Франсуаза Дольто - На стороне подростка
Если руководители кружков согласятся работать по вечерам после уроков, представители профсоюзов отменят незаконную конкуренцию учителей, имеющих статус государственных чиновников. А вот вытерпит ли организация прибавку к зарплате из расчета двадцати четырех рабочих часов?
У частной школы может хватить на это денег. Учреждения свободного обучения должны были бы открывать свои двери после уроков, с 16.30, для всех детей, которые захотят туда прийти с согласия родителей. Свободное обучение будет не обучением, а скорее развитием и воспитанием. В этих школах после уроков можно готовить домашние задания. Частная школа могла бы открыть и специальные курсы или группы для отстающих детей, которых можно будет потом принять в государственную школу. В этом случае все были бы охвачены всеобщей образовательной системой, но некоторые подростки, стипендиаты или те, кто платит за обучение, могли бы получать дополнительное содержание или вспомоществование во время свободного обучения после уроков.
Педагоги частных школ, которые хотели бы иметь те же льготы, что и их коллеги из государственных школ (возвращаться домой пораньше), не придут в восторг от такого расписания. Учителя же государственного сектора скажут, что им не доверяют задачу, чрезвычайно важную в глазах родителей: «Мы теперь только чиновники от образования, чиновники, и все...»
Но в конце концов, они же сами глухи к любой критике. Преподаватели государственного сектора просто хотят сохранить монополию. Однако они прекрасно знают, какую часть информации получают дети вне класса, на улице и по телевидению. Но официально считается, что только учителя несут всю полноту ответственности за получение знаний. Их «конвульсии» чрезвычайно тягостно сказываются на атмосфере, окружающей ребенка. Но только когда все окончательно зайдет в тупик, действительно произойдет взрыв. Когда, что ни делай, ничего не меняется, значит, жди изменений. Начало конца содержит в себе обещание некоего нового опыта. Система национального образования в том виде, в котором существует сейчас, унаследована от Жюля Ферри [Жюль Франсуа Камиль Ферри (1832—1893) — французский политический и государственный деятель. Участник Парижской коммуны. Премьер-министр Франции (1880—1881 и 1883—1885). В области образования — автор тех двух законов (1879—1883 гг. — Жюль Ферри министр народного образования), которые положили начало коренным переменам в области организации школьного обучения во Франции: 16 июня 1881 годя — закон о бесплатности школьного обучения, 28 марта 1882 года — об обязательности его со светской программой. См. подробнее: Чистяков Ив. Образование народа во Франции: эпоха Третьей республики (1870—1902). М., 1904. — Примеч. ред], и она должна исчезнуть, чтобы на ее месте было создано нечто новое. Внутри старых структур действительно невозможны реальные изменения. Но о грядущих изменениях говорят ростки экспериментаторства. Правда, изменения придут извне.
Можно было бы изменить и то положение, когда учителя частных школ не могут преподавать в сфере государственного образования. Пусть те, кто хочет оставаться учителями-предметниками, ими и остаются, но там, где речь идет о воспитании и развитии детей, найдутся люди, которые смогут заниматься этим по призванию и с любовью. Придет день, когда профессионалы в любой области знаний, которые не получили специального педагогического образования, смогут тем не менее учить и воспитывать детей в государственных школах и лицеях. Им можно будет, например, предоставить в сорок лет пятилетний отпуск без содержания, чтобы они могли начать преподавать, если у них возникнет желание учить, и, возможно, они смогут стать лучшими учителями, чем те, кто учился специально.
В наши дни наблюдается некоторое уменьшение количества исследований в области образования, что вызвано недостатком бюджетных средств, и ученые топчутся на месте в ожидании, когда же наконец проголосуют за кредиты в их секторе исследований. У них нет никакого желания учить чему бы, то ни было. И кончится это тем, что они окажутся перед аудиторией и не будут знать, что с ней делать.
Такое отсутствие интереса к профессиональной жизни — синдром кризиса цивилизации.
И все-таки какие-то шаги делаются. Есть профессионалы-промышленники, которые преподают, или профессиональные управленцы обучают администрированию, но все это как раз в частных школах вне системы национального образования. В большие и маленькие учебные заведения приходят инженеры, чтобы чему-то научить подростков, в то время как сами они активно заняты на производстве. Финансисты тоже стремятся преподавать, не теряя из виду и практическое применение этих знаний, часто они готовы открыть кредит молодым, но все же их ученики — это обычно взрослые люди.
А почему бы не делать этого, например, в средних школах? Мне кажется, стоило бы.
Желая все унифицировать и «заорганизовать», сторонники обязательной монокультуры в образовании лишат в конце концов нынешнюю систему жизнеспособности, и после полного провала нужно будет искать что-то новое. В странах социализма тоже ничего интересного пока не придумали. Маленькие китайцы, например, учатся с охотой, но становятся после школы станционными смотрителями в глухой провинции. Все обеспечены рабочими местами, но делают не имеющее ничего общего с тем, чему они учились. Все образованны, на каждые десять учеников приходится преподаватель. Есть воспитатель, который печется об учениках, как курица-наседка, и возится с ними С утра до вечера. Они много трудятся, чтобы сдать экзамены, но после экзаменов — ничего. Они прекрасно пишут по-французски, но все это для того, чтобы стать сторожем в таком месте, где не говорят даже на их китайском, потому что китайский язык везде разный. Они даже не знают, куда их назначат. Это безумие. Но образованны все. Не думаю, что страны социализма изобретут что-то лучшее. Это логический результат процесса, при котором заадминистрировано само получение знаний. Если все выучатся одному и тому же, где же они будут работать? Вот и назначают куда надо, без рассуждений, в соответствии с потребностями государства...
Каждый раз, встречаясь с учениками в лицее, я слышала, что нет скучнее места, чем этот «сарай», то есть школа. Там они курят и дремлют. Они даже ничего не требуют. Это состояние общей депрессии, В котором они пребывают, напоминает даже не дневной стационар. Это однодневная тюрьма, куда приходят в качестве статистов. Понятно: плати школьники за обучение, все было бы по-другому. Трудятся в основном девочки, они совершают все «ритуальные жесты», считая, что все это ни к чему. В результате они корпят, эти мальчики и девочки, чтобы сдать экзамены, чтобы от них отстали и чтобы избавить себя от скуки. Некоторые покуривают, озорничают, ходят в кино; мальчики интересуются девочками, чтобы как-то убить время, от скуки. А есть еще и такие, кто отдается течению жизни, это и мальчики и девочки, они выезжают за счет других и никогда ни о чем не сожалеют. Они и не с теми, кто зубрит, и не с теми, кто веселится, они убеждены, что все это ни к чему, и центр их жизненных интересов — это получение места в дальнейшем. Они всю жизнь ведут себя как «второй состав», паразитируя на других.
Эти три позиции, три варианта жизненных ответов, которые школьники могут дать общей системе образования, можно объединить одним словом — безнадежность. Без цели, без будущего, день за днем, как получится. Мне кажется, это ужасно для молодых. «Учеба ничего не даст, и никто не знает, зачем это надо». Что-то вроде выживания при условии тупой обязательности. Но при этом их якобы чему-то учат... Если спросить подростков в упор: «Что бы вы сделали, если бы могли?», «Каких родителей вам хотелось бы иметь?», «Каких учителей вы бы предпочли?» — анкетирование не дало бы никакого результата, потому что нынешние подростки не привыкли, что их мнением кто-то интересуется. Нужно приложить очень много усилий, и не только преподавателям, чтобы ученики во время собеседования были действительно в состоянии ответить, и не урчанием в животах, и не уклончивыми словопрениями по примеру взрослых.
Предоставить слово молодым — это не значит дать микрофон кому-то одному, кто выскажется от имени остальных, или обязать его ответить на перечень вопросов, придуманных взрослыми, — это значит предоставить каждому подростку право стать выразителем собственного мнения.
Новая политическая игра: когда детям предлагается играть во взрослых
В январе 1988 года Мюриэль Матье двенадцати с половиной лет стала мэром города Кастра. Месяцем раньше 43 ученика государственных и частных школ города были избраны членами муниципального совета сроком на один год. Мюриэль — ученица пятого класса лицея Жана Жореса. Ее помощники не старше, чем она. Конечно, новые члены городского совета в возрасте от девяти до тринадцати лет — лишь консультативная структура при городской власти, поскольку речь идет, как можно предположить, не более чем о «детском муниципальном совете», созданном по инициативе муниципалитета взрослого.
