Александр Уолкер - Одри Хепберн – биография
Она почти не отдыхала во время поездки, просто не могла сидеть без дела. Работа полностью захватила ее. Невероятные и безмерные человеческие страдания не оставляли eё мысли, а жуткая реальность людских мук заполняла собой все обозримое пространство вплоть до горизонта. «Вот она сидит рядом со мной, и у нeё в буквальном смысле трясутся руки», – отмечал Мак Леод. Друзья Одри понимали, что главный источник eё решимости «делать свое дело», каковы бы ни были личные жертвы, – это желание заплатить свой детский «долг» благотворительности, которая помогла ей когда-то выкарабкаться из тяжелых болезней и, вероятно, спасла жизнь.
В мае 1991 года Одри приехала в Лондон. Цель поездки – присутствовать на концерте Майкла Тилсона Томаса, композитора и дирижера. В программе было его сочинение, основанное на дневниках Анны Франк. Это был также один из способов сбора средств для ЮНИСЕФ и одновременно дань памяти всем страдавшим и страдающим детям. Тилсон Томас дирижировал на концерте Лондонским симфоническим оркестром. Одри выступала и рассказывала о том, что увидела во время своих поездок в районы бедствий. Одри уже больше не была кинозвездой, играющей свою очередную роль. Она была участницей современной трагедии, в которой эхом звучали отголоски тех давних военных трагедий. Эмоциональность была частью eё дара, и теперь она не чувствовала вины от того, что пользуется ею. Концерт являл собою некий катарсис. Фред Циннеман, режиссёp-постановщик «Истории монахини», сказал: «Она стала чем-то большим, чем просто актрисой. Я бы сказал, что она приобщилась некой высшей мудрости». И это была мудрость любви и чувства долга. «Я играла Анну Франк на чистом чувстве», – признавалась Одри. Когда она произнесла слова из дневника девочки перед оркестром и публикой, переполнявшей огромный зал, она больше не боялась не выдержать и разрыдаться: она истратила все слезы на тех детей, которых встречала во время своих поездок. Концерт собрал рекордную сумму для ЮНИСЕФ – 30 тысяч фунтов стерлингов.
Но факт оставался фактом: деятельность Одри буквально пожирала ее, истощая физически. Роберт Уолдерс, самый близкий ей человек, уже начал замечать пугающие симптомы, но он ничего не мог изменить. Одри принимала на себя чужие страдания, а не просто о них рассказывала.
Лондонский журналист Джеймс Роберте вспоминал, как Одри рассказала ему историю о маленькой девочке, которая неподвижно стояла, прислонившись к некоему подобию деревянной двери. Кто-то обвязал eё лоскутком хлопчатобумажной материи. «Я не могла этого вынести. Мне хотелось добиться от нeё хоть какой-то реакции… А потом этот мальчик, который сидел и, задыхаясь, хватал ртом воздух, – (Одри) задохнулась и начала тяжело дышать, показывая, как он это делал, – и наконец он натянул на себя одеяло». Она сделала жест, напоминавший его движение. И eё голос сделался слабее, слова утратили четкость, стали невнятны, и вот она совсем замолчала. Это было исполнение роли в самом сокровенном смысле слова. Но это была такая роль, эмоциональная сила которой не могла поддерживаться на должной высоте, не причиняя вреда своему исполнителю. Ей было уже шестьдесят три, когда 19 сентября 1992 года она направилась в Сомали и Кению. Перед отъездом Одри прошла обычное медицинское обследование. Врач предупредил ее, что такая поездка может повредить eё здоровью. Сомали раздирали междоусобицы местных племенных царьков. А это способствовало возникновению голода, болезней и человеческого горя на всем Африканском континенте. Доктор напрямую спросил, необходима ли эта поездка ей именно сейчас. Что может сделать она, когда все усилия политиков достичь мира или перемирия ни к чему не привели? Эти слова расстроили ее. Она отказалась от дальнейшего обследования. Похоже, она боялась узнать о своем здоровье нечто такое, что могло помешать командировке. Это было, как говорится, «путешествие к сердцу тьмы». Вот заметки Одри.
Воскресенье. 20 сентября. Прибытие в Кисмайо, Сомали. Посещение центра питания в сопровождении представителей ЮНИСЕФ. Поездка для осмотра лагерей для людей, лишившихся крова из-за засухи и войны. Легкий ленч и отдых. Затем едем по разбитым дорогам в опасные сельские районы под охраной вооруженного разведотряда. Это в тридцати километрах к северу. Проверяли, как налажено медицинское обслуживание, водоснабжение и санитария, поставка продовольствия и обеспечение безопасности мирных жителей. Далее до Могадишо. Встречи с особым представителем ООН, военными советниками, координаторами гуманитарной помощи. Закончила телевизионной пресс-конференцией.
Понедельник. 21 сентября. Программы в самом Могадишо и вокруг него. Первая остановка. Детский центр. Осмотр консультационного центра материнства и детства и клиники. Визит в больницу для встречи с представителем организации «Врачи без границ». Обед. Посещение района порта для встречи с представителями Всемирной продовольственной программы, агентства социальной защиты и Международного Красного Креста. Поездка по городу, вновь в сопровождении вооруженной охраны, для осмотра походных кухонь. Посещение (пешком) близлежащего продовольственного центра для семей и детей от «Сведрелиф ЮНИСЕФ». Вечером встречи с журналистами и прием, организованный для местных сотрудников ЮНИСЕФ.
Вторник. 22 сентября. Поездка по стране в Бардхер с целью посещения центра питания от ЮНИСЕФ, плюс знакомство с программой по охране материнства и детства. Посещение местной больницы. В полдень возвращение в Могадишо и отлет в Кению.
Среда. 23 сентября. Поездка в Северную Кению, посещение лагерей беженцев и анализ программ срочной помощи.
Четверг. 24 сентября. Вылет в Женеву.
24-28 сентября. Отдых, затем визит в Женеву в штаб-квартиру ЮНИСЕФ для отчета о поездке.
Четверг. 29 сентября. Пресс-конференции в Ассоциации зарубежной иностранной прессы в Лондоне.
Даже на бумаге режим кажется предельно насыщенным, изнурительным для кого угодно. В реальной жизни он превышал все нормальные человеческие возможности. Кроме того, увиденное Одри во время этой поездки в сравнении с тем, свидетелем чего она уже бывала ранее, показалось ей «невыразимо чудовищным». Первая встреча с «апокалипсисом» у нeё произошла, когда они с Уолдерсом летели из Найроби в Кисмайо над бесконечной рыжей пустыней. Они смотрели сверху на лагеря беженцев, вокруг которых зыбились, подобно морским волнам, терракотовые пыльные дюны, со всех сторон наступавшие на поселения. Позже она поняла, что эти «волны» на самом деле были могильными холмиками над тысячами, десятками тысяч умерших. Те же, кто были eщё живы, напоминали тени, оставшиеся от людей, – «призраки живых», как назвала их Одри.
Еще одним страшным открытием, на осознание которого потребовалось определенное время, стало то, что в лагерях, которые они посетили, почти не было маленьких детей. «Они все угасли, подобно свечам… Можно спасти десяти– и двенадцатилетних, если они не слишком больны. Но не этих крошек». Одри рассказывала, что и прежде ей приходилось видеть города, разрушенные войной. Но до приезда в Могадишо она не видела подобного города, где не осталось бы ни одного дома без зияющих пробоин. «Это место представляло собой настоящее поле битвы». И вновь Одри стала свидетелем того, как тела малышей, запакованные в мешки, грузили в кузовы машин. Девушки-ирландки из благотворительных организаций пытались кормить детей постарше, лежавших во дворе. Они были слишком слабы и не могли есть сами. «Они совершенно ничего не говорят и не шумят. Дети, которые ничего не говорят и не шумят. Эту тишину невозможно забыть. И начинаешь думать, а не забыл ли Бог совсем о Могадишо?»
Фотографии Одри, сделанные во время этой поездки, поражают. Перед нами женщина, так внезапно и так сильно постаревшая. Та, кто всю свою жизнь была лет на десять моложе своего возраста, теперь выглядела лет на десять старше. На одной из фотографий у нeё на коленях сидит истощенный ребенок, напоминающий своей невероятной худобой человечков на рисунках школьников. Лицо Одри – мрачное и напряженное. Его бороздят глубокие морщины: следы тяжелой работы, забот и подступающих болезней. Рот вытянулся в прямую линию. Глаза кажутся ввалившимися, с темными кругами от бессонницы. Волосы, плотно зачесанные в привычный хвост, теперь похожи на чепец. Можно сказать, что у нeё появилась особая красота благородной матери семейства. Она была не похожа на ту легкую хрупкую женщину, какой пришла работать в ЮНИСЕФ четыре года назад.
Теперь тело настойчиво напоминало Одри о том, чего не хотел замечать eё разум. Ее плоть просила остановиться, отказаться от этого изнуряющего eё труда На второй день своей поездки Одри почувствовала спазматические боли в нижней части живота. Немедленно обратились к местным врачам. Но без сложного современного оборудования они не могли поставить точный диагноз. По их предположениям, это мог быть приступ амебной дизентерии, и они посоветовали ей прервать поездку. Одри отказалась. «Не время eщё отдыхать». Она часто хваталась за живот, массировала его, пытаясь облегчить постоянно возвращающуюся боль Некоторое облегчение приносили болеутоляющие средства, и с их помощью удалось кое-как дотянуть до Женевы.
