Мартина Фоккенс - Дамы Амстердама. Жизнь в витрине. Откровенные истории квартала «красных фонарей»
– Привет, Дол, можно к тебе? Я уже битый час таскаю в штанах конский член. Не терпится получить разрядку.
– Ты строишь из себя крутого, Фрэнки. Конский член, скажешь тоже! Он ведь сейчас сдуется и станет мягеньким и вяленьким, так что придется мне искать вилку в ящике, чтобы засунуть в него.
Франс заржал.
– Ах ты, сучка! Давай, за работу. Беру тебя больше чем на час. Хочу встать на дыбы и закусить удила.
– Ладно. Но закусить удила и взять барьер – это двойной тариф.
После часа верховой езды я проводила Франса до дверей, а на кухне сидели бухгалтер Виллем и Тинеке, они пили кофе с шу из булочной Ньивмаркта.
– Что там происходило, Лу? У тебя в конюшне лошадь? Я слышал ржание.
– Примерно так. У меня был любитель лошадей.
Виллем согнулся от хохота.
– Надо же, я не знал, что ты работаешь секс-лошадкой на Коестраат[2].
– Да вот приходится иногда скакать по манежу.
Виллем собрал бумаги.
– Ладно, девочки. Мне кажется, тут все в порядке. Пора идти, долг зовет. Верну вам все это через пару недель.
– Ладно, Виллем, до встречи.
– Тина, закругляемся на сегодня.
– Лу, к нам же еще придут девочки на обед.
– Точно. Но после обеда – баста.
Маленький адвокат
Мартина, 2011
Я завлекаю клиентов, стоя в дверном проеме. Вот идет маленький адвокат. Он выбрит до синевы, на нем безупречный костюм, в руках – черный портфель. Идет он к нам прямиком из зала суда в Принсенграхте.
– Эй, маленькая шлюшка, какой у тебя аппетитный вид в этих туфельках на высоком каблуке. Я тебя хочу. Проводишь меня к себе в комнату?
Мы договариваемся о цене и его сегодняшних предпочтениях. Я должна надеть на него наручники и связать щиколотки. Толкаю его на ледяной плиточный пол. Он это обожает. Легонько стегаю его плеткой, снова и снова, сверху вниз, по груди и промежности.
– Нравится тебе, а?
– Божественно, мефрау! Большое спасибо.
Развязываю его, приказываю перевернуться на живот, снова связываю. Хлещу сильнее. Бью по ягодицам.
– О, мефрау, как приятно.
Еще сильнее.
– Спасибо, мефрау.
Еще сильнее.
– Большое спасибо. Теперь мне хочется, чтобы мы ласкали друг друга.
Я развязываю его. Он ложится в кровать и вдруг хватает меня в охапку.
– Эй, больно же!
– Я не нарочно.
– Да, но мне все равно было больно, господин адвокат. Вы понесете наказание. Марш в угол, руки за спину. Вы кем себя возомнили?
– Господином адвокатом.
– Пять ударов палкой.
– Нет, не хочу!
И он хнычет. Жалкий подлиза.
Я говорю ему:
– Наказание будет исполнено немедленно.
Хватаю палку и вламываю ему от души. Раз, два, три, четыре, пять. Он послушно считает со мной. Я напеваю:
– Жил на свете адвокат, был он плетке очень рад.
– До чего приятно, мефрау!
– Хватай свой хвост и начинай мять.
Я снова беру палку и несильно постукиваю по яйцам. Адвокат увлеченно мастурбирует и почти сразу кончает.
– Спасибо, мефрау.
Приводит себя в порядок. Вычищенные ботинки, идеально выровненный галстук. Причесывается, берет свой пухлый портфель и уходит.
– До скорого, мефрау.
Столько лет…
Луиза, 1989
Конец восьмидесятых. Мы с Тиной по уши были сыты грязными делами, которые творились в квартале. Так что подумали и выставили наше заведение на продажу.
Я стою снаружи, опираясь на подоконник.
– Эй, Мария!
– Привет, Пит, сто лет тебя не видела.
– Это точно. Куда только время летит?
– Не говори. Эх, какие пирушки мы тут закатывали.
– Увы, ушло время шуток и веселья.
– Теперь, когда мы так веселимся, на нас смотрят как на идиоток и крутят пальцем у виска. Если так и дальше пойдет, скоро начнут вызывать санитаров из психушки.
Столько лет…
– Ну это, как правило, выступают те, кто воображает себя пупом земли, а на самом деле – ноль без палочки.
– Они сейчас купили пять или шесть домов в квартале и теперь старательно его портят. На углу Ахтербургвал собирается группа активистов из мэрии. Они считают себя важными птицами, на нас смотрят как на дерьмо. Собираются «разобраться с борделями», вот что они говорят. Полные придурки, превратили квартал в крепость.
Пит качает головой:
– Отвратительно.
– Когда-то мой папа и бабушка жили на Ауде Хоогстраат. Потом моя тетя и ее дети поселились здесь. Мы с сестрой часто бывали у них по выходным. Сами мы когда-то жили на Амстелькаде, около отеля «Аполлон». Родители разрешали нам доехать на трамвае до Дама. Мы шли к Ауде Хоогстраат мимо Дамстраат, держась за руки. Очень нам нравилось навещать тетю и играть с кузинами. Нам тогда было лет одиннадцать. А летом мы покупали мороженое у Тофани на Кловениерсбургвал.
Пит понимающе кивает.
– Когда я с родителями ходил на карнавал в Ньивмаркт, мне тоже покупали мороженое у Тофани. Чаще всего – здоровенный клубничный рожок. Я им упивался. Труус тут еще не было.
– Нет, ее мать держала небольшую кондитерскую недалеко отсюда, на Бетанинстраат. Мы часто покупали там конфеты и леденцы. И ячменный сахар для родителей. Потом Труус вышла замуж за Лио Тофани, сына мороженщика.
– Вы тогда уже дразнили прохожих с другими девчонками с Коестраат. Иногда я оставался с вами. Хорошее было время.
– У меня тут была еще одна тетя в Ахтербургвале – тетя Миа. Она была замужем за китайцем. Когда мама приезжала в Ауве Хоогстраат, мы угощались наси горенг и бами горенг и чипсами с креветками.
– Мария, ты помнишь, на что была похожа тогда Ауде Хоогстраат? Оживленная улица, мотоциклы и велосипеды так и гоняют туда-сюда.
– Мы заканчивали работу и выходили под звуки клаксонов. Нам казалось это нормальным.
– Я ездил на велике по поручениям шефа. По дороге заскакивал к девочкам. Не мог удержаться. Ладно, Мария, увидимся вечером.
– Давай. А я пойду организую перекус для девочек. Пока не знаю, с мясом или без… Эй, Кес, иди сюда, поросенок. У тебя возникает еще иногда желание покувыркаться?
История Ганса
Мартина: «Ганс – один из моих старых клиентов. Я знаю его тридцать лет. Мы хорошие друзья и часто устраиваем вечеринки, экскурсии и путешествуем вместе».
Я Ганс. Сестры Луиза и Мартина попросили меня поделиться воспоминаниями о квартале, где они работали или работают. Мой первый опыт с продажной женщиной или путаной (в то время голландцы редко употребляли слово «проститутка») случился шестьдесят лет назад. Удивительно, но это произошло все на той же Ауде Ньивстраат, когда я увидел девушку из борделя Китти. Стоила она пять флоринов. Луиза и Мартина не верят, но тогда они еще посещали начальную школу. Я работал в том же квартале и утром часто проходил по той улице. Ну и вот, в доме номер пять, на первом этаже я увидел девушку. Она была в форме горничной, но, когда я нанес ей визит, отставила пылесос в сторону, чтобы всосать кое-что другое. Официально это не входило в спектр ее услуг, но позволяло заработать побольше деньжат.
Поскольку, как уже сказал, я работал в том же квартале, мне приходилось держать ухо востро, чтобы не столкнуться с коллегами.
Тогда в борделях работали в основном голландки, и атмосфера была куда веселее, чем сейчас. Женщины тогда умели устроить праздник, да. В наши дни бордели наводнили девочки из Восточной Европы, Африки и Латинской Америки. Все, что они могут сказать, – «двадцать пять», «пятьдесят» или «сто». Какая уж тут беседа…
Окна нашего офиса выходили на Спуй-страат. Там был полуподвал, где барышня обслуживала клиентов. У дверей терся сутенер, подсчитывая посетителей. Еще один приглядывал за самим действом. Именно на этом пятачке, между бистро и углом улицы, и находился «золотой тротуар». Нужно было отстоять очередь, а когда вы попадали внутрь, вас ждали в коридоре два парня. Выбор был таким: миссионерская позиция, «собачка», с презервативом, без презерватива. Неудивительно, что к ней сбегалось столько желающих. Имя ее я помню до сих пор: Рулли. Она потом бросила это дело. Пару лет назад я встретил ее в магазине женской одежды в Аалсмеере, она служила там продавщицей. На «альфа-ромео» муженьку она точно заработала. Его любимая марка машины. Клиентов запускали и выпускали партиями, спросите у Мартины с Луизой, они подтвердят. На канале Сингел был еще плавучий дом, принадлежавший двум лесбиянкам, но эта история долго не продлилась.
Был у меня адресок и на Бергстраат, но позднее дама все равно перебралась в квартал «красных фонарей». В том борделе клиенты входили через парадный вход, а выпускали их через заднюю дверь. Они оказывались на другой улице, что придавало действу определенную камерность.
Свернув свою активность в квартале Сингел, я часто прохаживался по набережной Ван Остадестраат. Там королевой панели была дама с шикарной грудью, кстати побывавшая в концлагере во время войны. У нее остался номер, татуировка на руке. Да уж, жизнь ее побила. Насколько я знаю, у нее были проблемы с сердцем, при этом муженек-боксер ее поколачивал.
