Игорь Михайлов - Сказка, скользкая немножко

всякой снедью набивают,

чтобы ел по самый лоб,

но зато уж еб - так еб!

Вот приводят Долгохуя

на постелю пуховую,

где царевна ебли ждет

и о ляжку ляжкой трет.

Долгохуй ебет часами,

Долгохуй не спит ночами,

а царевна - мало ей!

говорит: - Еби быстрей!

Вынет хуй - а уж царевна

вновь его хватает гневно...

Так неделю напролет

все ебет он да ебет!

Уж луна в последней фазе

с Непроебы он не слазит,

но царевна - мало ей!

мол, еще давай скорей!

Долгохуй маленько трусит...

Жбан вина хлебнет, закусит,

но ебет не весело...

Так два месяца прошло.

Долгохуй уже чуть дышит,

под собой пизды не слышит,

мыслит: - Потонуть тебе

в этой фановой трубе!

Распростившись с жизнью милой,

он собрал остаток силы,

кое-как свой хуй встряхнул,

кое-как в нее впихнул,

весь согнулся, всунул, вынул

тут и дух его покинул.

Он лицом ударил в грязь,

тут же замертво свалясь.

-Как! - царевна закричала.

Только-только начинала

я во вкус сейчас входить...

Тотчас голову срубить!

Ноги на плечи задрала

и по полу ездить стала:

вправо-влево, взад-вперед

знай пиздою об пол трет...

Трет ладонью, кулачками,

сучит в воздухе ногами,

в буйном бешенстве дрожит,

сучьим голосом визжит...

- Эй, свечей! Скорее, други!

бедный царь кричит в испуге.

Наживете все беду,

коли занозит пизду!

ГЛАВА 3

Той порою Долгохуя

мать-старушка ждет, тоскуя.

Месяц - нет, и два все нет.

Долгохуев сгинул след.

Ставит бандурша с азарту

на второго сына карту:

пропадать так пропадать,

лишь бы вовремя сыграть!

И тогда, поплакав вдоволь,

как умеют только вдовы,

к Пиздолизу мать идет...

Хуем слизывая мед,

тот по пасеке гуляет.

Мать сыночку объявляет:

- Брось ты лакомство, сынок,

день чудесный недалек...

Слушай матушкины речи:

за петлями рек и речек,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой,

за болотами пустыми,

за лесами за густыми

царствует в стране отцов

славный царь Елдабаоф.

А царевна Непроеба

доведет царя до гроба:

видно, бес в нее взошел

похотлива, как козел.

Царь повсюду возвещает,

что полцарства обещает

дать тому, кто б не ленясь,

добросовестно трудясь,

дочку цареву родную,

Непроебу дорогую,

будь то барин аль холоп

разом до смерти заеб.

Не заеб - готовься к казни.

Но не знай, сынок, боязни:

может, ей хуи не в прок

и потребен язычок?

Снился сон мне, что в короне

мой сынок сидит на троне.

В первый раз ошиблась я

значит, сон был про тебя.

Лезь в пизду, сынок мой чудный!

Дай на подвиг этот трудный

я тебя благословлю...

Помню, верю и люблю!

Может быть, царем ты будешь,

мать-старушку не забудешь...

Ну, прощай, так бог велел!

Сын ослушаться не смел...

Счистил с хуя мух налипших,

сладости двойной вкусивших,

хуй смотал и в рот убрал

и родных облобызал.

Улей оглядел любимый

и пошел, тоской томимый,

распростясь навек с селом,

Долгохуевым путем.

Долго ль, коротко ль идет он,

то ли месяц, то ли год он

по полям да по лесам

Пиздолиз не знает сам.

Вот он в славном государстве,

во Елдабаофьем царстве,

вот голов торчат ряды,

отвращая от пизды...

Пиздолиза царь встречает.

Вот он паспорт предъявляет,

размотав, какбинт, язык...

Обмер царь, к земле приник.

Молвит: - Не видал покуда

я еще такого чуда.

Что ж, попробуй в ход пустить

пригодится, может быть!

Вот приносят угощенья

и соленья, и печенья,

а царевна ебли ждет

и о ляжку ляжкой трет...

Как он вдвинет язычище,

хуя всякого почище,

как в пизде заегозит,

как концом зашевелит

аж царевна засмеялась,

так чудно ей показалось,

обвилась вокруг плющом,

говорит: - А ну еще!

Пиздолиз не спит ночами,

Пиздолиз сверлит часами,

все ж царевна - мало ей!

говорит: - Лижи быстрей!

Язычища не жалея,

Пиздолиз пошел живее

трет пизду и сикелек,

трет и вдоль и поперек,

трет по верху и по низу,

по подвалу, по карнизу,

и снаружи и внутри

трет подряд недели три.

А царевна знай хохочет

и никак понять не хочет,

что язык, как хуй любой,

утомляется порой.

Можно, может быть, не спорю,

без особенного горя

час и два пизду лизать.

Сутки ж - нелегко сказать!

Ну а что б вы делать стали,

если вас бы заставляли

месяц с подлой не слезать

и лизать, лизать, лизать?..

Вот и месяц истекает.

Пиздолиз язык втыкает,

трет, и трет, и трет, и трет

дни и ночи напролет.

А царевну разобрало:

все ей плохо, все ей мало...

Невдомек, как видно, ей,

что язык-то без костей...

Вот уж он натер мозоли

и хотел, визжа от боли,

вытащить язык... Куды!

Пеной хлещет из пизды,

не пизда - огнетушитель!

Но, хотите, не хотите ль,

если дорого житье,

нужно снова лезть в нее!

Пиздолиз сверлит часами,

Пиздолиз не спит ночами,

а царевна - шутки ей!

знай свое: быстрей, быстрей!

Вновь луна в последней фазе...

С языка вся кожа слазит,

впору в слезы, впору в крик,

сводит судорогой язык...

Тут язык, борясь с бедою,

сунул он в ведро с водою,

а вода как зашипит,

пар столбом как повалит,

будто сталь он закаляет

и в ведерко опускает...

А она: - Ебена мать!

Как ты смеешь остужать?!

И опять мученье то же:

от пизды бедняк не может

отойти, как часовой:

то по стрелке часовой,

то против нее он лижет,

то подальше, то поближе,

то по кругу обойдет,

то диаметром пройдет,

трет пошире, трет поуже...

На язык, как в дождь на лужах,

повскакали пузыри,

а ее все три да три!

Злая боль язык тревожит,

он ни пить, ни есть не может,

похудел и подурнел,

словно двадцать лет болел,

почернел и запаршивел,

поседел и оплешивел,

а царевна - мало ей!

все свое: быстрей! быстрей!

Третий месяц на исходе,

Пиздолиз тоской исходит...

Вот уже сравнялось три

а ее все три да три!

И язык уж притупился,

всюду язвами покрылся,

а царевна - мало ей!

все - скорей, скорей, скорей!

Пиздолиз уже чуть дышит,

под собой пизды не слышит,

мыслит: - Братец мой родной,

отправляюсь за тобой!

Полон смертною тощищей,

он в последний раз в пиздищу

язычище запихнул,

да и ноги протянул...

А царевна завопила:

- Я ж совсем-было спустила!

Месяц, может быть, еще б

и меня бы он проеб!

И в отчаянье царевна

на пол спрыгнула и гневно

вновь пиздою об пол трет:

вправо-влево, взад-вперед...

Все бегут в испуге жалком,

прячут копья, пики, палки,

прячут стулья, прячут лом,

кошку с цепким коготком,

прячут вилку, прячут ножик,

стол с четверкой острых ножек,

чтоб царевна сгоряча

не поранилась, дроча...

ГЛАВА 4

Той порою мать, вздыхая,

Пиздолиза ожидая,

дни считает... Нет и нет!

Пиздолизов сгинул след.

Не поставить ли с азарту

на оставшегося карту?

И, сомнениями полна,

ищет младшего она.

Ваня спит в хлеву беспечно,

по своей привычке вечной

чешет яица во сне,

весь испачкавшись в говне.

Мать сыночка оглядела,

повздыхала, покряхтела

и, в сердцах махнув рукой,

воротилася домой.

Ваня дальше спит беспечно,

чешет яйца бесконечно

и пускает из ноздри,

как младенец, пузыри.

Вдруг Иван вскочил невольно:

кто-то за хуй, да пребольно,

как ухватит! Сладкий сон

он покинуть принужден.

Глянул Ваня в яйца. Что же

он там видит? Правый Боже!

Мандавошку - но в арбуз

ростом! - Ах ты подлый гнус!

крикнул он. - Да как ты смеешь!

Ну, сейчас ты пожалеешь!

Паразита снял с волос

и кулак над ним занес.

Но ему: - Постой немножко!

отвечает мандавошка

человечьим языком,

да притом еще баском.

- Я - царица мандавошек.

Не оставь ты бедных крошек

без царицы! Друг ты мой,

в чем вина перед тобой

божьей твари Мандавошки?

Что порой кусну немножко

за муде твои? Вот на!

Кушать ведь и я должна!

Не дави меня, Ванюша,

не губи мою ты душу,

отпусти... Иван глядит...

- Что же, ладно, - говорит,

бог с тобой... Зевнул, тоскуя,

и опять на боковую

было норовил. Но вошь:

- Встань-ка, Ваня! Сон хорош,

жизнь - лучше. До могилы

ты меня попомнишь, милый.

Важной тайной я с тобой

расквитаюсь, ангел мой.

Слушай, милый человечек:

за петлями рек и речек,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой,

за болотами пустыми,

за лесами за густыми