Игорь Куберский - Америка-Ночки
И действительно позвонила – сказала, что сломала ногу и сидит дома.
– Где? – спросил я.
Оказалось, у черта на куличках.
Курица. Носилась бы меньше.
Кристина, Кристина, сладость твоего лона еще на моих губах и ее не стереть постылому привкусу серых будней.
Да, я все еще ждал звонка. Звонка от Крис.
Через неделю в трубке, которую с таинственным видом протянула мне Патриция, заквакал, замяукал голос Бесси.
– Куда ты делся, Петер? Почему не звонишь?
От вульгарного тембра меня чуть не стошнило, но я поборол себя.
– Привет, Бесси, рад тебя слышать.
– Петер, хочешь я за тобой приеду и мы проведем вместе время?
– Еще как, – сказал я. – Это моя мечта.
Под вечер ее огромный «меркурий», похожий на розовую летающую мыльницу, замер у крыльца.
«Опять»? – сказал мне взгляд Патриции, и в нем вспыхнула слабая надежда, что на сей раз я не вернусь.
Я собрал сумку, положил ракетку, проверил наличие презервативов. Днем было жарко и душно, и я остался в белых теннисных шортах от Серджио Таччини. Бесси была надушена, в серьгах и ажурных чулочках. Несколько раз она жадно глянула на мои загорелые, в меру волосатые ляжки, и я понял, что поимею ее сегодня.
– Куда едем? – положила она руки на руль и повернулась ко мне, посмотрев, как на свою законную добычу.
– К тебе? – спросил я. – Или есть варианты?
– Можно поехать в ресторан, – пожала она плечом. – У меня дома пустой холодильник. Только тебе придется переодеться.
– Хорошо, – сказал я, хотя мы уже тронулись с места, а сумка моя осталась в багажнике.
– Нет, – решительно тряхнула она головой, нажимая на акселератор. – Лучше ко мне. По пути все купим. Что ты больше любишь – рыбу или мясо?
– Рыбу, – сказал я. – Вернее, рыбку, которая сидит рядом со мной.
– Какой ты забавный! – сказала она, шлепнув меня по ляжке.
Мы ехали обратно – туда, на Хантингтон-Бич, и сердце мое стало оттаивать.
– Это голодный русский, – сказала она продавцу в рыбном магазине, где мы покупали на ужин форель. – Я подобрала его на улице.
Вышколенный продавец в белоснежном переднике видел за стеклом у входа нашу машину и вежливо склонил голову, как бы оценив шутку богатой леди.
Дома нас встретили старые знакомые Сюзи и Спайк. Сюзи норовила отдаться, а Спайк лежал на спине и поочередно дрыгал вытянутыми к потолку ревматическими ногами, при этом хрипло колокоча.
– Совсем с ума сошел, – покачала головой Бесси.
Я похвалил ее дом.
– Да, у меня отличный дом, – с энтузиазмом сказала Бесси.
Сдержанный, в лилово-серебристых тонах, интерьер был продуман до мелочей. Везде царил убийственный порядок. В каждой комнате на коврике лежала, словно прикорнув, какая-нибудь фарфоровая зверушка. Надо было смотреть под ноги, чтобы не навернуться.
Наконец рыба была готова, Бесси попросила меня открыть бутылку белого бургундского, зажгла свечи в высоких бронзовых канделябрах, включила тихую музыку. После ужина мы по очереди приняли душ и, взявшись за руки, отправились в спальню. Я снял с Бесси халат, лифчик и трусики, слегка удивившись обширной кудели между ног – видимо, модной в нынешнем сезоне. Как бы романтический английский парк вместо регулярного французского. В какой-то момент мне даже показалось, что я не найду дорогу. Бесси нетерпеливо покусывала мне плечи и нервно, с хрипотцой, похохатывала.
Честно потрудившись часа полтора, я с сознанием исполненного долга смахнул со лба капли пота и провалился в сон. Бесси благодарно всхлипывала где-то рядом со мной, уткнувшись носом в мою подмышку, видимо, горькую от случившегося в ванной мужского дезодоранта «Жиллет». Ночью я проснулся оттого, что орудие моего труда крепко сжато рукой Бэсси. Без слов я приподнялся над ней и послушно совершил требуемое, чувствуя с досадой, как саднят царапины на плечах.
* * *Разговор о Крис возник утром, и Бесси сказала, что, насколько ей известно, Фрэнк не занимается любовью, потому что он импотент.
– Вернее, не импотент, но у него была какая-то травма, еще в молодости... – охотно разглагольствовала Бесси, но вдруг осеклась, взглянув на меня.
– Что? Что-нибудь не так? – подняла она подбритые брови. – Почему у тебя такое лицо?
– Нормальное лицо, – сказал я. – Просто жалко их. Хорошая пара.
– Была хорошая, – сказала Бесси. – Мы так дружили. А теперь они в религию ударились. Стали такими ханжами. Тебе что, понравилась Кристина Тилни? – ревниво промяукала она, отодвигаясь от меня. – Ну и иди к ней.
– Я уже пришел к тебе, – сказал я. – И буду с тобой, если тебе этого хочется.
– Мне хочется, хочется, хочется, – забормотала она, полуприкрыв глаза, и я тут же на кухонном столике, еще раз распял ее. Она меня возбуждала, это факт, и я втихомолку ненавидел ее за это.
Она работала в какой-то крупной торговой фирме риэлтером и, судя по всему, с успехом. Родители жили в Бостоне, папа миллионер, старший брат – почти. Вот только с мужем пролет – отличный был муж, но алкоголик. Ударил ее однажды.
От Бесси же я узнал, что Крис и Фрэнк в отъезде, и мне почему-то стало легче.
– Знаешь, куда я тебя повезу, – сонно улыбалась благодарная Бесси. – В Диснейленд! Там и отдохнем.
День был ветреный, и Диснейленд трепетал флагами и вымпелами. У нарядных ворот под легким навесом сверкало несколько новеньких автомашин, которые можно было выиграть на входной билет, то есть двадцать тысяч баксов за какие-то двадцать пять.
– Сожалею, но ваши билеты не выиграли, – приветливо посочувствовала нам молодая контролерша в красивой униформе.
– Не беда, выигрыш при мне, – ответила Бесси.
Все там работало, как часы, – все эти самодельные слоны, джунгли, тигры, колесные пароходы, космические путешествия, подводные лодки и сотни тысяч разных электромеханических кукол – хоть бы у одной из них отнялась ножка или ручка, провалились бы глазки. В Замке привидений мы попали на бал Сатаны, отрубленная голова ведьмы в стеклянном сосуде вещала что-то апокалиптическое сизыми бескровными губами, когда же наша тележка развернулась к зеркальной стене, я узрел между собой и Бесси виртуального вурдалака, довольно отвратного на вид. Возможно, он так и остался при нас, когда мы вышли. Потом мы носились, как бешеные, вверх-вниз в кромешной ночи огромного алюминиевого шара, и под взвизги не видящих друг друга пассажиров я пытался довести Бесси до очередного кипения.
– Что значит, Фрэнк не занимается любовью? Для секса достаточно и одного мизинца.
– Ну что ты, Пьетер – для них это богомерзко.
Закрыв глаза я – от гребенок до ног – снова увидел перед собой Кристину и сердце мое застонало.
К ночи я почувствовал себя таким усталым и выпотрошенным, что мог предложить Бесси, то бишь Элизабет, лишь сокровенный поцелуй...
Но она была благодарна до слез.
Великое ее достоинство, между прочим.
Спи, Лизавета.
Утром я обнаружил на своем причинном месте рождественскую ленточку с бантиком. Там же губной помадой была запечатлена попытка поцелуя. Крепко же я спал. На коврике под ногами возле фарфоровой собачки, посаженной сторожить меня, лежала записка. «Еда на столе. Скоро вернусь. Не думай бежать!»
Было бы куда, Лиза.
За дверью в гараж просительно потявкивала Сюзи и задушено хрипел Спайк. Я не стал пускать их в дом. Поставил кофе, похрустел муслями с йогуртом. Потом сварил два яйца в мешочек – для потенции. Накопал на полке чай с женьшенем – на всякий пожарный выпил и чаю. Хотел позвонить Патриции, но раздумал.
Бесси вернулась с живой рождественской елкой в амнезии искусственного инея и принялась ее наряжать. От помощи отказалась:
– Я люблю сама. Лучше погуляй с Сюзи.
Первое декабря. Солнце. Градусов семьдесят тепла по Фаренгейту. По Цельсию – двадцать. Перед домом Крис и Фрэнка – пусто. На дверях соседних домов появились перевитые лентами рождественские венки. У нас с такими хоронят. По всем каналам радио УКВ – ор от рождественских скидок на товары и услуги. Каролина тоже куда-то пропала. Не с ними ли?
После Сюзи Бесси выдает мне классный байк – «у меня классный сын, классный дом, классный байк» – и отправляет покататься. Оберегает мою мнимую свободу, чтобы на ночь заполучить меня целиком. Интересно, сколько я продержусь. Я рулю к океану, благо до него отсюда рукой подать. Нарядный спортивный народ на широкой асфальтовой дорожке вдоль пляжа. Народный спортивный наряд. Бегут, катят на роликах, рулят на катиках, крутят педали, как я. Теплый свежий морской ветер в лицо. Ветер – Петер. Господи, только ты знаешь, как я несчастен.
Когда возвращаюсь, она еще возится с иллюминацией, пыхтит под елкой, как снегурочка, являя мне в спортивных штанах свои хорошо оформленные лакомые половинки, но я к ним ин-ди-ффе-рен-тен. Да, да, мое Вам ффе! Загадка природы – тянуться к тому, за что бьют по рукам.
– А где твой сын, Бесси?
