Наталья Степанова - 1001 заговор сибирской целительницы / Наталья Ивановна Степанова

Прошел месяц, и я увидела сон, будто подходит ко мне Алена и, наклонившись, пристально смотрит на меня. Я ее взгляд чувствую, но глаз не открываю, делаю вид, что сплю крепко.

Алена говорит:

— Ты же обещала! Ведь я просила тебя, и ты обещала! Прошу тебя еще раз. Отвези в монастырь деньги, я их всю жизнь копила. Эти деньги на свечи Богу, а не тебе. Добром прошу, отвези.

Утром я подумала и решила: нет, не отвезу. Сон и есть сон. Бывали в моей жизни сны и похуже, не хватало только, чтобы я восьмидесятипятилетнюю бабку боялась и из-за этого опять нищей стала. В общем, стала я такие мысли гнать из своей головы. И вроде успокоилась.

Появились деньги, появились приятные хлопоты: по магазинам езжу, обновы покупаю. Однажды в ЦУМе стою в очереди и вдруг вижу бабу Алену. Стоит она и смотрит на меня. И осуждающе так кивает. Мне аж плохо стало. Думаю, с ума я, что ли, схожу? Спрашиваю женщину, которая рядом со мной стояла:

— Вы там бабку в синей кофте не видели?

Женщина отвечает:

— Не, я никого не видела.

Прошло еще три месяца. Со мной стали происходить и вовсе странные вещи. Иду я как-то вечером домой. Вдруг собачка меня догоняет, вьется, крутится, мешает шагать. Я ей говорю:

— Ты что привязалась? Пошла вон отсюда. Иди домой. Где твой хозяин? Пошла вон!

И вдруг слышу голос Алены:

— Отвези добром деньги.

От ее голоса я остолбенела. Стою, смотрю вокруг. Ни собаки, ни людей. Снег метет, темно. И так мне жутко стало. Домой бегу, а дорогу забыла. Мечусь между домами. А дома все высокие, чуть ли не в небо упираются, а я маленькая, маленькая. Страшно так, будто в лесу или на кладбище хожу ночью. Села я обессиленно в сугроб, не могу двигаться, слезы бегут из глаз. Какой-то прохожий подошел и спрашивает:

— Женщина, вам плохо?

— Да, мне плохо. Где я? Не могу найти дорогу. Не пойму, где я…

Он спросил адрес, я ответила. Прохожий поднял меня из сугроба, отряхивает и говорит:

— Вы как раз около этого дома ходите.

И проводил меня до квартиры. Получается, что я вокруг собственного дома три часа ходила. Ночь я проспала. Утром очухалась и, успокоившись, стала рассуждать. Большую-то часть Алениных денег я в банк положила. А в банке условие: в течение года не снимать. Не терять же проценты! Нет, думаю, не сниму. Надо быть полной идиоткой, чтобы от такой суммы добровольно отказаться.

И опять ночью пришла ко мне Алена, но я уже не спала. Видела, как она отделилась от стены, вроде как ничего из ничего вышла. Одета в юбку старую, кофту — в них она и умерла.

— Я тебя, девка, ненавижу! — тихо так говорит. — Ты меня долго вспоминать будешь, а о деньгах забудь: ни одной моей копейкой не попользуешься. — Повернулась и пошла так же, как появилась, в стену.

Когда стало ясно, что банк меня обманул, я попала в больницу. Вернулась домой, а меня обокрали. Вынесли все новое, что было куплено на Аленины деньги. Воров так и не нашли.

Я с тех пор болею: ходить не могу, ноги отнялись. Пишу вам лежа, поэтому у меня такой почерк. Обещала, что завещаю свою квартиру племяннику, если тот будет ухаживать за мной. Все повторяется, Наталья Ивановна, думаю, что он поторопит мою смерть, возьмет и отравит, чтобы побыстрей квартира ему досталась. Я боюсь умирать, боюсь встретиться на том свете с Аленой. Я раскаиваюсь, но, наверное, уже поздно.

Писала Вам письмо целую неделю. Отправит его моя знакомая. Она и дала мне Ваш адрес, говорит, что Вы все можете. Позвоните мне, если сможете…»

Я позвонила Зинаиде и пообещала ее вылечить, но прежде взяла с нее слово, что она выполнит последнюю волю Алены. Та сказала, что, как только встанет на ноги, продаст Аленину комнату, узнает в морге, где она похоронена, и поставит каменный крест, а остальные деньги отвезет в монастырь.

Вот уже несколько лет Зинаида ездит на могилу к Алене и сажает цветы у подножия каменного креста.

Из письма: «Как-то я ездила навестить тетку в деревню. Она написала в письме, что хочет перевести на меня свой дом, и просила приехать по этому поводу.

Деревня теткина стоит на отшибе, и идти надо было мимо кладбища. Я, вообще-то, до того дня ничего не боялась. А теперь вот… Но — судите сами.

Со стороны леса на дорогу вышла бабка. Когда я с ней поравнялась, она сказала:

— Ты до Комаровки идешь?

— Да, — ответила я.

Бабка спросила, можно ли ей со мной пойти.

— Дорога не моя, не купленная, идите, — пожала я плечами.

И она пошла за мной следом. Мне неудобно было идти быстро, раз уж она напросилась, да и молчать было неловко. Спросила я, как ее зовут. Она в ответ:

— Щучихой всю жизнь звали.

— Почему? — удивилась я.

— Фамилия моя Щучьева, а имя Настасья.

— Вы в Комаровке живете? — опять спросила я.

— Жила, — ответила бабка.

Я решила, что она переехала из деревни в другое место.

— А ты чья? — спросила Щучиха.

— Я Григорьевой Полины племянница. Я у нее редко бываю, поэтому вы меня не знаете. Она позвала, чтоб завещание оформить.

— А зачем? Тебе на Покров помирать придется, — буркнула бабка и поотстала.

Я оглянулась, и у меня волосы дыбом встали. Сзади никого не было. Остальную часть пути я не шла, а бежала. Рассказала тетке, что произошло.

— Щучиха? Так она неделю назад удавилась, — ахнула тетка. И, вытащив пыльный альбом, нашла среди фотографий фото Щучихи.

Это была она. Я попросила тетку рассказать, в чем ее хоронили. Она описала ту одежду, в которой была моя попутчица: зеленая юбка, оранжевая кофта и белый платок.

— Надо же, — запричитала тетка, — не зря говорят, что неприкаянная душа будет блуждать по земле, пока себе замену не найдет.

Наталья Ивановна, раньше я весила под девяносто, а теперь у меня шестьдесят килограммов всего, я худею и теряю силы. Никто не знает, как мне плохо. Через несколько месяцев Покров, и я верю, что действительно умру. Мне страшно. Очень прошу, подскажите, можно ли мне помочь или уже поздно?»

Отвязаться от духа покойного можно таким образом. Во-первых, поменяйте имя новым крещением. Затем купите именную икону небольшого размера. Возьмите с собой на кладбище эту икону, а по возвращении поставьте у своей постели. Найдите три могилы с этим именем, на каждую из этих могил положите горсть пшена, немного кутьи и три блина. Затем креститесь и говорите так:

Помяни, Господи, меня о здравии,

А всех мертвых за упокой.

Как этот покойник в своей могиле лежит,

По земле не бродит,

К своим родным не ходит,

Так чтоб дух покойника за мной не ходил,

Моей душе не вредил.

Господи, Иисусе Христе,

Запрети своим крестом животворящим

Ходить мертвому духу.

Ныне, присно и во веки веков. Аминь.

Уходя с кладбища, не оглядывайтесь.

Известны случаи, когда человек уходил на кладбище навестить своих умерших родных, будучи абсолютно здоровым, а возвращался домой больным.

Как правильно поставить себе защиту-оберег на такой случай?

Прежде чем выйти из дома, завяжите посередине полотенца узел, затем умойтесь и вытритесь одним концом полотенца. Вернувшись с кладбища, не забудьте развязать узел. Сделав так, вы сбережете себя от беды.

С этим вопросом ко мне обращаются очень многие читатели.

Варят кутью в точное время, без минут. Например: ровно в 9, 10, 11 часов и так далее, иначе будет еще один покойник.

Расход продуктов такой: 1 стакан риса, 100 г изюма без косточек и 100 г меда.

Заливают полутора стаканами кипятка один стакан риса и, плотно накрыв крышкой, варят три минуты на сильном огне, семь минут на среднем и три минуты на слабом. После этого, не открывая крышки, дают настояться рису на пару. Промывают изюм, слегка обваривают и соединяют с рисом. Чуть разводят мед кипяченой водой и подслащают кутью.

Первым кутью ест самый близкий покойнику человек.

Из письма: «Мой зять был на похоронах, его пригласили соседи помочь — у них некому было могилу копать и за гробом ехать. Зять нес крышку на своей голове. После похорон я обратила внимание, что Леша не в себе. Еще подумала: „Может, расстроился из-за того мужчины, которого хоронил“. На другое утро он мне говорит:

— Чертовщина какая-то. Я слышу, как со мной говорит покойный. А ночью он стоял в нашей спальне у окна…

Мне так жутко стало. Я его спрашиваю:

— А что он говорил, если ты его слышал?

Зять отвечает:

— Сказал, что умру я через сорок дней. — А затем, как бы стесняясь, добавил: — Вы ведь не думаете, Софья Павловна, что у меня крыша поехала? Я вам это, наверное, зря сказал, но у меня ведь сроду такого не было. В первый раз я услышал его голос, когда нес крышку гроба на голове…

— А что он сказал? — спросила я его снова.