Лютик - Дмитрий Спиридонов
– Хм, любопытно! – говорит она. – Это не дочь. Лютик, тебе звонит наш небезызвестный «Пухляков С.В». Соскучился? Объявился, бегунок!
– Тьфу на него! Тьфу на весь ваш семейный бизнес! С вами вовсе без пальцев останешься!
– Наверное, хочет узнать, благополучно ли ты надела штаны и ушла с работы? Ну-ка, тихо! Успокойся и ответь Сёмочке, а я вас немножко послушаю.
Приложив мобильник к уху белокурой узницы в наручниках, Пухлякова приникает ухом с другой стороны, щекоча щёку Любови Петровны своими рыжими, будто выцветшими волосами.
– Да, Семён Венедиктович? – отдышавшись, деревянным голосом говорит Любовь Петровна. – Алло?
– Любовь Петровна, неужели вы ещё на работе? – бодро кричит в телефоне Пухляков. – Придётся премию вам выписать, ха-ха-ха! Я как раз мимо еду, а в офисе до сих пор горит свет! Нельзя столько воркинга, берегите себя!
Подслушивающая Клёна Павловна показывает Любови Петровне большой палец.
– Замани его сюда, Лютик! – шепчет она одними губами. – Замани! Очная ставка! Вы нужны мне оба, так надо! Иначе я всё-таки выпорю тебя линейкой между ног!
Госпожа Журавлёва не хочет, чтобы её били линейкой между ног. Прочистив горло, она лепечет первое, что пришло на ум.
– Семён Венедиктович, огромная просьба! Вам нетрудно зайти сюда? Я не могу запереть офис! У меня сигнализация не включается!
Обе дамы – тюремщица и жертва – обращаются во слух. Теперь всё зависит от реакции Пухлякова.
– Понял! Принято! – деловито отзывается шеф. – Погодите минутку, Любовь Петровна, сверну во двор и парканусь… Сейчас мы к вам поднимемся.
Соединение разрывается. Заострённое сухое личико Пухляковой озадачено.
– Откуда он едет? За вечер я оборвала ему весь телефон – он был наглухо отключен. Сёма и вправду сегодня принимал груз?
Любовь Петровна лишь фыркает, отплёвываясь от потёкшей косметики. Какая разница, откуда там едет сладострастный шеф? Ей хочется в туалет и в душ, она изнемогает от сырости в своих тесных трусиках, где будто расплескали липкий сироп, и у неё ноют надсаженные пальцы, выкрученные ревнивой женой начальника.
– Сёма сказал «сейчас поднимемся», – размышляет Клёна Павловна. – С кем они там катаются? С Мончегоровым, что ли?
Выдохшаяся Любовь Петровна плавает в кресле в луже собственного пота, ей уже абсолютно всё равно. Она мечтает о самой малости: избавиться от проклятых стальных кандалов и почесать в лифчике и в носу. Ждать приходится недолго – тут всего второй этаж. Вскоре в коридоре слышатся шаги, раскатывается жизнерадостный голос Пухлякова. Он говорит кому-то:
– Один момент, зая, помогу бухгалтеру включить сигналку и погнали дальше. Кстати, зачем тебе перед ней светиться? Могла бы и в машине меня подождать, Лютик.
– Кому какая печаль, с кем ты ходишь, Сенечка? – кокетливо отвечает спутница. – У меня же на лбу не написано «любовница босса»?
– Дай-ка проверю, Лютик? – подхватывает шутку Пухляков. – Покажи мне лобик? Хм… Действительно, про любовницу ни слова. Зато здесь написано: «любимая женщина Семёна Венедиктовича». Ха-ха-ха!
Парочка счастливо посмеивается. Женщины в кабинете замирают, Клёна Павловна принимает охотничью стойку.
– Та-а-ак… Вечер сюрпризов продолжается, – произносит она свистящим шёпотом. – Сейчас мы увидим настоящего Лютика! Вот твари! Вынуждена признать, Любовь Петровна, – похоже, я обошлась с тобой несправедливо…
Открывается дверь, в бухгалтерию беспечно входит пузатенький лысоватый Пухляков, по обыкновению вертя на пальце ключи зажигания. Позади него маячит моложавая полная дама в эксклюзивном джинсовом сарафане и с кислотно-красной причёской. Миловидное, неестественно гладкое лицо явно накачано косметическими инъекциями.
– Вот и я! Показывайте, в чём заминка, Любовь Петровна?… – с порога начинает Пухляков. Но тут он обнаруживает несчастную Журавлёву связанной наручниками и скотчем, а рядом с нею свою законную супругу Клёну – и обрывается на полуслове.
В свою очередь Клёна Павловна с ужасом таращится на ярко-красную спутницу мужа, а спутница таращится на Клёну Павловну.
– Г-глафира? – выдавливает Клёна, словно не веря глазам. – Ты и есть Лютик?… Глафира? Сестра!
Три ошарашенных лица. Немая сцена. Затем Любовь Петровна в наручниках начинает хохотать. Она хохочет так, что у неё на животе всё-таки лопаются тесные брюки из бенгалина.
