Валентин Бадрак - 7 принципов построения семейного счастья
Гранитную прочность демонстрируют модели семейных отношений родителей Николая Рериха и Елены Шапошниковой, что не могло не повлиять на их собственные представления о семейной жизни. Неудивительно, что и один из сыновей Рерихов, Святослав, связав свою судьбу с индийской актрисой Девикой Рани, скопировал модель семейных отношений своих родителей и прожил с нею долгую и вполне счастливую жизнь. Вообще надо сказать, что мощная сила родительских моделей прослеживается во всех семьях, где присутствовали духовность и осознание особой миссии. Ничто так не повлияло на отношения в семье Сенеки Младшего и Паулины, Альберта Швейцера и Елены Бреслау, Артура Конан Дойля и Джин Лекки, Михаила Горбачева и Раисы Титаренко, как крепкие, ответственные и серьезные узы собственных родителей. Ко вполне успешному использованию опыта брачных отношений можно отнести семьи Марии Склодовской-Кюри, Эриха Фромма. Любопытный пример доминирования семейной традиции, передаваемой из поколения в поколение, можно найти в судьбе известной шведской писательницы Астрид Линдгрен. В юные годы она испытала серию психических потрясений: насилие и появление на свет нежданного ребенка, отказ от нее родителей в угоду общественной морали, бегство из семьи и горькое одиночество в большом городе. Но девушка не сдалась, не отказалась от смертельно заболевшего ребенка, а свое будущее связывала исключительно с семейным укладом – такова была доставшаяся от родителей незыблемая установка. В результате она оказалась женой своего собственного шефа, мужчины на двадцать лет старше ее, сумевшего разглядеть в глубине печальных, заплаканных глаз своей хрупкой секретарши потенциал замечательной хозяйки дома. Вероятно, не испытывая страстной любви к своему мужу, Астрид создала с ним крепкую успешную семью, ориентированную на здоровое потомство и претендующую на счастье, союз, очень похожий на тот, который она увидела ребенком, – союз собственных родителей, с их добропорядочными правилами, но без судорожной оглядки на мнение окружающих. То едва видимое, пронзительное счастье, которое можно было вырвать у движущейся в тупик судьбы, совершить тот единственно возможный финт, позволяющий фехтовальщику ускользнуть от острия шпаги и нанести ответный удар. Астрид, по всей видимости, оправилась от потрясений юности только через много лет, лишь выговорившись на страницах своих книг, извергнув из себя всю ту боль, которая сформировала в ней мучительный комплекс вины. Кажется, наиболее точное понимание ее самой знаменитой сказки выразил Дмитрий Минченок: «Малыш – это результат угрызений совести Линдгрен, а Карлсон – надежда на избавление от них». Не только эта, но и слишком много других историй убеждают: традиции рода, взгляда на брак и непосредственно отношения в семье родителей, наконец, корректирующее значение религии – это те краеугольные камни, на которых строится воспитательная система брака. И пары, о которых мы рассказали выше, доказали это своей жизнью лучше любого руководства по семейному счастью.
Копирование системы взаимоотношений мужчины и женщины иногда может быть ориентировано не на родителей, а на других, близких к семье людей, которые сыграли в жизни семей значительную роль, послужили примерами для организации всей жизни или развили стремление к определенным достижениям. Здесь нельзя не вспомнить Юлия Цезаря, который в качестве примера для себя избрал родного дядю Мария, сумевшего семь раз добиться высшей власти в республике – стать консулом. Любопытна избирательность копирования качеств дяди. Цезарь с удовольствием взял на вооружение бесподобную способность Мария ловко заигрывать с плебсом, опираясь на его убийственную силу в борьбе с оппонентами. Зато Цезарь совершенно по-иному воспринял слабость дяди Мария к алкоголю. Рассудив, что если даже такой волевой человек, как Марий, страдает от безудержного пьянства, то эту человеческую склонность стоит использовать: сам Цезарь отказался от злоупотребления вином, но старался, чтобы его собеседники не испытывали недостаток в дорогих винах. Цезарь скопировал еще одну страсть знаменитого родственника – к женщинам, но опять на свой лад. Властолюбивый и грубоватый Марий слыл необузданным развратником, да и Цезарь – тоже. Но если Марий использовал власть для достижения чувственных наслаждений, то Цезарь, не брезгуя плотскими желаниями, тем не менее больше использовал интимные отношения для приближения к власти. При этом оба не относились к браку с искренним благоговением, хотя выдавали себя за вполне примерных (с учетом нравов времени) мужей. То есть копирование отношений часто может преломляться, особенно в том случае, когда принимаются во внимание цели, стоящие на шкале ценностных координат выше семьи. Таким образом, Цезарь оказался несносным семьянином, хотя родительская модель выглядела вполне пристойно (в глазах масс и его собственная семейная модель казалась безупречной, и эта хитроумная уловка – тоже заслуга Цезаря).
Негативное копирование прослеживается у английского поэта Джорджа Байрона, который оказался способен испытывать страсть и пламенные порывы любви, но был абсолютно не готов к семейной жизни. Отца Байрона, крайне возбудимую и экзальтированную личность, прозвали в его окружении «сумасшедшим Джеком». Он прожигал жизнь, постоянно участвуя в любовно – развратных приключениях и дуэлях, сменявшихся, как безумные декорации его порочного, скандального мира. Печальным итогом исканий этого человека стало самоубийство; юному поэту в то время было шестнадцать – чувствительный возраст для впечатлений, оставляющих ядовитые следы в памяти. Мать Байрона многие также считали душевнобольной. Тонко прочувствовавший внутренний мир Байрона Андре Моруа считал его «глубоко уязвленным человеком, который всегда держится настороже», к тому же способен «внезапно приходить в бешенство». Не испытавший настоящей любви со стороны родителей, он до конца своей короткой жизни не избавился от ощущения брошенного ребенка, от острого чувства одиночества. Поэтому его страсть к женщинам, как и желание выразиться, переливая боль души в волнующие строки, были попытками найти свою идентичность, свою форму взаимоотношений с миром. Кажется, он находил ее, когда тешил тщеславие победами на литературном или любовном поприще. В эти моменты он обретал ощущение полноценности, и его личность, словно состоящая из множества разрозненных, разобщенных кусочков, вдруг становилась единым целым. Откуда это стремление к обретению целостности, вполне понятно. Но в данном случае важнее выбор пути: неосознанно молодой Байрон, как и его отец, «вкусил порока». Увлекаемый собственными иллюзиями о любви, этот человек с быстро меняющимся настроением вступил в страстную кровосмесительную связь со сводной сестрой по отцу. Потом были тщетные попытки создать семью, но неспособный впустить кого-нибудь в свою жизнь и неготовый вникнуть в чужую, он добился лишь враждебности. К тому же в его стремлениях поиск любви-страсти стал доминировать, вытесняя все остальное. Вместе с пером он выбрал страсть в качестве формы самовыражения, и эта игра с собой в конце концов свела его в могилу в раннем возрасте. Любопытная деталь: он долгое время был пылким любовником графини Терезы Гвиччиоли, и такая роль его устраивала; однако едва появилась возможность жениться на этой женщине, так поэт бежал от любви как от чумы. Байрон ушел на странную, не имевшую к нему никакого отношения войну, чтобы сложить там свою одержимую несусветными идеями голову. Все попытки заглянуть в душу этого вызывающе дерзкого человека говорят о том, что неудержимое стремление добиться признания и скрыть свои проблемы, как психологические (прежде всего гомосексуальные влечения и болезненную экзальтированность), так и физические (в частности, врожденную хромоту), нашло неожиданный канал выражения, уже проторенный родителем. Антисемейную стратегию он принял как данность, как нечто понятное и дозволенное; в течение своего жизненного пути поэт еще больше расширил асоциальные порывы, свойственные своим родителям. Отношения с женщинами, так же как и поэзия, были для него способом доказать свою состоятельность как личности. Он не нашел в себе сил проникнуть в светлый мир семьи, почти осознанно заслонив его ширмой приторных и быстро преходящих радостей плоти.
Стоит подчеркнуть, что у мужчин брачная анемия напрямую связана с отсутствием или деформацией образа отца. Психологические сложности с восприятием образа отца как хорошего семьянина и неспособность отыскать в окружении достойную замену в качестве ориентира для моделирования поведения в паре не позволили создать счастливую семью таким известным в истории персонам, как Александр Македонский, Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, уже упомянутый Джордж Байрон, Людвиг ван Бетховен, Ги де Мопассан, Фридрих Ницше, Винсент Ван Гог, Генрих Шлиман, Иосиф Сталин, Альбер Камю, Александр Блок, Максим Горький.
