Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Была зима; и так как в мансарде бывало холодно при его приходе к Оресту, – Пилад, раздевшись с верху до низу, закутывался в одеяло, тогда как хозяин старался согреться перед двумя поленьями дров, которые он хвастливо называл добрым огнем.
В первый раз, когда было употреблено это оригинальное средство для согревания, Эдуард Шаван разразился безумным смехом и просил остаться в этом положении целый вечер.
– Не упрашивай; это бесполезно! – отвечал Берто. – Мне хорошо так: – Я остаюсь… и останусь.
И на самом деле остался до полночи.
В полночь он оделся, пожелал доброго вечера Эдуарду и отправился домой. Другой день был точным повторением первого, третий тоже… Пилад регулярно каждый вечер согревался у Ореста, который посиживал себе у дымящегося камина.
И в таком то положении наши друзья делили портфель, найденный на улице, клад, зарытый в погребе, русскую княгиню, воспылавшую страстью к их прелестным глазам, неожиданное наследство и тому подобный вздор.
Засияла весна; растаял снег; Берто перестал доказывать необходимость успокоения на изголовье своего друга. Однажды он даже не мог придти к Эдуарду Шаванну, потому что уехал в Англию добывать состояние, с помощью мы не знаем каких спекуляций.
Оресту и хотелось бы ехать с Пиладом в Лондон, но у него не было ни гроша на это путешествие, а Пилад не смотря на выражения преданности не захотел разделить с Орестом своих средств.
Согревайте же после этого шесть месяцев друга для того, чтоб он вас бросил, как пустую бутылку!
Эдуард Шаванн продолжал мечтать уже один, и мечтал в особенности об Англии, – этой благословенной стране, где Берто в несколько лет должен был озолотиться.
Однажды вечером он отворил окно, чтобы на вольном воздухе предаться своим любимым мечтаниям; и заметил направо в соседней мансарде самое пикантное женское личико.
Хотя и честолюбивый, Эдуард Шаванн был мужчина и молодой мужчина, ему показалось, что глаза миленькой головки ему улыбались; он отплатил тем же.
Потом он рискнул сказать несколько слов, на которые ему отвечали.
Вот прошло дней двенадцать, в течение которых они менялись улыбками и словами из своих окон, Эдуард Шаванн и молодая девушка убедились, наконец, что они друг друга любят. Он получил от нее позволение представиться к ней.
Шиффонета, которая дотоле только и думала о том, чтобы накопить по грошам сумму, необходимую на покупку мебели, внезапно влюбилась в своего соседа, увидев его в первый раз из окна…
Эдуард был очарован своей победой… Он был очарован, тем более, что не надеялся встретить в модели то, что он встретил; первые восемь дней этой любви было для обоих днями восторгов. Он забыл свое бюро, она – свои мастерские и букеты.
Особенно она была счастлива! Бедное, никем нелюбимое дитя, она гордилась, слыша: «я тебя люблю!» Она желала бы никогда не расставаться, даже на час со своим любовником… Между тем, через неделю опьянения надо было вернуться к рассудку.
– У меня есть место, моя милая, – сказал однажды поутру Эдуард своей любовнице – кроме этого места у меня ничего нет для жизни. Ты еще можешь отдыхать, сколько тебе нравиться… Никто не имеет права упрекнуть тебя; но если меня прогонят, что я стану делать?..
Шиффонета сделала гримасу.
– Ну, ты пойдешь завтра в свое бюро.
– Нет, послушай: я пойду сегодня, а останусь только завтра. Я скажу, что я был и в настоящее время еще болен.
– Хорошо. Ступай, а я приготовлю пока завтрак.
– До свидания.
– До скорого.
Завтрак был подан; Шиффонета напевала песенку.
Эдуард явился бледный, расстроенный…
– Что с тобой? – спросила она.
– Что со мной? – свирепо ответил он. – Конечно, я должен был ожидать. – Целых восемь дней!.. Меня поблагодарили.
– Бедный друг!
– Да, бедный! На! Он бросил десять пятифранковых монет. – Вот все, чем я теперь обладаю на свете, пятьдесят франков, которые мне заплатили за полмесяца… Да и этого еще не хотели было давать… Они были мне должны только за девять дней! Нужно же было мне, черт побери, с тобой познакомиться!..
Шиффонета была с минуту безмолвна.
– Я в отчаянии от того, что с тобой случилось, мой друг, – прошептала она.
– Ты в отчаянии… А я все-таки на улице.
– Разве это единственно моя вина?
– Нет!.. Конечно, если бы я не был так глуп!..
– Любить разве глупо?..
Эдуард пожал плечами.
– А! Если мы будем только нежничать!..
– Тебя убивает печаль… большая, без сомнения, печаль!.. – продолжала молодая девушка, – но должна ли она разлучить нас? Мне, кажется, напротив. У тебя нет денег, зато есть у меня. Мы их будем делить, пока ты найдешь место. Это очень просто!
Эдуард с изумлением взглянул на любовницу.
– У тебя есть деньги?
Она подбежала к ящику и вынула из него кошелек.
– Видишь, – сказала она.
– Что это? – вскричал он, еще более изумленный.
– Золото! Почти шестьсот франков!
– Да, м. г., пятьсот восемьдесят франков, которые я сберегала, чтобы купить хорошенькую мебель вместо этой ужасной кушетки, этого ужасного стола. И сегодня я отдаю их в ваше распоряжение.
Эдуард отер пот, покрывавший его лоб. Внезапный вид золота внушил ему гнусную мысль. Но совесть еще говорила его молодому сердцу. В двадцать лет без колебания не делают подлости, он подал молодой девушке кошелек, который она ему передала.
– Нет, – сказал он, – береги… береги его; благодарю! С моими шестьюдесятью франками я могу терпеть, искать и…
– То есть вам стыдно быть мне одолженным, злой!
– Не то… но ведь ты хотела купить мебель…
– Я куплю после. Это не торопит. Главное, чтобы ты не скучал и не беспокоился. Разве я должна просить тебя на коленях? Но если бы у меня не было денег, разве ты не предложил бы мне?
– О! Конечно.
– Так что же удивительного в том, что я предлагаю тебе, когда у тебя нет?.. Большая с моей стороны заслуга! Разве я не знаю, что ты мне отдашь. Скорей! Скорей! кладите кошелек в ваш карман. И поцелуйте меня… и давайте завтракать!.. Завтра ты подумаешь о своих делах.
Эдуард больше не отказывался. Пятьсот восемьдесят франков исчезли в его кармане. Он поцеловал Шиффонету.
«Печально! Печально! Печально! – как говорит Гамлет».
На другой день, утром Эдуард Шаванн, не сомкнув ночью глаз, оставил любовницу под тем предлогом, что отправится в дом, в котором прежде ему обещали место.
Прошел целый день без известий о нем. Шиффонета, ждавшая сначала его с песнями, больше не пела, после того, как пробило три часа.
В четыре она стала печальна, в пять она плакала. Уж не случилось ли с ним нового несчастья? О! Она даже не подозревала истины.
Наконец отворяется дверь мансарды. Это он! Шиффонета бросается на встречу.
Увы! Это не он, а комиссионер!
– Алиса Шартрон?
– Я.
– К вам письмо.
– От кого?
– От одного господина.
– Какого господина?
– Не знаю. Прочтите.
– Но где этот господин передавал вам письмо?
– На станции Гаврской железной дороги.
Шиффонета все еще ничего не понимала. Господин… на станции железной дороги… Это не мог быть Эдуард!
Между тем она взяла письмо; сломила печать; прочла… она с трудом прочла его, ибо она с трудом читала писанное… а эти буквы, написанные дрожавшей рукой, были очень не разборчивы.
Вдруг молодая девушка испустила крик. То, чего не могла прочесть, она угадала. Вот послание Эдуарда Шаванна к семнадцатилетней девушке, отдавшей ему свое сердце и доверившей кошелек:
«Прости меня, моя милая, но этого требует необходимость: я уезжаю, увозя с собою деньги, которые ты так великодушно мне предложила. Но не бойся; я честный человек и когда-нибудь отдам тебе то, что должен. Прощай!»
Это было все. В предвидении будущего, Эдуард Шаванн имел благоразумие не подписаться.
Алиса не проронила ни слезинки.
Она читала и перечитывала письмо Эдуарда Шаванна, как будто желая запечатлеть его в памяти. Потом она снова сложила его и тщательно заперла его в маленький ящик, из которого накануне она вынула деньги, чтобы предложить любовнику.
Однако, при виде этого ящичка, она вздрогнула. Веки ее задрожали. Слезы прихлынули к глазам. Но, возвратив тотчас же самообладание, усилием энергии, которую трудно было подозревать в таком слабом теле.
– А! – произнесла она, глухим голосом, – Так, так-то обращаются в этом свете с теми, кто любит…
и докончила с горьким смехом: – Теперь пусть же заставят меня любить. Мне это стоило с ним шестьсот франков! Им, клянусь, будет стоить дороже, чем моя покупка!..
В тот же вечер, Шиффонета со своей корзинкой, наполненной фиалками и розами ходила по Тамильскому бульвару: цветы были свежие, продавщица веселее обыкновенного. Продажа шла отлично. Она получала сто на сто от восьми до одиннадцати часов. Нужно было вернуть улетевшие или украденные шестьсот франков.
Но вопрос интереса всего менее занимал Шиффонету. У нее в голове были теперь более обширные планы, чем покупка мебели, на собираемые гроши.
