу не быть».
В «Очерках домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» известный российский историк Н. И. Костомаров пишет, что «русская женщина была постоянною невольницею с детства до гроба. У знатных и зажиточных людей Московского государства женский пол находился взаперти, как в мусульманских гаремах. Девиц содержали в уединении, укрывая от человеческих взоров; до замужества мужчина должен быть им совершенно неизвестен; не в нравах народа было, чтоб юноша высказал девушке свои чувства или испрашивал лично ее согласия на брак». Царевны, по мнению историка, были самыми несчастными из русских девиц: «погребенные в своих теремах, не смея показываться на свет, они день и ночь всегда в молитве пребывали, и лица свои умывали слезами». Замужество для женщины было сродни попаданию в рабство. Жестокое отношение мужа к жене не только не казалось предосудительным, но и вменялось мужу в нравственную обязанность.
По обыкновению у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая дурак; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и сек дураком до крови — это называлось учить жену; у иных мужьев вместо плети играли ту же роль розги и жену секли, как маленького ребенка, а у других, напротив, — дубиной — и жену били, как скотину.
При венчании церковнослужители читали нравоучения о безусловной покорности жены своему мужу. Жены покорно принимали свое рабство, искренне считая побои признаком любви. Иностранцы, отмечает Н. И. Костомаров, поражались столь жестокому отношению к женщине. «Вообще женщина считалась существом ниже мужчины и в некотором отношении нечистым», предосудительным считалось даже вести с женщиной разговор.
