Любить и не страдать. Когда страдание становится образом жизни - Хромова Татьяна

Долгое время считала, что быть сильной, даже железной – это главное.

В школе демонстративно голодала (худела) перед сверстниками (не дай бог шоколадку съесть при них, я ж сильная). Позднее считала, что работать 16 часов – это очень круто и этим надо гордиться. И много чего по мелочи еще. Анастасия, 19 лет

Захотелось поделиться с вами вот каким воспоминанием. Мне лет 6, мама привела в дом нашего будущего отчима. И как-то вечером после ванны она принесла мне новый комплект белья: трусики и майку. Белые в голубой и розовый цветочек. Я надела и собиралась ложиться спать. Но мама сказала: «Иди покажи дяде Сереже, какой красивый комплект». Мне сквозь землю хотелось провалиться. Я до сих пор вижу эту картину как будто со стороны. Вот маленькая девочка (я) бежит к окну и прячется за диваном. Но мама все равно настояла и каким-то образом заставила меня выйти к ним (к ней и отчиму), я больше ничего не помню, плакала ли я или нет, что было дальше. Помню только огромное желание исчезнуть. Я пишу вам сейчас, а у меня ладони и стопы сырые стали…

Миллион таких историй… В детском саду у меня завелись вши. А волосы были длиной почти до колен и густые. И вот две ночи подряд мама сажала меня на стул и вычесывала их. А потом всем хвалиться стала, какая я молодец, что терпела все эти мучения. Зато волосы не подстригли и сохранили красоту. Самое ужасное, что только теперь понимаю весь кошмар происходившего. Я ведь сама этим реально гордилась, хотя намного проще было состричь гриву и намазать каким-нибудь средством.

Сейчас мама для меня чужой человек, просто хорошая знакомая. Я рада, что иногда она проявляет интерес к моим детям. Но у меня к ней нет ни теплоты, ни нежности, ни любви. Я не могу ей доверить секрет, поделиться какими-то проблемами. Мы не видимся месяцами, хотя живем в 15 минутах ходьбы. Между нами огромная пропасть. Все это очень тяжело, но по-другому не получается. Екатерина, 35 лет

Большинство моих собственных «терпи» связано с деревней, в которую мы с родителями ездили каждые выходные. С 5 лет я проводила там каждое лето. Мы уезжали в пятницу, а возвращались в воскресенье. Из-за деревни я вынуждена была бросить художественную гимнастику во втором классе. В первом классе я ходила в продленку и сама записалась в секцию гимнастики, прямо с порога огорошив тренера своими шпагатами. Я была очень гибкой. Во втором классе мы готовили выступление для дома престарелых. Нужно было оставаться на репетиции. Мне было тогда всего 8 лет. Помню, как мы с мамой стояли возле окна и плакали из-за того, что меня не с кем оставить, а нужно ехать в деревню. Я сама потом бросила гимнастику. А в 8-м классе также бросила художественную школу, куда я поступила самостоятельно. Но занятия были по субботам, а нужно было копать картошку, и я не стала ходить.

Мой папа – младший ребенок моей бабушки. Бабушка делала аборт, но каким-то чудом папа остался жив. И эта нелюбовь родной мамы была с ним всю жизнь. Он начал пить, когда мне было 5 лет. Несмотря на то, что мы ездили в деревню чаще, чем другие бабушкины дети, папины брат и сестра, и работали там больше остальных, к нашей семье всегда относились как ко второму сорту. Родители молча терпели это. Я, соответственно, тоже. Это привело к бурному протестному поведению в подростковом возрасте.

Если приучить ребенка терпеть, то, став взрослым, он будет, скорее всего, проецировать на других свои желания и потребности. А удовлетворять их будет через заботу, а удовлетворять их непрямым способом – через заботу о том, в кого помещаются эти потребности. Об этом мы подробнее поговорим во второй части книги.

Если родители главной добродетелью ребенка считают его умение терпеть и быть максимально удобным, то он вырастет с убеждением, что терпение и страдание – это нормально или даже хорошо, а вот забота о себе, своих чувствах и потребностях – плохо.

Глава 3. Ребенок переживал жестокое обращение со стороны родителей

Сюда относятся все виды насилия, которые регулярно применяются к ребенку, – физическое, сексуальное, экономическое и психологическое.

В одной и той же ситуации могут проявляться несколько видов насилия одновременно, например, физическое (нанесение побоев), психологическое (оскорбления и угрозы), экономическое (лишение финансовых средств).

Ввиду сложившихся заблуждений и стереотипов применение насилия может считаться нормой. Оно может проявляться и во внешне благополучных семьях.

1. Физическое насилие

Сюда относятся:

• толчки, удары руками и ногами;

• пощечины;

• кусание;

• щипки;

• выдирание волос;

• выкручивание рук;

• агрессор не дает жертве выйти или войти куда-то, например загораживает дверь;

• агрессор заставляет принимать вещества, оказывающие плохое влияние на самочувствие, например пить алкоголь, употреблять наркотики;

• агрессор не помогает и препятствует тому, чтобы жертва обратилась за помощью в случае сильной физической боли;

• ожоги;

• порка ремнем, розгами, плетью;

• удары тапкой, палкой и другими предметами;

• подзатыльники;

• регулярные клизмы;

• ребенок подвергается различным унизительным и неприятным испытаниям;

• нападение с применением оружия, например пьяный отец бегает с топором по квартире.

Крайним вариантом проявления физического насилия является убийство.

Все вышеперечисленное на 100 % гарантирует развитие в ребенке мазохистических или садистических черт характера.

Самые частые аргументы, которые используют родители, применяющие к детям физические наказания:

• «Ты по-другому не понимаешь»;

• «Сколько можно тебе повторять?»;

• «Ты сама напросилась»;

• «Ты плохо себя ведешь»;

• «Не понимаешь головой, вобью через жопу»;

• «Заслужила, по-другому с тобой нельзя»;

• «Потом спасибо за это скажешь»;

• «Слов не понимаешь»;

• «Ты меня довел»;

• «Сил моих больше нет»;

• «Все нервы вытрепал»;

• «Чтобы выросла хорошим человеком, по-другому ты не понимаешь»;

• «Бью, чтобы научить дисциплине и порядку»;

• «Я делаю из тебя человека, воспитываю».

Даже сейчас есть родители, которые считают физические наказания детей частью воспитательного процесса. В ситуации, когда родитель бьет ребенка, он поступает по отношению к нему как садист. Особенность такого поведения в том, что садист всегда находит оправдания совершенному насилию, вешая ответственность за это на жертву.

Тот, кто, по идее, должен быть родным, близким, кто должен защищать, заботиться, вместо всего этого бьет и унижает. При этом обидчик сильнее, выше, тяжелее. Что при этом происходит с ребенком?

Я была очень маленькая. Жили мы в деревне. Когда однажды после дневного сна я проснулась, никого не было дома. Я испугалась и побежала кого-нибудь искать. За оградой увидела папу, возвращавшегося домой с ведрами. Я думала, что осталась совсем одна, мне было очень страшно, я была счастлива, что нашла его, хотела, чтобы он обнял меня. А он «успокоил» меня сильнейшим ударом по голове и сказал, что если еще раз увидит, что я плачу, то «башку оторву!».

Сейчас очень трудно отстаивать свою позицию, в любой волнующей ситуации чувствую себя маленькой и беспомощной и как будто не имеющей права на защиту. Лера, 24 года

Меня в детстве единожды ремнем «учил» отец, пару раз попал, потом я прибежала в слезах к маме. Папа шел за мной и хотел ударить еще раз, но попал маме по руке. До сих пор помню, как она сказала: «Саша, ты в своем уме?!» Мне говорили, что получила я за дело, очень плохо вела себя в магазине. Мне было около 7 лет. Когда мне было 9, папа умер.

Вообще, он был чудесным отцом, участвовавшим в воспитании, добрым, веселым, сильно меня любящим. Я его единственная долгожданная дочь (ему было 37, когда я родилась). Все остальное мое детство пропитано радостью, теплом и счастьем.