Анатолий Карташкин - Карточные фокусы
Однако всесильное время меняет многое. Уже не существует «Профессиональной ассоциации артистов-престидижитаторов» – она давно трансформировалась во «Французскую ассоциацию артистов-престидижитаторов» («Association Francaise des Artistes Prestidigitateurs»), и эта организация является, увы, единственной в мире, в названии которой присутствует наш труднопроизносимый термин, да и «Журнал престидижитации» претерпел некоторые изменения. Он хотя и сохранил свое наименование, но стал выходить один раз в два месяца. Обнаружились и иные признаки престидижита-торской коррозии, самым зловещим из которых оказалась стереотипность репертуара. То есть – сходство престидижитаторских трюков.
Замечено сие не впервые.
«…Вот уже полвека прошло с того момента, как высшие принципы иллюзионного искусства и его методы были точно сформулированы и, таким образом, закреплены за человечеством на долгие годы. Как же воспользовались современные иллюзионисты этим ценным наследием? Продолжали ли они научные изыскания и творческую оригинальную работу, подобно своим предшественникам, направляя иллюзионное искусство по тяжелому пути научных достижений?» – эти вопросы задает Н.Ознобишин в небольшой по объему книжечке «Иллюзионы (фокусники и чародеи)», изданной мизерным (6 тыс. экз.) тиражом в 1929 году московским издательством «Теакинопечать». И сам же дает горестный ответ: «– Нет, честолюбие не присуще современным иллюзионистам… Какое им дело до славы своих предшественников, раз они могут зашибать деньгу на «старых» эффектах? И поистине удивительна та рабская покорность, с которой они копируют друг у друга не только свои устаревшие иллюзионы, но и декорации, костюмы и всю обстановку номера, вплоть до манеры «подавать работу».
Так писалось в первой книге о фокусниках, изданной при советской власти; примерно так же, к великому сожалению, обстоит дело и сейчас.
Но мне представляется, что не только леность и безынициативность чародеев толкает их на «дословное» заимствование трюков. Есть, как мне кажется, и еще одна причина – парадоксального толка. И силовое поле этого парадокса, втягивая в себя слабых духом чародеев, чем дальше, тем вернее направляет их на давно изъезженные орбиты. Но о каком парадоксе идет речь?
КомментарийСлово престидижитатор придумал Жюль де Ровер.
Хокус Покус Джуниор – это псевдоним автора. Переводится как Хокус Покус младший. До него был другой Хокус Покус.
Книга Хокуса Покуса младшего называется «Анатомия ловкости рук…». Слово ловкость рук там написана какlegerdemain. И престидижитация и легердемэйн на русский переводятся как ловкость рук.
Книга Робер-Удена называется «Исповедь престидижитатора».
Впервые слово престидижитация появилось на афише Жюля де Ровера в 1815 году.
3Как ни обидно для карточных волшебников, но их генетическими предками являлись шулера. Карточные мошенники. И это не голословное заявление – оно подтверждается историческими документами. Пожалуйста: имя первого в мире шулера зафиксировано в летописи 1495 года – его звали Рикко де ла Молиньер. А самое раннее разоблачение карточных фокусов датируется 1584 годом, когда в Лондоне появилась книга Реджинальда Скотта «Разоблачение колдовства». В ней, наряду с изложением парапсихических явлений (в частности, связанных с ведьмами и колдуньями) рассказывалось о секретах карточных трюков. Это, разумеется, вовсе не означает, будто карточные чародеи появились на столетие позже карточных жуликов – разумеется, они творили свои увеселительные дела и гораздо раньше. Однако не будем забывать, что карточные игры существовали задолго до первых развлекательных трюков, а возникновение шулерства связано, вне всяких сомнений, именно с карточными играми. Безобидные фокусы пришли потом – в виде невинного шулерства, утратившего корыстность, зато шагнувшего в художественность. Что, в общем-то, вполне согласуется с элегическими строками утонченно-изысканной Анны Ахматовой: «О, если б знали, из какого сора растут стихи…»
Ранее говорилось о неком парадоксе. Следовательно, памятуя о пионерской роли криминальных предшественников, проиллюстрировать заявленный парадокс будет логичным на эволюции дел именно шулерских. Проведем сравнение их карточных технологий, разделенных почти столетием.
Вначале заглянем в первые годы XX века. Познакомимся с одним из персонажей рассказа «Месть», написанного А.Н.Толстым – с человеком, выведенным под фамилией Чертаев. Красноречивая фамилия. Несомненно, сигнализирующая читателю об отношении автора к герою – мол, не заблуждайтесь насчет этого гражданина. В духе давней литературной традиции: раз назван, скажем, Птициным, стало быть – из орнитологов. Или из залетных. Ах, если бы подобное стало нормой в реальности! К примеру:
– Здравствуйте! Очень приятно. А фамилия-то ваша как?
– Шулеров.
– А? Да… Все ясно. С вами не играем-с. До свиданьица. Как было бы здорово! К несчастью, такое почти никогда не случается в жизни. А в рассказе Чертаев, человек высокого роста, обладает вполне демонической наружностью – стриженый, словно каторжник, с глубокими морщинами и черными, как у турка, усами. И вот сей молодец, заглянув в один из санкт-петербургских карточных притонов, чтобы сыграть, размахнувшись, от души, неожиданно видит там другого персонажа – Сиваче-ва. Нищего аристократа, хотя и обеспечиваемого «на проценты от своих долгов», но слывущего отчаянным кутилой, беззаботным игроком и обольстителем женщин. Прежде изысканный Сивачев выглядит ныне весьма непрезентабельно – обшарпанный, с ямами на землистых щеках, с воспаленными глазами и в грязном белье.
– Н-да, – подумал Чертаев. – Жаль аристократа. Ведь игрок как-никак. Почти свой по духу. Что ж, ладно. Была не была.
Он привез опустившегося Сивачева к себе домой на Кирочную и во время мытья промотавшегося кутилы в ванной задумал диверсионно-игровой план, в коем роль тайного исполнителя предназначалась помытому Сивачеву. Когда случайно подобранный аристократ отдохнул от недавнего прошлого, Чертаев перешел к его целенаправленному тренажу, и в течение одиннадцати ночей провел с ним учебно-практический курс под условным названием «Использование возможностей шелкового пояса, надеваемого под жилет, в азартной карточной игре». Суть занятий сводилась к обучению манипуляциям с «накладкой» – колодой, карты в которой разложены определенным образом и которая перед игрой скрытно засовывалась под тот самый шелковый пояс. Потом эти карты незаметно извлекались и размещались поверх обычной, участвующей в игре колоды. Отсюда – «накладка».
Затем – боевые действия в Невском клубе против князя Назарова. Перспективный ученик, зарядив потайную колоду на шестнадцать ударов, сумел дважды положить «накладку», и оба раза невидимо для окружающих, в результате чего после девятого удара в банке на столе скопилась гигантская сумма – восемьсот тысяч рублей, так как князь Назаров, охваченный неодолимым азартом, на каждом заходе шел ва-банк.
– Сегодня Сивачев купил билет в Париж – понимаете? – эти слова шепнул не отрывающему глаз от карт Чергаеву Шурка, один из сновавших от стола к столу льстецов-прихлебателей. И Чертаев, услышав, вдруг насторожился, выпрямился.
Когда князь Назаров пролетел на одиннадцатом ударе, отстегнув новую пачку ассигнаций, Чертаев наклонился к уху замыслившему аферу ученика:
– Александр Петрович, возьмите меня в половинную долю.
– Нет, – резко ответил Сивачев, покоробив все представления демонического Чертаева о человеческой благодарности.
– Двадцать пять процентов – мои? – не желал сдаваться учитель шулера.
– Нет, – повторил Сивачев.
Тогда Чертаев решил расквитаться, и тотчас же. Он стукнул костяшками руки по столу и крикнул:
– Господа, прошу снять деньги: карты краплены!
Бывший обольститель позеленел – еще бы, заполучить такой афронт от преподавателя мастерства! – поднялся, рванул на себе фрачный жилет, зачем-то вытащил тайную колоду, для чего-то сунул ее в руки князю Назарову, после чего кинулся в ревущую толпу…
В итоге Сивачев застрелился. Чего и следовало ожидать. С неясным будущим, без средств к существованию, да еще публично уличен – какой уж тут, извините, Париж?!
Вот в этой мелодраматической сюжетной канве и размещен шулерский технологический прием – «накладка». Весьма популярная в ту эпоху хитрость, довольно распространенная жульническая уловка. Приглянувшаяся в качестве литературной детали не только А.Н. Толстому, но и другому выдающемуся русскому прозаику – А.И. Куприну.
Тот, кто полагает, будто шулер непременно должен иметь мефистофельскую наружность либо облик бандита с большой дороги, ошибается. В рассказе Куприна «Ученик» действуют несколько шулеров. И все с виду – приличные люди. Один из них – Балунский. Высокий, прекрасно сложенный старик с тонкими, гордыми чертами лица – он держал себя независимо и уверенно на глазах большой публики, а манеры его пронизывала наигранная внешняя барственность. Другой – студент. С сутуловатой фигурой, с голубыми глазами на бритом, длинном лице и со светлыми и курчавыми волосами. Чем не благородные интеллигенты? Ночь. Они стоят на палубе парохода, плывущего по Волге, и беседуют. Точнее, говорит один студент. Так как час назад он участвовал в карточной игре против двух богатых типов, поднявшихся на борт в Самаре, и выиграл. Что до Балунского, его чрезвычайно интересует подробная технология победы. Поэтому он почтительно слушает. А студент негромким голосом отгружает ему конфиденциальную информацию:
