Роман Трахтенберг - Лифчик для героя. Путь самца - 2.
— Мне плевать, тьфу-тьфу, бабой ты решил стать, или верблюдом, или осьминогом, но что ты делаешь с ребенком?! Еб твою мать (это она чуть не упала и ударилась локтем о шкаф)! Ты безответственная сволочь!
Как будто я предлагала ему прогуливать?!
В общем, сегодня Ленке позвонили из института, спросили, что с мальчиком, почему не ходит, а она ни сном ни духом. И сейчас у нее, ясное дело, шок.
— Мерзавец! Гнида! Пидарас! Мутант! Дрянь! — Она вопила, подпрыгивая от ярости, обращаясь то ко мне, то к нему. — Ты хоть знаешь, сколько потрачено денег на репетиторов?!
И она разрыдалась, что было хуже всего. Мне стало жаль ее, да я и сама готова убить Пашу.
— Ты переезжаешь домой! Собирайся! — заявила Ленка ему. — А ты... Пошли выйдем! — практически прошипела она мне.
По дороге на кухню она едва не упала, налетев на «шампиньонский чемодан». Я так и не успела все выбросить, да и надеялась, может, грибы еще вырастут. Последний ящик, на который моя «бывшая» налетела, вызвал у нее особенную злость. Она пнула его в сердцах, тут же сжала губы от боли в ноге и, наконец, заметила некоторую странность ландшафта моей квартиры.
— А что вы здесь делаете? Для чего земля?!
— Рассада помидоров! Подрастут, будем в огород пересаживать! — строго сказала я.
Ленка, к счастью, не знала о том, что дача давным-давно продана, а тот факт, что сейчас осень и до рассады еще далеко, не мог в данный момент уместиться в ее голове, занятой тяжелыми мыслями. На кухне, закрыв дверь, она уселась напротив. Глаза ледяные и злые. Невозможно представить, что озлобленная немолодая женщина когда-то признавалась мне в любви; что мы лежали вместе на узкой кровати в холодном дачном домике в ноябре, и нам было тепло; что ради меня она ссорилась с родителями, мешавшими нашему раннему браку; ради меня готова была пожертвовать многим.
— Ты ничего не путаешь? Может, ради меня? — Олег сидел здесь рядом на табурете между нами.
Жаль, что Ленка его не видит, интересно, что бы сказала?... Мне сейчас кажется, она только говорила, что любила, а единственное, что ей на самом деле требовалось тогда, — выскочить замуж не позже своих подружек, создать семью и «жить, как все». Если бы чувства были настоящие, то простила бы и поняла. Но по ее понятиям, суженый должен соответствовать представлениям об идеальном партнере, но Я никому ничего не должна! А раз не выходит «правильно» — она предпочла бы видеть меня мертвой. Нет тут никаких чувств, брак для женщин — просто ритуал. Не знаю почему, но меня это ужасно огорчило.
— Ты что, пьян?! — Ленка уставилась на меня, нахально обращаясь ко мне в мужском роде. — Я сейчас с кем разговариваю? Ты вообще слушаешь?! — И она зашипела: — Наш сын... голубой! И все из-за тебя!
Я задохнулась от неожиданности заявления. Паша — гей? Не может быть! Но даже если это правда, то причем здесь я? В свое время я провела немало часов в гей-клубах, общалась со многими и знаю, что геи часто вырастают в благополучных семьях. Да еще у всех бабушки и дедушки, также прожившие всю жизнь в счастливом браке!
— Это гены виноваты! Ты что, не понимаешь?! Я еще тогда говорила! — Ленке нужен только козел отпущения.
Но я не собираюсь им быть!
— Какие гены?! Что ты несешь?!
Я принялась приводить ей разные доводы о наивности веры в генетику: например, у нее в семье, как у матери, так и у отца, по четыре-пять братьев и сестер. У нас были друзья, родившие по два-три ребенка. Но у каждого из человечков своя судьба, свой характер и темперамент. Родные братья даже учиться с первого класса начинают по-разному! Одни на пятерки, другие сразу на двойки. В одной семье — и бомжи, и профессора!
Но Ленка не понимала ничего, не нужна ей никакая правда, не нужны ответы на вопросы, ей нужно лишь кого-то обвинить, а потом говорить, что сделала все возможное для спасения сына от чудовища-отца.
Сын между тем копался в комнате, делая вид, что собирает вещи. Его надо как-то спасти от мамаши, но мне спасение уже не под силу. Теперь он взрослый, знает, где я живу, и сам может приезжать ко мне.
— А с чего ты вообще взяла, что он голубой? — вдруг поинтересовалась я.
Оказалось, она нашла у него кучу порножурналов определенной направленности. И еще массу фотографий, где он с мальчиками обнимается на дискотеках. Причем нашла их сегодня, сразу после злополучного звонка из института с уведомлением о его отчислении, когда стала в гневе рыться в его вещах в поисках тетрадей с конспектами и каких-либо материальных причин его нежелания учиться. И вот такое нашла! Понятно, что ей сорвало крышу.
— Я сейчас. — Мне хотелось пройти в комнату, попрощаться с ребенком и сказать, что мать еще успокоится и все наладится. И что он может в выходные приезжать ко мне, но Ленка вцепилась в меня как ненормальная, с шипящим воплем, что больше не позволит разговаривать с ним.
После их ухода я полезла по карманам, денег еще немного оставалось, хватит на пару бутылок водки. А больше мне и не надо. Вот и ладно! Вот и хорошо...
Последний толчок
— Господи, сделай так, чтобы было не так!!!
...А потом картины идут сплошным потоком. Действительность уже не движется, как раньше, непрерывной линейной чередой, а прорывается в сознание обрывками впечатлений.
На какое-то время, словно из моего мрачного алкогольного кошмара, у меня в доме снова появилась Лили. У нее совсем исчезли зубы, и нос свернут на левый бок. При ходьбе она хромает и чаще просто отлеживается на диване, постоянно жалуясь на какого-то мерзавца, бывшего любовника, который избил ее, как собаку. Она прожила с ним полгода, скрывая, что является переделанным мужиком. Узнав однажды правду о ней, он оказался настолько шокирован и обозлен, что спустил ее с лестницы.
— Ведь я его любила, любила-а-а-а, — скулила Лили и «с горя» постоянно напивалась.
Но тащиться в магазин самой ей слишком тяжело, поэтому ходила я. Одним словом, мы просыпались, и я сразу шла в магазин, потом отоваривалась в обед и один раз бегала взять бутылочку на ужин. Кроме того, как-то резко мне все перестали звонить — и тетка с матрасами, и Павел, и Владимир... Не было звонков даже из телефонной компании, предупреждающих об отключении связи.
Про меня все забыли. И как ни странно... когда матрасники угрожали; когда приходила скандалить бывшая жена; когда Вова собачился с Лили и когда Муфлон являлась с искусственными хуями — жизнь казалась более насыщенной, чем сейчас, когда уже никто не беспокоит. В таком одиночестве чувствуешь себя живым трупом.
Поэтому я невероятно обрадовалась, когда однажды позвонила Блевотина, решившая вытащить нас в клуб, где собрались все, кто когда-то работал с Ромкой Трахтенбергом. К тому же там обещали вкусную еду и халявную выпивку, и снова я увидела вокруг себя кучу старых друзей. Сам Роман бегал по клубу, и поговорить с ним так и не удалось, зато познакомились с его друзьями, музыкальной группой «Стоматолог и Фисун».
— Вы что, правда настоящий стоматолог? А как вас зовут? — Лили сразу приободрилась.
— Правда! Леха! — сразу на два вопроса ответил толстый, высокий и лысый тип, больше похожий на Шрека, чем на врача.
— А кто такой Фисун?
— Просто еврей. Хотел стать гинекологом. Не стал! Но посмотреть может!
Лили захихикала, не забывая держать рот закрытым.
— Мы даже выступаем в белых халатах, — продолжал стоматолог.
Он, наверное, уже привык к вопросам о названии группы.
Лили вовсю кокетничала и пыталась подцепить стоматолога Леху, а он был пьян и, принимая ее за обычную крашенную перекисью телку, радостно «подцеплялся». Она уже лишилась зубов за подобную выходку, но все равно никак не могла уразуметь, что обманывать людей себе дороже. А обман ее вскоре раскрылся. Нас, наконец, совсем не вовремя заметил Трахтенберг:
— Леха! Леха, пока ты не стал пидарасом, я должен рассказать тебе правду!
— Какую? — Тот хлопнул рюмашку и с удивлением уставился на друга.
— Леха, тебя соблазняет бывший мужик! Это же транссексуалы, они же у меня в программе работали!
— Да? Точно! Я думаю, где мог вас видеть! — Он снял свою руку с Лилькиного плеча и слегка отодвинулся.
Потом ему, кажется, стало неловко, и он повел себя очень по-джентльменски.
— Нет, я правда могу помочь, если проблемы какие, приходи. — Он достал визитку и вручил Лили.
— Да, проблемы. — Неугомонная дура вновь ожила и завертела хвостом. — Мой бывший оказался настоящим Отелло, хорошо, что не придушил, а только выбил зубы.
Я смолчала о том, что ревность здесь совершенно ни при чем, к тому же, услышав слова «выбил» и «зубы», стоматолог как-то сразу погрустнел. Поняв, что работать все-таки придется, попросил открыть рот, чтобы взглянуть на то, что осталось. Лили распахнула пустую пасть, врач наклонил блестящую голову и оценивающе посмотрел ей в рот:
