Анатолий Томилин-Бразоль - В тени горностаевой мантии
Государыня еще дышала, но о ней уже, кроме фрейлин, никто не думал. Цесаревич Павел Петрович приехал к вечеру. Он не торопился. То ли слишком сильно было волнение наследника, сорок два года прожившего в унизительном пренебрежении и в неуверенном ожидании хода своей судьбы. Он велел позвать лейб-медика и спросил о состоянии государыни. Мельхиор Вейкарт покачал головою:
– Положение безнадежно. Боюсь, что завтрашний день будет последним.
Павел Петрович вздернул голову и сжал губы. Казалось, он в минуту переменился. И стал в свои сорок два года потрясающе некрасив – малоросл, с коротким неуклюжим туловищем. На узких плечах – большая лысая голова, которую увеличивал парик. Добавим к этому: выдвинутые вперед челюсти с длинными зубами, курносый нос и выпученные глаза – неприятное лицо. Голос у него был громкий и отрывистый, как кваканье. Ну – жаба!..
Он вошел в кабинет, где лежала умирающая мать, коротко взглянул на нее и, повернувшись кругом, вышел вон. Больше он до кончины к ней не подходил.
В редкие минуты доброго расположения духа он мог проявить хорошие манеры и галантное обращение с женщинами. Но в последние годы это случалось редко...
Следом за Павлом залы дворца заполнились офицерами в кургузых голштинских мундирах. В тишине переходов застучали грубые солдатские сапоги, раздались отрывистые слова немецких приказов, лязг оружия и звон шпор. Атмосфера непринужденности и учтивости уступала место команде и гнету.
Через тридцать шесть часов агонии Екатерина Вторая, императрица и самодержица Всероссийская вздохнула последний раз и врач объявил о ее кончине. В опочивальне и прилегающих покоях воцарилось молчание. И тогда в наступившей тишине раздался резкий голос Павла:
– Я ваш государь! Попа сюда!
Это – из воспоминаний директора медицинского департамента действительного тайного советника Александра Михайловича Тургенева. Дальше он писал: «Мгновенно явился священник, поставили аналой, на который были возложены Евангелие и Животворящий Крест Господень. Супруга его величества, Мария Федоровна, первая произнесла присягу. Затем начал присягать великий князь старший сын и наследник, Александр. Император подошел к нему и изустно повелеть изволил прибавить к присяге слова: „И еще клянусь не посягать на жизнь государя и родителя моего!“. Прибавленные слова к присяге поразили всех присутствующих как громовой удар...»
7С восшествием на престол Павла I все переменилось при Дворе. Не доверяя никому из офицеров гвардии, император опирался только на гатчинцев. К этому времени его войска, расквартированные в Гатчине и в Павловске, состояли из шести батальонов пехоты с егерской ротой, трех полков кавалерии, одного казачьего эскадрона и роты артиллерии. Офицеры были в основном из отставных или командированных, частично – голштинцы, по вербовке, одним словом – сброд. Едва ли не единственным порядочным командиром был полковник Аракчеев, обладавший отменными экзерцирмейстерскими [91] дарованиями и командовавший гатчинской артиллерией.
Для Анны Степановны Протасовой с кончиной императрицы Екатерины наступили не просто «черные дни». Это было бы слишком слабо сказано. Первое время ей казалось, что закончилась просто вся ее жизнь. Более тридцати лет все ее существование заключалось в преданном служении императрице. Служении своеобразном, но давность близкого общения превратила службу камер-фрейлины при государыне в некое подобие дружбы двух женщин, если, конечно, предположить, что императрица была способна на такое чувство. У Анны же ни личной жизни, ни своих интересов так и не случилось.
Казалось бы, прошлая «служба» Анны Протасовой, особенно на фоне торжественного погребения останков Петра Федоровича, в глазах Павла должна была быть едва ли не преступлением. Не нуждалась в специальных услугах камер-фрейлины и Мария Федоровна. По причинам строгого немецкого воспитания и почти непрерывных беременностей, она подобными проблемами озабочена никогда не бывала. При императоре же роль Протасовой исполнял Иван Кутайсов.
Однако Анна Степановна, удачно выдавшая к этому времени всех своих племянниц замуж, значение при Дворе сохранила. Она по-прежнему бывала в обществе дам, наравне с подругой новой императрицы Юлианой Бенкендорф и фрейлиной Нелидовой. Кстати, для примирения последних Анна приложила немало усилий. И те это помнили и ценили. Анна сопровождала Марию Федоровну во время многих ее поездок, в том числе и в плавании в Ревель на фрегате «Эммануил».
Даже не участвуя ни в каких интригах, Анна Степановна умудрялась всегда быть обо всем осведомленной. В целом же короткое царствование Павла Петровича промелькнуло для Протасовой незаметно.
Как и полагалось по штатной должности своей, вместе с Двором она выехала в Москву на коронацию императора Александра Первого Павловича, и 17 сентября 1801 года получила высочайший указ о возведении в графское Российской империи достоинство с распространением высокого титула на родных племянников и племянниц. Одновременно ей были пожалованы двести тысяч рублей ассигнациями и... разрешение ехать за границу на воды для поправления здоровья.
Зимой 1803 года дорожная карета графини Анны Степановны Протасовой, пятидесятивосьмилетней кавалерственной дамы и камер-фрейлины уже третьей в ее жизни императрицы Елисаветы Алексеевны, выехала из Петербурга...
Заключение
В архивах венской криминальной полиции среди бумаг, хранящихся в отделе Denkwurdigkeiten aus Altosterreich (Памятники старой Австрии), есть тоненькая папка с пожелтевшим от времени ярлыком. На наклейке аккуратная надпись повыцветшими рыжеватыми чернилами.
Akt Nr. 767 und 1569 ex 1811.
Protassoff Anna Stepanowa, Grafin.
(1745–1826)
Последняя дата выведена другой рукой, иным почерком и чернилами не столь бледными. По-видимому – более поздняя. В dossier – всего несколько листков, исписанных разными почерками.
Если, стиснув зубы, пробиться через частокол рукописного готического шрифта и постараться вникнуть в лексику немецкого языка начала девятнадцатого столетия, то, в конце концов, можно догадаться, что в папке собраны донесения секретных агентов венской полиции. Той ее части, которая осуществляла надзор за прессой, клубами, иностранцами, за проститутками, ворами и бродягами, занималась розыском тайных игорных домов и притонов.
Ах, Вена, Вена – один из красивейших городов мира, особенно с тех пор как в ее предместьях появились многочисленные поместья и дворцы австрийской знати. Роскошные здания, окруженные тенистыми парками, словно в узел, собирают широкие аллеи регулярных садов. С холмов и возвышенностей посадки спускаются террасами, образуя удивительные по своей особой рукотворной красоте искусственные ландшафты...
В прекрасную Вену, во второй после Парижа центр европейский культуры, музыки и театра, в девятнадцатом столетии стремились все. В Париже царствовал злодей Buonaparte – кровожадный Наполеон, а в Вене... Здесь после Гайдна и Моцарта в расцвете творческих лет писал свою музыку Людвиг ван Бетховен. А в придворной капелле пробовал свои силы юный Шуберт.
Правда, после Аустерлица, потеряв Тироль и Венецию, император Франц I отрекся от короны Священной Римской империи. Австрийские потери в войне с Францией были так велики, что принять деятельное участие в третьем союзе с Россией и Пруссией Австрия оказалась просто не в силах. Император попытался было объявить в четвертый раз войну Наполеону в 1809 году. Но 13 мая Вена сдалась французам, а шестого июня австрийские армии были наголову разгромлены войсками Наполеона. После подписания Шёнбрунского мира император Франц вынужден был, – какой позор! – подписать брачный трактат, отдав свою дочь, нежную Марию-Луизу свирепому корсиканцу!..
Это событие вызвало массу толков при европейских дворах. Полагали, что сей трагический для императора акт, был подготовлен не без помощи Меттерниха [92] .
Ужасный человек! За короткое время он сумел создать внутри страны жесткую систему всеохватывающего полицейского надзора. Сеть шпионов и осведомителей опутывала буквально всех иностранцев, не только проживающих, но и просто посещающих столицу Австрии...
В ту пору, после отмены строгостей павловского режима, множество русских аристократов колесило по дорогам Западной Европы. Переезжали из одной столицы в другую, с одного модного курорта «на водах» к не менее модному «для воздуху»... Как правило, все – люди одного круга. Большинство знали друг друга. А, если и не знали, то за границей знакомство простое, куда легче, чем дома. Познакомившись, обменивались новостями и сплетнями, переносили за границу свои домашние привязанности и неприязнь, создавая впечатление некоего подвижного и эфемерного, сегодня мы бы сказали – «виртуального», сообщества. Относилась к нему и графиня Протасова. Дважды она посещает Вену. Первый раз по дороге в Париж – коротенько. И второй раз в 1814 году надолго, во время Венского конгресса.
