Эдуард Фукс - Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая
Т. Иоханнот. Папка с эротическими рисунками. Ок. 1828.
* * *Мы еще не закончили своего обзора английской карикатуры того времени. Не подлежит никакому сомнению, что в эпоху, в которую настолько сильно пульсировала чувственность, что формулируемые ею законы общественной нравственности считали безусловно дозволенными и естественными все вышеописанные произведения, что в эту эпоху чувственность вращалась не только в отведенных ей границах: она с естественной необходимостью должна была переступать через них. И тем более что нужно было сделать всего несколько шагов, чтобы достигнуть непосредственного и откровенного изображения полового акта. И действительно, границы эти постоянно переступались. Понятно, что такие произведения появлялись неофициально, т. е. без точного обозначения имени автора и издателя. Но торговля ими была тайной полишинеля, и правосудие закрывало на нее не только один глаз, но и оба.
Любопытная. Анонимная гравюра. 1810.
Мы ограничимся указанием всего лишь двух имен, которые действительно дали нечто художественное в этой области. Это, во-первых, само собой разумеется, Роулендсон и, во-вторых, Морленд, имя которого нами еще не упоминалось ни разу.
Роулендсон дал сотни карикатур такого рода, и нужно отдать должное, что здесь сила его творчества и его фантазия достигают своего апогея. Многие из этих карикатур были акварелями, но большинство же издавалось в форме гравюр. Недавно в Австрии вышло собрание около пятидесяти произведений Роулендсона. Все они свидетельствуют как о большом таланте, так и о творческой, поистине неистощимой фантазии Роулендсона. Именно на основании этих произведений и можно сказать про Роулендсона, что он создал ряд выразительных средств, по своей поразительной простоте, правдивости и жизненности совершенно непревзойденных до сих пор. То же нужно сказать и относительно содержания. Представлено все: и совращение, и адюльтер, и месть застигнутого любовника, и любовные игры, — здесь перед нами и комический и трагический элементы. Кажется, будто дьявол срывает крыши с домов, разрушает стены, и зритель становится свидетелем самых интимных сторон жизни. В то время как в одной комнате старый педантичный ученый предается научным спекуляциям и ищет неземного рая, в комнате рядом супруга, которой он пренебрегает ради своих спекуляций, раскрывает перед его приятелем рай земной. На другой гравюре жена, разуверившись в способностях мужа, утешается на стороне. Таково содержание почти всех этих произведений Роулендсона. Некоторые, правда немногие, соприкасаются уже с областью разгоряченной фантазии. Они изображают извращения и оргии, которые зачастую не имеют ничего общего с действительностью, но которые тем не менее воплощают всю смелость эротического чувствования, которая столь характерна для поколения того времени.
В этом и заключается главное значение всех этих произведений. Каждое в отдельности и все вместе они представляют собою один сплошной пламенный и восторженный гимн сладострастию, чувственному наслаждению, — в огромном большинстве случаев здоровому и сильному, и в этом их единственное оправдание.
И во-вторых, Морленд. Какой Морленд? Да тот самый известный Морленд, певец сельских радостей, нежных матерей, сельской простоты, — словом, английский романтик XVIII века. Изобразитель целомудренного счастья, известные и столь ценимые коллекционерами картины которого производят впечатление, будто люди, как ангелы, спускаются с неба, а вовсе не зарождаются в чувственных объятиях, — этот самый Морленд становится наравне со смелым, презирающим все преграды эротиком Роулендсоном — и даже заходит дальше него. По количеству эротических произведений он, правда, уступает ему, но зато, несомненно, превосходит по утонченности.
Мы уже не раз говорили о чувственности дочерей Альбиона XVIII столетия. Морленд является живописующим комментатором этого положения. Это служит темой почти всех его эротических произведений, дошедших до нас. Но этим не ограничивается творчество Морленда в этой области. Его специальностью было и иллюстрирование эротических романов. Особенной известностью пользуются иллюстрации к «Исповеди» Руссо.
Не следует думать, что эти произведения созданы под влиянием минутного преходящего каприза, который заставлял иногда устремляться на эротический путь многих самых серьезных художников. Безусловно нет. В такие минуты художник может делать беглые наброски, как, например, делал их сотнями в кафе Тулуз-Лотрек, но он не создает законченных художественных произведений. Эротические же создания Морленда суть все без исключения технически законченные произведения искусства. С тою же тщательностью, с тою же детализацией, с тем же терпением и старанием, какими отличаются его идиллические картины, вырисовывает он и свои эротические произведения. Поэтому-то они вполне справедливо и принадлежат к числу наиболее законченных в техническом отношении произведений эротического искусства. Кроме того, они созданы вовсе не для частного пользования какого-нибудь определенного лица, а были предназначены для продажи. Правда, они выпускались без обозначения имени художника, но всякий знаток с первого же взгляда скажет, чьей рукой они нарисованы. Главной задачей Морленда было произвести возможно более эротическое впечатление на зрителя. Это чрезвычайно любопытный и важный факт, так как он разъясняет нам характер Морленда и косвенно дает ключ к оценке его серьезных произведений. Это служит новым и существенным доказательством того, что непристойная эротика имеет главных своих представителей не среди тех художников, которые имеют смелость открыто перед всем миром провозгласить вечное право чувственности и восторженно берут в руки ее горделивое знамя, а, наоборот, среди тех, которые официально поклоняются добродетели, целомудрию, чистоте и нравственности.
Эпоха Великой французской революции и Первой французской империи
(1789–1820)
Что в эротическом потоке грязи, который катился по руслу старого феодального общества, не была задушена вся здоровая жизнь, а, наоборот, могли зародиться силы, равных которым не знает новейшая история, представляется на первый взгляд очень странным и удивительным и прежде всего колеблет непогрешимость традиционной истины, будто чувственная разнузданность неминуемо ведет нацию к гибели. Это тем более странно, что целый ряд сильнейших эротиков старого режима принимал деятельнейшее участие в решительной борьбе Французской революции: тут достаточно назвать хотя бы имена Мирабо и Дантона. Но явление это представляется непонятным лишь на первый взгляд, оно целиком объясняется экономическими предпосылками Великой французской революции. Нравственная гнилость, характеризующая конец старого режима, вовсе не была, как ошибочно полагают многие, основной причиной того, что французское феодальное государство должно было уступить свое господство буржуазии. Напротив того, исторической необходимостью было то, что материальные средства, которые пришлось платить новой буржуазной эпохе в виде дани феодализму до тех пор, пока у нее еще не было сил присвоить себе государственную власть, что эти средства не только не придали феодализму новых жизненных сил, но, наоборот, стали для него причиной моральной гибели, которая надвигалась вместе с грозившим политическим банкротством.
Запретный плод. Галантная французская иллюстрация.
Лишь до тех пор, покуда мы не уяснили это положение вещей, нас может удивлять тот факт, что эпоха безмерной испорченности и развращенности сменилась неожиданно стихийным развитием политических и социальных сил. Приняв же во внимание выше охарактеризованную внутреннюю взаимозависимость, мы придем в конце концов даже к тому заключению, что разнузданная эротика, господствовавшая в период до начала Французской революции, способствовала проявлению тех исполинских сил, которые сопутствовали воцарению буржуазного общества и тем самым были свойственны и ему самому. Если эти силы в политическом отношении вырвались на волю только благодаря революции, то на самом деле они еще задолго до того преисполняли весь общественный организм. Ибо только люди с полным отсутствием исторического мышления могут думать, что Французская революция действительно началась 14 июля 1789 года. Она началась за полстолетие до этого момента, и в течение всех этих лет росло и подготовлялось то титаническое, что в 1789 году стало конкретной политической действительностью. Эта подготовка не является, однако, абстрактным понятием, отделимым от человека. Силы, зарожденные подготовлявшимся новым общественным строем, естественно, должны были превратить поколение, которое станет их носителями, в сильные, чувственные натуры, так сказать, в исключительных людей чувственной потенции.
