Брэнди Энглер - Мужчины на моей кушетке
Это стремление самоутверждаться на фоне остальных было мощным компульсивным побуждением, отчуждавшим Дэвида от того человека, каким он на самом деле мог быть. Оно маскировало пустоту, которую он ощущал, оставаясь в одиночестве.
* * *В течение следующих нескольких месяцев Дэвид шел через медленный процесс самоисследования. Дэвид рискнул выйти за пределы своей зоны комфорта. Он стал общаться с компанией, в которую его ввели его друзья с художественными наклонностями. Он рассказал мне, что сидит там на вечеринках, наблюдая за толпой, и поражается: как эти «бедные и непривлекательные люди» могут казаться такими счастливыми и полными жизни?
Я постаралась не показать отвращения, которое вызвали у меня эти его эмоции, поскольку в заданном им вопросе заключалось важное для него осознание: дело в том, что они жили искренней жизнью и его воодушевляла та витальность, которой сам он никогда не ощущал.
Я помнила его тусклый взгляд, когда впервые его увидела, безжизненность, прячущуюся за бравадой. Наконец-то она исчезла! Дэвид начал выходить за пределы иллюзий и узких рамок своего эго. Он смог по-настоящему задуматься о том, что хочет он сам .
Я заставляла его постоянно задаваться этими вопросами: что хочет мое эго, что хочу я? Со временем Дэвид принял несколько важных решений. Он решил, что не готов жениться или покупать дом в Вестчестере. Он остался работать на Уолл-стрит, но расстался с Никки и переехал в Бруклин.
Он проводил свое свободное время, беря уроки игры на гитаре, вместо того чтобы коллекционировать телефоны по барам. Он читал книги и ходил по музеям. На сеансах мы с ним разговаривали обо всех его новых открытиях, одновременно банальных и глубоких.
Я проработала с Дэвидом больше года, наблюдая его медленную, но удовлетворительную трансформацию.
И мои собственные реакции на Дэвида тоже прогрессировали, перейдя от страха и инстинктивного отвращения к глубокому сочувствию к его очень человеческим трудностям.
* * *На мужчин, подобных Дэвиду, которые волочатся за женщинами, обычно скоропалительно навешивают уничижительные ярлыки – «козел» или «ничтожество»; их легко осуждать и ненавидеть. Но их поведение мотивировано все той же глубинной эмоциональной потребностью в любви, доверии и принятии , которая движет нами всеми, очень часто толкая на совершенно нелогичные и дисфункциональные поступки .
В этом отношении все мы – немножко Дэвиды.
Мне не дано знать, обретет ли Дэвид когда-нибудь любовь, зато я уверена, что он начал длящееся всю жизнь путешествие, главная цель которого – научиться любить себя.
Как ни иронично, на всем протяжении наших сеансов мы почти ничего не сделали, чтобы дать настоящее определение любви. На самом деле мы делали гораздо больше, определяя, чем любовь не является . С чего-то же нужно начинать. Но я знаю, что Дэвид теперь отлично справляется с подготовкой себя к тому, чтобы стать «способным любить», как он сам выразился на первом нашем сеансе.
Однако для меня самой это исследование в области любви отнюдь не закончилось.
Рами
Я познакомилась с Рами, когда работала над своей докторской диссертацией во Флориде. В то время я по нескольку вечеров в неделю обслуживала столики в ливанском ресторане. Рами был его постоянным посетителем и другом владельца, но для меня он представлял собою всего лишь еще одно расплывчатое лицо из тех, мимо которых я пробегала, принимая заказы и разнося блюда.
В вечер нашего знакомства Рами сидел с шумной компанией приятелей за большим столом в моей части зала. Позже я узнала, что они сели туда намеренно. Я была очень занята и не ощущала его взгляда, снуя между столиками и угощаясь «кусочками» и «глоточками» от постоянных клиентов. Рами и его друзья курили кальян и по очереди выходили плясать с исполнительницей танца живота. Я видела, как после ужина они увлеченно разыгрывали классическую ближневосточную мелодраму: спорили, кому достанется честь оплатить счет.
Когда я в очередной раз проходила мимо этого бедлама, Рами поймал меня за руку и попросил номер телефона. Вот так вот в лоб! Никакой тебе светской беседы или маленькой лести; он просто сразу взял быка за рога – тактика, казалось, списанная с репертуара неумелого, но мнящего себя неотразимым дамского угодника. И все же его тон был неожиданно дружелюбным, даже искренним, а глаза были настолько полны жизни, что его просьба прозвучала скорее естественно, чем оскорбительно.
Хотелось бы мне сказать, что это был один из моментов, когда замирает сердце, – но нет, он таким не был. Рами просто застал меня врасплох, когда мысли мои неслись вскачь: «Одиннадцатому столику нужна «дозаправка», куриная шаурма в кухне, наверное, уже готова, третий столик просит счет…» Я даже ни разу не разговаривала с этим мужчиной – а он уже хочет получить мой номер? Странно!
Однако большой стол означает большие чаевые, а компания еще не расплатилась, поэтому я ответила ему своей заранее заготовленной репликой для назойливых посетителей, которых предпочитала не ставить в неловкое положение перед их друзьями:
– Конечно! Просто звоните мне сюда, в ресторан! – пропела я и с улыбкой упорхнула прочь.
Рами объявился на следующее утро, когда я помогала накрывать столы к обеду.
– Позвольте мне просто как-нибудь пригласить вас позавтракать. – Его непринужденный вид намекал, что глупо противиться столь безобидному приглашению.
Может быть, все дело было в завораживающей улыбке Рами, – но я согласилась.
– Хорошо. Тогда я заберу вас завтра утром в одиннадцать, – сказал он и отошел поболтать с другими официантками, которые явно наслаждались его вниманием.
Я же, напротив, чувствовала себя так, будто меня уговорили купить товар, который мне был даром не нужен . Как это произошло? Это было совершенно не в моем стиле – сдаваться так быстро. Более того, мужчины типа Рами никогда не вызывали у меня интереса. Он был по крайней мере лет на десять старше меня, а то и больше.
Наблюдая, как он беседует с моими коллегами, я улучила минутку, чтобы изучить этого мужчину, который поначалу показался мне просто доброжелательным занудой.
Высокий, с резкими средиземноморскими чертами и пристальными черными глазами, Рами был обладателем сильного подбородка, оливковой кожи и темных волнистых волос с искорками седины. Он выглядел экзотично, искушенно и слегка провокационно.
Я тут же вообразила, что он пьет дорогой скотч и курит сигары… и вынуждена была признать, что он сексуален – на манер звезд старого классического кино, как Кларк Гейбл или Омар Шариф.
Следующим утром за завтраком Рами поведал мне историю своей жизни. Рассказал, что рос в лагере беженцев на Западном берегу реки Иордан, на палестинских территориях, а теперь у него собственный бизнес в сфере недвижимости по всему американскому Югу. Он эмигрировал в Штаты, когда ему едва исполнилось двадцать, и ныне, в возрасте сорока лет, почти отошел от дел. Он проводил бо́льшую часть времени в путешествиях и имел в собственности дома в Марокко и Испании.
– Я уезжаю туда по несколько раз в год, – объяснил он. – У некоторых моих друзей там тоже есть дома, и мы проводим вместе отпуск.
Я никогда не встречала людей, подобных Рами. Мой предыдущий бойфренд был представителем контркультурной богемы, ездил на старом автобусе «Фольксваген» и разгуливал босиком. Он был милым, удивительным, ласковым человеком. Мы провели вместе шесть лет, пока я не ушла от него сама, потому что он стал мне скорее братом, чем любовником.
У меня было намного больше амбиций и планов, и я была готова встречаться с другим типом мужчины – с кем-то таким, кто будет бросать мне вызов, стимулировать меня. Рами привнес в мою жизнь вкус нового возбуждения, и я очертя голову кинулась в наши быстро развивавшиеся и страстные отношения.
Рами мог предложить мне нечто еще более соблазнительное, чем деньги или красивую внешность, а именно – приключения. Думаю, это особенно привлекало меня, потому что я происхожу из консервативной среды. Моя семья по-прежнему живет в маленьком красивом южном городке, где я выросла.
Теперь, став взрослой, я способна понять красоту этого простого бытия. Но когда я была подростком, образ жизни моих родителей казался мне ужасно ограниченным. Мне не давала покоя жажда странствий. Может быть, в том повинна коллекция энциклопедий мира, которые папа подарил мне в детстве, со всеми их картинками, изображавшими Амазонку и Дальний Восток: даже когда я стала взрослой, мое влечение к экзотике так и не потускнело.
* * *Мы с Рами были людьми из разных миров, исповедовали разные религии и следовали разным культурным традициям. Мне нравились наши различия, несмотря на то что я их не вполне понимала. На самом деле я, вероятно, даже фетишизировала эти различия, не осознавая, что некоторая доля сходства – качество, составляющее необходимый фундамент для любых отношений.
