Уильям Берроуз - Пидор
Я слыхал, из Государственного департамента вычищают всех педиков. Если это правда, там останется только обслуживающий персонал... А, вот они где. Ли надевал полуботинки. - Представляешь - подходишь к консулу и сразу просишь денег на еду... Он отшатывается, подносит ко рту надушенный платок, точно ты ему дохлого омара на стол уронил: "Так вы нищ! В самом деле, я не понимаю, почему вы решили прийти ко мне с этим отвратительным известием. Могли бы проявить и чуточку предупредительности. Вы должны понимать, насколько такие вещи омерзительны. В вас что - нет ни капли гордости?"
Ли повернулся к Аллертону.
- Как я выгляжу? Я не хочу выглядеть чересчур хорошо, иначе он полезет ко мне в ширинку. Может, лучше тебе сходить? Тогда мы точно паспорта получим завтра.
* * *
- Ты только послушай. - Ли читал гуаякильскую газету. - Похоже, перуанские делегаты появились на противотуберкулезной конференции в Салинасе с огромными картами, на которых были изображены районы Эквадора, присвоенные Перу в войне 1939 года. Эквадорские врачи могли бы прийти на заседания, покручивая на своих часовых цепочках усохшими головами перуанских солдат.
Аллертон нашел статью о героической борьбе эквадорских морских волков.
- Кого?
- Тут так написано: Lobos del Mar. Похоже, какой-то офицер держался за свое орудие до последнего, хотя поворотный механизм уже не работал.
- Довольно глупо, на самом деле.
* * *
Они решили поискать яхту в Лас-Плайясе. Там было холодно, вода неспокойная и грязная, унылый курорт для среднего класса. Еда была кошмарной, но одна комната без еды стоила почти столько же, сколько и полный пансион. Они попробовали один обед. Тарелка риса - ни соуса, ничего. Аллертон сказал:
- Я оскорблен.
Безвкусный суп, в котором плавал какой-то волокнистый материал, похожий на мягкое белое дерево. Основным блюдом служило безымянное мясо, ни определить, ни съесть которое было невозможно.
- Повар забаррикадировался на кухне, - сказал Ли, - и наливает эти помои через амбразуру. - Блюда действительно подавали через отверстие в двери, которая вела в темное дымное помещение, где ее, судя по всему, и готовили.
Они решили, что на следующий день поедут в Салинас. В ту ночь Ли захотелось лечь с Аллертоном в постель, но тот отказался, и на следующее утро Ли извинился, что настаивал так скоро после первого раза, а это нарушение контракта.
Аллертон сказал:
- Мне не нравятся люди, извиняющиеся за завтраком.
- Но в самом деле, Джин, разве ты не пользуешься несправедливым преимуществом? - возразил Ли. - Например, у кого-нибудь ломки, а я не сижу на джанке. И говорю такому человеку: "Тебе плохо? В самом деле? Знаешь, я не понимаю, почему ты рассказываешь мне об этой своей отвратительной проблеме. Если тебе плохо, по крайней мере, тебе хватило бы порядочности держать это при себе. Я терпеть не могу больных. Ты должен отдавать себе отчет, насколько мерзко видеть, как ты чихаешь, зеваешь и рыгаешь. Почему бы тебе не пойти куда-нибудь, где мне не придется на тебя смотреть? Ты понятия не имеешь, видимо, насколько ты утомителен, насколько гадок. У тебя что совсем нет гордости?"
- Это совершенно нечестно, - ответил Аллертон.
- А это и не должно быть честно. Просто еще один номер - тебя развлечь, но в нем есть доля правды. Давай быстрее, доедай свой завтрак. А то на автобус в Салинас опоздаем.
* * *
Салинас производил впечатление спокойного, полного достоинства курортного города для верхушки общества. Они приехали в межсезонье. Придя на пляж, они поняли, почему не сезон: Гумбольдтово течение в летние месяцы пригоняло к берегу холодную воду. Аллертон обмакнул ногу, сказал:
- Вода никакая - только холодная, - и отказался купаться вообще. Ли нырнул и проплавал несколько минут.
Время в Салинасе, похоже, пошло быстрее. Ли обедал и лежал на пляже. Через некоторое время - казалось, час или два - он поднимал голову и видел, что солнце клонится к закату: шесть часов. Аллертон сообщал о похожем ощущении.
* * *
Ли поехал в Кито добывать информацию о яхе. Аллертон остался в Салинасе. Ли вернулся через пять дней.
- Яхе также известно у индейцев как "айяхуаска". Научное название Bannisteria caapi. - Ли разложил на постели карту. - Растет в глубоких джунглях на амазонской стороне Анд. Мы с тобой поедем в Пуйо. Там - конец пути. Там нужно будет найти кого-нибудь, кто сможет общаться с индейцами, и отыскать яхе.
* * *
Они переночевали в Гуаякиле. Ли перед ужином напился и проспал все кино. Они вернулись в гостиницу, чтобы лечь пораньше и наутро встать пораньше. Ли налил себе бренди и присел на край постели Аллертона.
- Ты славно сегодня выглядишь, - сказал он, снимая очки. - Поцелуй меня немножко, а?
- Ох, иди прочь, - вздохнул Аллертон.
- Ладно, парень, как скажешь. Времени у нас навалом. - Ли подлил себе еще бренди и лег к себе.
- Знаешь, Джин, в этом захолустье не только нищета живет. Богачи тут тоже есть. Я видел одного такого в поезде до Кито. У них, наверное, на заднем дворе аэроплан моторы греет. Так и вижу, как они грузят в него свои телевизоры, радиоприемники, клюшки для гольфа, теннисные ракетки и дробовики, да еще сверху на другой утиль пытаются впихнуть ногой особо ценного быка Брамы. Так набивают самолет, что он от земли оторваться не может.
Это маленькая, нестабильная, неразвитая страна. Расклад экономики - в точности, как я и думал: сплошное сырье, лес, пища, рабочая сила, жилье все очень дешево. А все промышленные товары - очень дороги, потому что пошлина на импорт. Пошлина призвана защищать эквадорскую промышленность. Но в Эквадоре нет промышленности. Здесь нет никакого производства. Те, кто может производить, производить не желают, потому что не хотят, чтобы у них здесь застревали деньги. Они только сидят и ждут, как бы поскорее отсюда свалить с мешком налички, лучше всего - американских долларов. Но боятся они напрасно. Богачи же всегда чего-то боятся. Даже не знаю, почему. Наверное, как-то связано с комплексом вины. Quien sabe? Я пришел не психоанализировать Цезаря, а защитить его личность. Не за так, разумеется. Здесь им одно нужно - департамент безопасности, чтобы проигравший уже не высовывался.
- Да, - ответил Аллертон. - Мы должны обеспечить единство мнений.
- Мнений! У нас тут что - дискуссионный клуб? Дайте мне один год, и у людей здесь не останется никаких мнений. "А теперь выстраивайтесь-ка вот здесь в очередь, народ, и получайте свое славное вкусное рагу из рыбьих голов, риса и маргарина. А вот здесь раздают ваши пайки бесплатного пойла, пришпоренного опием". А если кто из очереди хоть на шаг выйдет, мы из пойла-то опий выдернем - пускай валяются и срут в штаны, у них сил двигаться не останется. Привычка к еде - самая худшая наркомания. Еще одна точка зрения - малярия. Недуг, подтачивающий силы, изготовляется на заказ и подгоняется по фигуре, чтобы разбодяжить революционный дух.
Ли улыбнулся.
- Только представь себе - какой-нибудь старый гуманист, немецкий врач. Я говорю: "Ну что же, док, вы замечательно справились с малярией. Охват сократили почти до нуля".
"Ах, да. Мы стараемся как можем, разве нет? Видите эту линию на графике? Показывает упадок заболевания за последние десять лет с тех пор, как мы начали свою программу лечения".
"Ага, док, здорово. А теперь послушайте - я хочу, чтобы эта линия вернулась на тот же уровень, где и была".
"Ах, но вы не можете говорить об этом всерьез".
"И вот еще что. Посмотрите, нельзя ли откуда-то импортировать особо губительную породу червей-нематод".
Жителей гор всегда можно обезвредить, отобрав у них одеяла, уготовить им судьбу замерзшей до смерти ящерицы.
Внутренняя стена в номере Ли не доходила три фута до потолка, чтобы воздух поступал и в соседний номер, где не было окон. Жилец соседнего номера сказал что-то по-испански - в том смысле, чтобы Ли вел себя тихо.
- А-а, заткнись! - Ли вскочил на ноги. - Я забью эту щель одеялом! Я тебе, блядь, весь воздух перекрою! Дышать будешь только с моего разрешения. Ты - жилец внутреннего номера, комнаты без окон. Так помни свое место и заткни свою обнищавшую пасть!
В ответ раздался вопль, где перемежались chingas и cabrones.
- Hombre, - осведомился Ли. - En donde esta su cultura?18
- Давай спать, - сказал Аллертон. - Я устал.
ГЛАВА 9
На речном пароходе они отправились в Бабахойю. Качались в гамаках, прихлебывали бренди и смотрели, как мимо проплывают джунгли. Родники, мох, живописные прозрачные ручьи и деревья, вымахавшие до двух сотен футов. Ли и Аллертон не разговаривали, пока пароход пыхтел вверх по течению, изредка пробивая безмолвие джунглей жалобным воем газонокосилки.
Из Бабахойи автобусом они поехали через Анды в Амбато: четырнадцать часов тряски и холода. Перекусить нутом остановились возле хижины на самом перевале, гораздо выше линии лесов. Несколько туземцев в серых войлочных шляпах ели нут с угрюмой покорностью. По земляному полу хижины, повизгивая, носились морские свинки. Ли вспомнил, какая свинка была в детстве у него в отеле "Фэрмонт" в Сент-Луисе, где вся семья жила некоторое время перед тем, как переехать в новый дом на Прайс-роуд. Он помнил, как та свинка визжала, как воняла ее клетка.
