Вера Шматова - Паук
Съехав с проспекта, мы, наконец, выехали на автостраду. Скорость ощутимо возросла. Пригород, тянущийся языком за городом, быстро сменился полями. Эти красоты стремительно проносились мимо, наполняя сердце восторгом. Мне всегда нравилась скоростная езда и хорошие машины.
Солнце уже начинало садиться. Его лучи приобрели насыщенный золотой оттенок, прекращая реальный мир в сказку. Создавалось ощущение, что из-под колес брызнет расплавленное золото, такой насыщенный цвет приобрел асфальт. На обочинах разгорались фонари, еще неяркие, но уже заметные.
Мы ехали в крайней правой полосе, обгоняя медлительных пенсионеров и обстоятельные семейные мини-вэны. Приоткрыв окно, я с удовольствием ощутила ветер, взлохмативший волосы и принесший с собой аромат осени. Каждое время года пахнет по-своему: лето приносит запахи перегретой земли и утомленной зелени, осень — листьев и грибов. Зимний воздух наполнен особенным запахом снега и льда, неуловимого, но особенного. Весна же пахнет жизнью и переменами, заставляя кровь бежать быстрее. Каждый год, с наступлением осени, я немного грустила. Казалось, мир вокруг медленно умирает, расстается с жизнью с каждым пожелтевшим листиком и каждым обнаженным деревом.
— Когда я был маленьким, родители часто брали меня в горы, — произнес Дэни, разбивая тишину. — Мы никогда не ездили в Альпы, наша семья тогда еще жила в России, там было прекрасно. Помню, как мама учила меня кататься на лыжах, а я все время врезался в деревья и стены. Столько шишек себе тогда набил! Однажды, катясь по ровному склону, на котором росло всего одно дерево, я врезался, не справившись с лыжами. Было очень больно. Когда мама прибежала, она очень испугалась, потому что не могла понять, что происходит. А я плакал и смеялся одновременно, потому что сам понимал, как забавно это выглядело со стороны.
Я улыбнулась и положила руку ему на колено. Хорошо, что Дэни завел разговор о детстве, можно, наконец, узнать что-нибудь о его жизни.
— Твои родители живут в Европе?
— Нет. Папа давно умер, а мама осталась в Новосибирске, не захотела переезжать. Наверное, это даже лучше, ведь тогда я бы переживал за нее больше.
— В каком смысле? Сейчас твоя мама одна за тысячу километров, а не рядом. Не логичнее было бы наоборот? — я слегка нахмурилась. Мои родители жили в получасе езды от моего дома и невозможно представить, как можно жить, не навещая их каждую неделю. А тут тысяча километров, редкие минуты близости…
Дэни подарил мне какой-то странный взгляд, словно тень пробежала по его лицу. Через секунду все исчезло и мужчина снова сосредоточился на дороге.
— Я очень много работаю и не смог бы делить свободное время между тобой и мамой. Она бы страдала в одиночестве, — с усмешкой произнес мужчина и я почувствовала, как улыбаюсь в ответ. Это было очень романтичное признание. С другой стороны, было немного странно, что Дэни так серьезно относится к нашему едва начавшемуся роману. — Мама из тех людей, которые зависят от друзей. Здесь, не зная языка, она быстро загрустит и все равно уедет обратно.
Я хотела было уточнить, но не успела — машина резко вильнула и мы чуть было не въехали в ограждение. Крепко выматерившись, мужчина выровнял было движение, но впереди, прямо перед нами, вылетела белая Тойота. Она резко затормозила, отчего ее буквально развернуло поперек нас. В последний момент Дэни вывернул руль, но, увы, не в ту сторону, потому что мы все-таки врезались в разграничивающий бортик.
Удар был таким сильным, что зазвенело в ушах. Меня подкинуло на сиденье, ремень больно врезался в тело. От рывка голова резко дернулась, так что я услышала сухой щелчок в шее. Мышцы пронзило болью, которая, впрочем, была не настолько сильной, чтобы подозревать что-то страшное.
Машина остановилась, двигатель затих. Прижав руку к сердцу, я сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох. Ничего страшного не произошло Ремень безопасности сделал свое дело. Пальцы с трудом нащупали кнопку разблокировки ремня.
Освободившись, я тут же повернулась в сторону соседнего сиденья. Дэни не двигался. Его голова была запрокинута глубоко назад, по виску стекала струйка крови. Мужчина не был пристегнут и теперь сидел, прислонившись к дверце.
— Дэни? Дэни! Ты меня слышишь? — я отстегнулась и склонилась на мужчиной. Он не отвечал. В широко раскрытых глазах отражалось небо, зрачки не реагировали. Трясущимися пальцами нащупала ложбинку на горле. Нужно найти пульс. Несмотря на усилия, под подушечками ничего не ощущалось, ни малейшего толчка. Может, я неправильно меряю?
За окном притормозило несколько машин. Вокруг аварии постепенно скапливались люди.
— Пожалуйста, помогите! — я выбралась из машины и подбежала к ближайшей женщине. — Вы умеете мерить пульс? Мой друг, кажется, сильно ударился, боюсь, что с ним что-то не так! — я отчаянно потянула ее к машине и женщина в послушном оцепенении также прикоснулась к шее Дэни.
Через несколько мучительных мгновений женщина повернулась ко мне и по ее лицу было понятно, что случилось худшее.
— Мне очень жаль, — произнесла она глубоким печальным голосом. Трясущимися руками достав телефон, я набрала 112. Возле нас затормозило еще несколько машин, раздавались недоуменные и встревоженные голоса, но это проходило мимо моего сознания.
Дэни был мертв.
Дальнейшие события отложились в памяти словно фильм. Казалось, я была лишь отстраненных зрителем. Мой безучастный взгляд блуждал по месту аварии, не задерживаясь ни на чем конкретном. Слез еще не было, только глубокий шок, сменявшийся неестественным спокойствием. Кто-то отвел менял в сторону, подальше от машин скорой помощи и полиции. Мимо проносились машины, собралась солидная кучка любопытных, что-то происходило, кто-то кричал. Однако, все это оставалось снаружи брони оцепенения. Подрезавшая нас машина исчезла. Пожалуй, нужно было бы испытывать злость или глубокое отчаяние, но пока что внутри царила равнодушная отчужденность, первый предвестник будущей истерики.
Кажется, меня пытались обследовать медики. Я на автомате отвечала на их вопросы. По всей видимости, ответы их удовлетворили, так что вскоре меня оставили в покое.
Единственным, что привлекло мое внимание и вырвало из этого состояние, было тело Дэни. Медики вытащили его из машины и запаковали в большой черный пакет, поставив жирную точку в вопросе диагноза.
Машина скорой помощи быстро уехала. Ко мне же подошел полицейский. Это был грузный человек лет пятидесяти с усталым лицом и печальными темными глазами.
— Соболезную вашему горю. Мне бы не хотелось беспокоить вас сейчас, но процедура требует, чтобы вы проехали с нами в участок.
— Хорошо, — мне было все равно. Спокойствием постепенно сменялось осознанием того, что произошло. На глазах начинали закипать первые слезы.
— Сможете описать, что именно произошло?
— Нет, — я отвернулась, чтобы скрыть слезы. Страшная истина доходила до сознания. Зародившееся глубоко внутри отчаяние стремительно захватывало поле боя. Теперь хотелось лечь на землю и плакать. Причудливый коктейль из безысходности, тоски и злости смешался в душе и теперь вырывался наружу первыми судорожными рыданиями.
— В участке вам помогут, — полицейский заметил мое состояние и сочувственно приобнял за плечи. — У нас работает психолог.
Какая чушь. Что может быть важным после смерти любимого человека? Как психолог может помочь вернуть к жизни мертвого? Меня усадили в полицейскую машину, вручив стакан с чем-то горячим. Судя по запаху, шоколад.
В салоне было темно и пахло носками, но это меня не волновало. Слезы полились по щекам и я скорчилась на заднем сиденье, не заботясь о том, как выгляжу со стороны. Несправедливость горько резала сердце. За что? Почему именно мы и сегодня? Неужели миру повредило наше счастье?
Дорога в город в памяти не отложилась. Просто в один момент я осознала, что уже переступаю порог участка. В полиции было шумно и многолюдно. Узкие коридоры заполнены людьми, которые что-то обсуждали, кричали, оживленно размахивали руками. Мне было не до них — я была настолько погружена в себя, что не могла сказать даже как зовут офицера, за которым шла. Хотелось просто оказаться дома, подальше от этого безумия.
Меня привели в небольшой кабинет, почти точную копию того, в котором я писала заявление на своего преследователя. Пустое, безликое помещение идеально подходило к сегодняшнему положению вещей. Мир без Дэни в одну секунду потерял свои краски.
— Присаживайтесь, — полицейский указал на стул и сам опустился на кресло за компьютером. Сиденье жалобно скрипнуло, но выдержало вес.
— Когда можно будет пойти домой? — единственное, что тревожило в эту минуту, это возможность поехать домой.
— Ваш паспорт, пожалуйста. Я задам пару вопросов, чтобы оформить протокол, а потом будете свободны. Это не займет больше часа.
