Рената Башарова - Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

— Да что говорить, жутко! Как я поняла, он сильно присел на наркотики, его положили в клинику… Залечили, видать, — пожала плечами Мария. — После твоего отъезда он не приходил сюда примерно год, а когда все-таки зашел, то был уже такой, как сейчас… Все время садился в этот угол, брал бутылку пива и молчал. Не знаю, обрадует это тебя или нет, но никому из девочек не поставил он стакана за это время… Отвечал всегда: «Я жду свою девочку, она скоро приедет»…

— Да как же это может радовать! — вздохнула я. — Как ты думаешь, я виновата в том, что случилось с ним?

— Конечно, — как гиена улыбнулась она. — Более того, ты должна понимать, что испортила жизнь не только ему… У него есть жена, двое детей. Он иногда сидел в этом углу по шесть-семь часов, не вставая. За ним приходила мама, очень плакала, уговаривала пойти домой…

— Выходит, он тихо помешанный стал? — не поддаваясь на провокацию, спросила я.

— Не всегда. Он иногда такое вытворяет! Как ребенок, причем капризный и своевольный… Очень любит, например, тихо подкрасться к клиенту и подложить жвачку под задницу, — продолжила она с упоением, — и никто его выгнать отсюда не может. Он тогда разъяряется, швыряет бутылки, окурки… Я его боюсь в такие моменты.

— А Христакис? Неужели он ничего сделать не может?

— Сначала пытался, но его ж семью все боятся… Кто такой Христакис по сравнению с ними? Мафия местная, понимаешь? Его родители убедительно попросили Христакиса позволить их сыну посещать это заведение, если он вообще хочет чтоб заведение работало дальше. Вот так-то. Пришлось нам смириться с присутствием этого дурачка…

— Ну не говори ты так о нем! — перебила я ее. — Я до сих пор не могу поверить в это! Он же был совсем другой, сама знаешь!

— Знаю, — вздохнула она, — не буду скрывать, мне он тоже нравился. Так вот, на чем я остановилась?

— Что вам пришлось смириться с его визитами, — напомнила я.

— Да, он продолжал приходить. Но нужно признать, что проблем он особых не доставляет. Клиенты уже привыкли к нему, родители исправно выплачивают Христакису деньги, если вдруг их сын испортит имущество паба…

— А что, и такое было? — удивлялась я все больше.

— Да, один раз он запустил стаканом в музыкальный ящик, музыка ему не понравилась, видите ли, распсиховался. А знаешь, какая музыка играла? «Холодно», Океан Эльзы. Помнишь, как ты меня этой песней доставала в прошлый контракт? Вот он, наверное, что-то вспомнил, и его оборвало!

— Ну и дела! Что ж мне делать? — задала я вопрос, скорей, сама себе.

— Работать, хотя, сдается мне, не даст он тебе тут работать, придется паб менять, слишком уж он остро на тебя реагирует…

— Попробую, Машка, попробую. Он обещал прийти завтра, кольцо подарить, — разоткровенничалась я зачем-то.

— Ну попробуй, может, чего и выйдет, только шибко я сомневаюсь.

На следующий день он не пришел. Я просидела, не подходя к клиентам и то и дело поглядывая на дверь. Не пришел он и на третий день. На четвертый я, окончательно уверившись, что прежнего Кириякоса нет и мои надежды потерпели крах, начала подсаживаться к посетителям, в надежде заработать денег. Долги-то никто не отменял, и нужно было высылать домой, матери, деньги — кормить ребенка.

Как же мне стало жутко, когда я, наконец, осознала, что я наделала! Я уже не директор парикмахерской и не жена гаишника… Я просто проститутка, с кучей долгов, и которую никто не ждет по приезде… Разве что Колюня! А это уже совсем не смешно.

Нужно попытаться заработать как можно больше! С деньгами я обязательно придумаю, как выжить.

Решительно я направилась к столику, за которым сидел скучающий араб. Мужчине я понравилась чрезвычайно, и он возжелал взять меня на пару часиков.

Удовлетворенно сунув в кошелек заработанные деньги, естественно отработав их, я вернулась с арабом в паб, он хотел еще немного выпить. Я вовсю веселила клиента, когда вдруг в паб зашел Кириякос…

Он уселся в углу барной стойки и обвел взглядом помещение. Когда его взгляд остановился на мне, он бешено расширил глаза, испепеляя меня диким взглядом. Мне стало не по себе, мягко говоря. Закончив миндальничать с арабом, я подошла к Кириякосу. Он демонстративно отвернулся от меня и сделал вид, что оглох.

— Кириякос! — дергала я его. — Ну ты ж знаешь, что я не имею права сидеть тут без работы… Да, я приехала к тебе, но ты ж не приходил. Слышишь меня?!!

В ответ он только демонстративно фыркал.

— Ну скажи хоть что-нибудь!

Он повернулся, его расширившиеся глаза пылали яростью.

— Сказать что-нибудь? — уточнил он. — Ты — сука! И приехала сюда не ко мне! И тогда ты меня специально обманула! Ненавижу тебя!

Я остолбенела, мне стало страшно. Он засунул руку в карман и вытащил кольцо, медное, такое же как другие, украшавшие его персты.

— На, держи! Я принес тебе кольцо! — шипел он. — Я думал, ты ждешь меня! Уходи, я не хочу тебя видеть!

Машинально я взяла презент в руки и молча отошла от него. Подсела к девчонкам.

В паб вошли клиенты. Сейчас бы подбежать к ним, развести на стаканчик… А страшно, Кириякос все сидит и сидит в своем углу, то и дело бросая на меня пламенные взгляды. Именно пламенные своими яркими, красивыми глазищами… Только они совершенно безумные, его глазищи, стали. Реакция у него может быть непредсказуемой, Машка предупреждала.

Просидел он так почти до закрытия, а когда уходил, пронзил меня жутким взглядом и ухмыльнулся. Понимает, значит, что не дал мне заработать.

На следующий день я с опаской подходила к клиентам, то и дело оглядываясь на дверь. Но бог миловал, он не явился, и мне удалось заработать довольно прилично.

На другой день он пришел и опять занял пост в углу бара. И опять глаза его сверкали безумным блеском, когда он смотрел на меня. А смотрел, к слову, каждые три минуты. Я как приклеенная сидела, с тоской считая убытки. В его взгляде столько боли было и в то же время ярость, мое сердце просто разрывалось в клочья, я ведь так хорошо помню его прежним… Заговаривать с ним было просто опасно, он, казалось, получал удовольствие от этой игры в «гляделки».

Потом его не было дня три, я окончательно осмелилась и во всю «косила» бабло. Я сидела за столиком в окружении двух арабов, всячески выуживая у них их «кровные». Я, наверное, зря потеряла бдительность, позволив арабу обнимать меня.

— Сука! — раздался злобный вопль. — Не верьте ей, она сука! Она играет с вами!

В двух шагах от столика стоял красный от злости Кириякос. На лбу у него выступила испарина, его просто трясло. Арабы нагло ухмыльнулись, глядя на странного посетителя.

— Ты еще смеешься надо мной, тварь! — резко перекинулся он на клиентов. — Сейчас ты посмеешься, гнида!

Он в два прыжка очутился возле столика, схватил за грудки одного из арабов и вытащил в середину зала. Бросил на пол и начал пинать ногами. Машка ни жива ни мертва стояла за барной стойкой. Остальные посетители замерли. Это было жуткое зрелище. Отыгравшись на арабе, Кириякос вновь бросился к нашему столику.

— Они грязные, чумазые арабы! — орал он. — А я грек! Грек!

Я смотрела на него во все глаза, ожидая, что и меня он сейчас также начнет избивать.

— Смотри сюда, Юлия! — Он протянул мне открытую ладонь. — Он всегда был со мной! А сейчас — забирай! Я больше не хочу это хранить!

Неожиданно для всех он замолчал, и из глаз потекли слезы. Я осторожно взяла с ладони своего золотого слоника, три года назад оставленного ему в залог любви. Кириякос развернулся и вышел из паба.

Бог ты мой! Как же я была ему дорога! Он не расставался с этим слоником три года! Какая ж я дрянь! И, безусловно, это я виновата в том, что он сейчас такой! Если б я приехала тогда… Меня колотило как в лихорадке. Подошла Мария.

— Уезжай! — с ходу начала она. — Я его таким никогда не видела! Я боюсь! Он же все тут разнесет! Он был все время тихий, а ты опять всколыхнула его, уезжай! Он и тебя прибьет!

Я, как болванчик, покорно кивала головой. Ночью, лежа в постели, я снова и снова прокручивала свою жизнь и старалась понять, что ж это происходит. Эта воронка неприятностей — возмездие! Я вновь и вновь перебирала в памяти моменты, события и себя прежнюю… Я совсем с другой стороны смотрела на свое поведение, на отношение к людям.

Вчера Христакис позвонил моему импресарио и попросил отвезти в аэропорт. Другого выхода он не видел, потому как в другой паб переходить было бесполезно, Кириякос все равно нашел бы меня, если б я осталась. Остров маленький, все равно я столкнулась бы с кем-то из знакомых Кириякоса, и ему б передали, где я… Вся деревня с замиранием сердца следила за нами еще тогда, три года назад. А сейчас так вообще это стало главным зрелищем постоянных клиентов.

Заснуть не удавалось, я встала с постели и еще раз пересчитала имеющуюся наличность. Тысяча долларов, и ту нужно завтра отдать Грете… Забыла сказать, что через пять дней после моего приезда к нам в апартаменты пришла болгарка, торговка золотом. И я, ни капельки не сомневаясь в благополучном исходе событий, нахватала у нее золота в кредит. Тут спокойно давали девочкам, если они приезжали по контракту, все равно никуда не денутся! Так вот, взяла я два кольца «Булгари», по десять граммов каждое, маленькое колечко на мизинец, тяжелую цепь с гладким католическим крестиком. Позавчера я отдала ей пятьсот долларов, рассчитавшись за одно кольцо. И еще осталась должна две тысячи. Блин! Даже если я отдам ей остальные два кольца и крестик, все равно тысяча долларов — ничего! Только квартплаты я должна семьсот, а еще на что-то жить нужно хотя бы первое время. И золота такого я потом нигде не куплю! А отдать ей тысячу за крестик с цепочкой, то тогда домой совсем без копейки придется ехать. Ну, допустим, первое время можно пожить со сдачи квартиры, перекантоваться у матушки, ну а на что гасить долги? Она ж меня сожрет живьем! И так ни так и эдак плохо…