Игорь Гришин - Клуб любителей Го

Игорь Гришин

Клуб любителей Го

Истина требует не только жертв, но и Учителя.

С экрана рвались резкие гортанные голоса. Некоторые вызвали во мне нескрываемую симпатию. Некоторые откровенно испугали. Я понимал, что герои, подобные этим, никогда не спросят разрешения на появление. Многие из них обладают не только сильной волей, но и настоящей, а не мнимой свободой. Как можно организовать то, что проявляет себя таким образом?

Немного мистики. Игорь говорил, что каждый человек, которого он встречал на определённом отрезке жизни, стремился открыть клуб любителей Го. Эта мысль показалась мне пафосной и преувеличенной. Я точно знал про себя — я не собираюсь открывать клуб, а тем более клуб любителей какой–то игры. Каково же было моё удивление, когда я вспомнил об этом. А вспомнил я уже после того, как рукопись, став книгой, приобрела именно это название. Получается, я тоже открыл свой «Клуб любителей Го»?

Максим Набоков, выпускающий редактор издательства «Готовая книга»

Глава 1 Щипцы из хирургической стали

— Почему ты никогда не рассказывал, в какую опасную игру мы играем? — спросил я. — Во–первых, рассказывал, во–вторых, ты всё равно не поверил бы, и это ничего не добавило бы к ситуации.

Мы стояли на самом краю лесной дороги и мочились на сухие листья, устилающие землю сплошным ковром. Мне нравилось мочиться одновременно с Учителем. Это удавалось не всегда, а только в особые моменты близости с ним. Моменты, возникавшие перед очередным испытанием. Даже после недолгого пребывания в горах моча перестаёт быть просто мочой. Учитель говорит, что она становится могущественным эликсиром, жидкостью способной трассировать мысли!

Начав подъём в восемь вечера, к десяти мы достигли места, которое я описывал в записях, начатых 12 лет назад. Два или три участка показались мне слишком тёмными. Учитель замедлил шаг, опасаясь пропустить нужный поворот. Я чуть не налетел на него со спины. Он сделал замечание, что не обязательно так бережно прижимать его к себе. Я отодвинулся. Ущелье делало поворот, а лесная дорога представляла из себя неровные канавы, заполненные водой. Она резала склон, а по её сторонам высились тёмные деревья. Снизу слышались шорохи. Кто–то громко упал метрах в десяти от нас. Учитель даже не оглянулся, и мы двинулись дальше.

Ещё через двадцать минут, пройдя крутой желобообразной тропой, мы вышли на поляну, а затем, протиснувшись через кусты, оказались у подножия скалы, где я не раз бывал с ним. Ночью эта скала казалась гораздо больше, чем днём. Высоко над ней стояли звёзды, а из ущелья слышался звук падающей воды. Я поискал глазами луну. Её не было. Оставалось предположить, что она скрыта за поросшей чёрным ночным лесом горой, закрывающей половину небосвода. На эту гору мы не ходили никогда. Туда не было троп, а её вершина, по словам Учителя, была сплошь завалена покорёженными ураганом деревьями. Я огляделся по сторонам. Склон состоял из плоских камней, напоминающих небольшие плиты. Они лежали в несколько слоёв. Учитель двинулся вверх, а я загромыхал следом.

— Ты не можешь наступать бесшумно?!

— Что это за место? — вполголоса спросил я.

— Это особое место, — прищурился он, — здесь можно увидеть смерть.

— Как это? — спросил я.

— Говорить об этом сейчас не стоит, — Учитель отвернулся, сделал два шага и посмотрел на что–то невидимое для меня. — Вот, — он понизил голос, продвинувшись ещё на несколько шагов, — ты ляжешь сюда, а я завалю тебя камнями.

Продолжая стряхивать с плеча невидимых клещей, я увидел узкую каменную щель. Было трудно оценить, насколько она глубока, и что находится на дне. Оставалась надежда на шутку. Перспектива оказаться в трещине с земляным полом, да ещё заваленным сверху, никак не входила в мои планы. Учитель снял рюкзак и начал сноровисто отбирать более плоские камни.

— Давай забирайся, и я засыплю тебя, — он не собирался как–либо объяснять мои цели и задачи.

— А что я буду там делать?

— Как что? Ты ляжешь. Я завалю тебя камнями, и оставлю там одного.

— Зачем?

— Чтобы ты умер, и больше не мучился, — ответил он серьёзным тоном. — Ведь ты же собирался прыгнуть со мной со скалы? Что тебе мешает умереть сегодня?

Прыгнуть со скалы! При свете дня! После того, что было до того. Да ещё в компании с ним — это было одно. То, что он предлагал мне сегодня, выглядело несколько иначе. Сейчас я вижу, как высоко было моё доверие к обучению. Отступать было немыслимо. Я снял рюкзак, переодел футболку, и полез в щель. Она оказалась несколько глубже, чем я ожидал.

— Вот, — сказал Учитель, — и протянул мне что–то.

Я машинально принял в ладонь небольшой камушек. Видимо это было всё, что требовалось для того, чтобы встретить свою смерть. Я зажал его в кулаке, и через минуту забыл о нём. Сначала я созерцал силуэт Учителя, трудящегося над каменным сводом, потом перестал видеть что–либо. Превратившись в слух, я попытался определить, что он делает наверху. Мне показалось, что Учитель ушёл по тропе. Так ушёл или не ушёл?

В каменной яме стало темнее. Гудящая тишина буквально навалилась на меня. Я хотел думать о своём положении, но мысли почему–то не шли в голову. Накатила отрешённость. Она могла быть следствием физической усталости после подъёма, хотя я и рассчитывал на более продолжительное и сложное приключение. А отдых пришёл внезапно и просто. Мне не пришлось ни раскладывать вещи, ни разворачивать спальник. Мой рюкзак находился рядом с моей головой, в нём лежала книга, недавно поступившая в магазины Москвы. Книга фонила чем–то, что не было мной. Наличие этой книги казалось здесь лишним и неуместным. Мне стало неловко. Учитель исчез, и явно не нуждался в моей помощи. Про Москву думать не хотелось, пусть ею занимаются мои литературные враги. Я представил, как они вглядываются в мониторы, пытаясь разглядеть моё присутствие. Пусть тратят свои жизни, пока я буду накапливать свою! Я с удовольствием вспомнил, что отключил телефон ещё внизу.

Постепенно я начал использовать не только слух. Все органы чувств объединились. Никогда ещё моё восприятие не было таким объёмным. Я оказался одновременно и внутри и снаружи каменной ячейки. Прорезался голос ручья. Звон сверчков, казалось, поддерживал весь свод других звуков. Появилось ощущение, что сверчки являются несомненной частью целого. Пространство выглядело наполненным и одновременно стройным. Никто из нас, ни сверчки, ни я не могли управлять друг другом! Я не мог приказать им прекратить один ряд и начать другой. Но это и не требовалось. Они останавливали звук именно там, где его нужно было остановить. И начинали там, где его нужно было начать. Сверчки сверлили пространство в различных направлениях. То ко мне, то от меня, то по диагонали, связывающей нас ещё с чем–то. Я чувствовал, что насекомые не просто гарантируют мою безопасность, а создают её. Они поддерживали в порядке целый угол. И это был не механический монотонный и скучный порядок. Это была живая, стройная и невероятно красивая структура! Любой звук в ней мог прерваться в любую секунду. И в тот же момент начаться вновь. По–другому, с нового тона. И с совершенно новой стороны. И при этом всё звуковое здание в целом не утомляло, а странным образом успокаивало.

Незаметно для себя я начал погружаться во что–то вязкое и тяжёлое. Я не сумел отследить точку перехода, потому что давно находился в совершенно другом месте. Это было каменистое взгорье, над которым раскинулось странное беззвёздное небо. Я шёл по этому плоскогорью уже давно и сумел преодолеть значительное расстояние. У меня на сегодня было какое–то дело, но я не мог вспомнить какое именно. Постепенно панорама начала меняться и я почувствовал, что подхожу к городу. Он начинался за цепью небольших холмов, грядами спускавшихся к побережью. Впоследствии я не раз возвращался к этому воспоминанию, пытаясь понять, как я оказался на этих холмах. В непрерывности восприятия находилась странная брешь. Она имела форму разрыва. Что–то вроде оврага, в который моё умозрение проваливалось, едва подходя к нему.

Был самый конец ночи. Время, когда утренние сумерки создают не только неестественность пейзажа, но и неестественность тебя самого. Город, к которому я приближался, не казался мне незнакомым. Я примерно представлял себе, в какую часть я хочу попасть, и лавировал по заросшим тропинкам таким образом, чтобы выйти как можно точнее и привлечь меньше внимания. Послышался лай собаки. К ней присоединилась другая, заставив меня крепче сжать кулак с камнем. Я не помнил, где и когда подобрал его. Возможно, это было ещё на взгорье. Благодаря камню я не чувствовал себя безоружным. Он добавлял мне энергии.