Григорий Лапшин - Автостопом через Африку
Сергей сходил исследовать наполняемость других вагонов:
В нашем вагоне, «первого класса» есть еще несколько пустых купе. В вагоне «второго класса», который отделяет от нас ресторан, люди сидят и лежат даже в проходах. В вагон же «третьего класса» он проникнуть не смог вообще, но мы узнали от Антона Кротова, что там люди пробираются, в буквальном смысле, по головам друг друга. Когда Сергей проходил через вагон-ресторан, его узнали пассажиры с парохода. Радостный Лекай прибегает за мной и говорит по-русски:
— Бросай ты этого египтянина, там в ресторане уже купили еды и мне и тебе. Пошли быстрее к суданцам!
— О! Это очень кстати, но … тут образовался в дверях начальник охраны, а с ним начальник поезда, проводник вагона и полицейский. Выход закрыт.
— Так, иностранные туристы, чем платить будете? — Спрашивают нас на английском.
— А как бы платить-то и нечем — Начали мы издалека. — Дело в том что денег у нас как бы и нет…
— Как это так?! Как же вы путешествуете без денег?
— Ну, это длинная история… попозже расскажем. А деньги у нас только в долларах и на карточке… — И мы гордо помахали пред носом чиновника пустыми карточками из московских банков.
— А-а. Ну тогда другое дело. Можете ехать без билетов. Как приедем в Хартум, я снова к вам подойду и тогда разберемся.
— Большое спасибо. — Как легко отделались от билетеров!
Почти бегом поспешили в ресторан, где нас ждали белые суданские лепешки и уже знакомая фасолевая каша «фуль». Фасоль варили прямо в вагоне-ресторане, за фанерной перегородкой. Полчища мух покрывали все поверхности «кухни», но «даже если кто из них и попадет в котел — в вареном виде они не опасны» — успокаивали мы себя. Повар в грязном клеенчатом фартуке почти непрерывно вылавливал лопатой очередную порцию фасоли, в большой полукруглой миске все смешивалось с маслом, солью и специями, а затем измельчалось с помощью пустой стеклянной бутылки. Так что особых различий суданской еды от египетской мы не видели. Под сиденьями ресторана пылились ящики с запасами колы, в углу стоял пластмассовый китайский холодильник, где среди кусков льда плавали охлаждаясь бутылки на продажу. Нам тоже досталось по бутылочке.
Суданский арабский язык несколько отличался от египетского, так же как, впрочем, египетский от иорданского. Но наши познания были все же не столь глубоки, чтобы отличать разные наречия. Думается, суданцы понимали нас так же, как мы понимаем жителей Украины или Западной Белоруссии.
За коном вагона тянулась бесконечная пустыня, красный диск солнца прыгал с одного бархана на другой, никаких других предметов не нарушало песчаного пейзажа. Когда стемнело, неожиданно началась песчаная буря и мы возрадовались, что едем все же не на крыше, а в купе первого класса. Сосед-египтянин вытянулся на двух сиденьях и заснул. Я оставил Сергею вторые два кресла, а сам перебрался в пустующее соседнее купе, закрыл окна и двери, выключил свет и включил вентилятор. «Едем как белые люди, однако! Надо бы и суданской жизнью пожить будет…» — размышлял я, засыпая под стук колес и завывания бури за тонкой стенкой вагона.
За ночь поезд делал несколько остановок. Пассажиры выходили из вагонов на песок, разминали конечности, совершали молитву и другие естественные надобности души и тела.
Песок под ногами, после бури, казался очень твердым — ноги стояли как на асфальте — все рыхлые песчинки сдул ветер
Глава 13-я
Абу-Хамед. — Автостопом через Сахару. — Атбара. В гостях у таксиста.
— Наша жизнь в северном Судане. — В Хартум по асфальту.
В шесть утра поезд остановился в Абу-Хамеде. За окном висел густой туман из мельчайшей пыли. Еле-еле виднелись из коричневой мглы разлапистые ветви финиковых пальм.
Я не проспал остановку только потому, что мой желудок стал все же протестовать против нильской воды. Тихонько разбудил Сергея и мы покинули спящий вагон, даже не попрощавшись со спящим египтянином и проводником. Нашего бегство в песчаную мглу никто не заметил, поезд подудел ушел в Хартум. Утром, наверное, решат, что белых туристов кто-то похитил… «Судан — очень опасная страна!» — напишут потом во всех путеводителях.
Завтракать пришлось таблетками активированного угля, запивая их все той же нильской водой. Медленно, уберегая желудки от резких движений, дошли к девяти утра на центральный рынок Абу-Хамеда. «Сук-шабиль» по-судански, представлял собой длинные ряды магазиновскладов, возле которых разгружались грузовики, ослы и верблюды из окрестных деревень.
Здесь же находился и базар-вокзал, где люди договаривались о подвозе за деньги. Местный банк так же не принимал доллары к обмену, так что мы сами не могли купить себе даже газировки.
Обменять бутылочку воды на советские деньги торговец отказался, я решил, что он вообще не знает о существовании каких-либо других денег, кроме суданских. Пришлось довольствоваться водой из кувшинов, и чаем, которым нас угощали любопытные арабы.
Чай в Судане очень густой, крепкий и сладкий, разливается очень маленькими порциями.
Продавцы чая — добрые суданские тетушки в пестрых разноцветных халатах — целый день они сидят на солнцепеке, помахивая веером под специальной жаровней с углями. Сверху, на горящих углях, непрерывно кипит алюминиевый чайник. Воды в нем немного. Рядом стоит ящик, на нем в стеклянных банках компоненты чая — серый липкий сахар, чай черный, чай зеленый, чай-каркаде, называемый у нас «суданская роза». Когда появляется клиент, тетушка набирает в ситечко по щепотке из каждой банки и льет струю кипятка через ситечко в маленький стакан. Сколько стоит чай не помню, но если попросить, то тетушка с удовольствием угощает нас бесплатно.
Из расспросов выяснилось, что ближайший поезд из Каримы будет через три дня. Но мы ведь специально сошли с поезда, чтобы дальше ехать автостопом! Огромные старые грузовики в Судане называются «лори». Собственно, от родного грузовика у них только мотор и шасси.
Кабина и кузов срезается, надстраивается в ширину и высоту, с тем, чтобы уложить максимально возможное количество груза и людей. Загружается такой лори несколько дней, потом десяток богатых пассажиров набивается в кабину, кто поскромнее, за меньшую плату садятся на крышу кабины, поверх грузов и даже цепляются за стенки. Специальный человек руководит процессом подсадки-высадки и собирает деньги за проезд. Непременный атрибут такого лори в Нубийской пустыне — верблюжья шкура с водой, привязанная к борту снаружи грузовика. Шкура не герметична, в процессе езды вода сочиться сквозь поры и охлаждается ветром по все тому же принципу, что и «питьевые кувшины».
Ближайшие такой лори-такси будет загружаться сегодня от здания таможни.
Пока же, заполняя время, ходим поочередно на Нил, собираем финики, пьем чаи, общаемся с местными жителями.
Только в Абу-Хамеде я увидел настоящую мощь Великого Нила, не сдерживаемую никакими ГЭС и плотинами. Ширина реки была несколько километров. Коричневый поток стремительно проносил мимо обломки деревьев, целые плавучие острова мусора. Даже у берега течение было настолько стремительно, что я сравнил бы его с Баксаном в Приэльбрусье. Только вода была мутно-коричневого цвета, у кромки берега осаждались метровые слои принесенной плодородной грязи.
Вот к берегу подъехал ослик с тяжелыми мешками. Мешки перегрузили в дюралевую лодку, взревел японский мотор YAMAHA, лодку оттолкнули с грязи и она … еле-еле двинулась против течения, я легко мог обогнать шагом работающий на полную мощность двигатель. Вот это течение!
— Можно ли здесь купаться? — Спрашиваю мальчика, погонщика ослов.
— Нет-нет. Очень опасно! — Замахал руками абориген.
— Почему? Течение?! — Показываю жестами плавание.
— Крокодил! Вон на том острове… в этом году уже двоих людей утащил. Очень опасно!
Интересно, какой же мощности должен быть плавательный аппарат у крокодила, чтобы доплыть до того острова при таком течении?! Вот бы его сфотографировать!
И все же, как-то они купаются в такую жару?! Ага, вот один человек скинул рубаху, оставшись в просторных арабских штанах он забросил в реку разрезанную канистру на веревке.
Веревка сразу натянулась так, что вздулись вены на черных мозолистых руках. С трудом вытянув канистру на берег он с блаженством выливает на себя ее содержимое — кайф! И крокодилы не страшны!
Вот другой мальчик привел осликов-водовозов. У одного осла на спине уже знакомый бурдюк из верблюжьей шкуры, а у другого — разрезанная автомобильная камера. Все той же канистрой на веревке оба осла загружаются водой и медленно отправляются к уличным кувшинам. В награду за труд ослики тоже получают порцию воды и стебли сахарного тростника.
