Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
– Так-так! – воскликнула она. – Ты говоришь, что любишь меня, а когда я прошу твоей помощи и покровительства, – у тебя одни только насмешки.
– Я не смеюсь, душа моя! Но чего же ты хочешь?
– Арсиноя хотела меня убить; я хочу, чтоб она умерла.
– Она хотела убить тебя… во сне…
– Довольно! это слишком! Если ты не веришь снам, – я им верю. При том, ее прошедшее не убеждает ли в ее будущем? Нет, нет не без цели боги потрясли мой сон этим могильным видением. Кто знает, что в эту минуту Арсиноя не замышляет погубить меня!
– Можно убедиться в этом, послав в Ефес взвод солдат.
– Я только этого и прошу! Пошли в Ефес взвод Сагонтинцев, под начальством Энобарба. Он мне предан; он не захочет, чтобы царице Египта, жене его полководца, угрожала гордость соперницы…
– Угрожала? – весело повторил Антоний, который ни как не мог принять всерьез боязнь Клеопатры, по поводу сна.
Но она снова сдвинула брови. Опять сделавшись важным, Антоний поспешил ее успокоить. Энобарб был призван, и ему дано было поручение. В тот же день, со взводом Сагонтинцев, он отправился в ионический город.
Клеопатра была права, сказав, что Энобарб был ей предан – он был так предан, что убил Арсиною, хотя ему и не было это положительно приказано.
Несчастная сестра царицы, пораженная зловещим пред– чувствием, при виде солдат любовника Клеопатры, спаслась в храм Дианы, как неприкосновенное убежище. Энобарб последовал за ней и умертвил на самом алтаре богини.
Когда он возвратился в Александрю:
– Ну что? – спросили у него Антоний и Клеопатра.
– Я ее убил, отвечал он.
– Так она составляла заговор? – спросил Антоний
– Конечно! – вскричала Клеопатра, – ведь он же убил ее! Я тебе говорила, что сны не лгут.
Другая черта постыдного падения Антония еще более характерна.
Между женщин, находившихся в услужении у Клеопатры была одна девушка, из Кассалы, в верхней Нубии, по имени Жевра, – редкой красоты, хотя ее кожа была бронзового цвета. Для Антония цвет кожи не значил ничего, если ему нравилась форма. Жевра ему понравилась. Однажды утром, во дворце Антирода, предполагая, что Клеопатра в саду, Антоний ощутил желание изменить мрамору ради бронзы.
Но Клеопатра была не в саду. Она находилась в соседней комнате и появилась в ту самую минуту, когда, увеченный страстью Антоний принимал, за царицу простую невольницу.
За кратковременную любовь к ней цезаря Жерва заплатила жизнью. Клеопатра потребовала, чтоб Антоний своими руками подал чашу со смертоносным ядом той, с которой только что наслаждался. И Антоний раболепно исполнил это бесчеловечное требование, и когда несчастная, испустив два или три стона, упала у ног Клеопатры, сидевшей па троне с своим любовником без– страстно смотревшим на предсмертные конвульсии.
– Я люблю тебя! – произнесла Клеопатра. И их уста слились в поцелуе.
Клеопатра умерла тридцати девяти лет, процарствовав двадцать два года, из которых четырнадцать с Антонием.
Она умерла добровольно от укуса ядовитой змеи, после того как Антоний был разбит на голову Октавием.
За отсутствием живой Клеопатры Октавий во время своего триумфа велел нести ее изображение.
Но, исполняя ее желание, выраженное в ее завещании, он повелел похоронить египетскую царицу в одной гробнице с Марком Антонием.
В том же завещании мать препоручала своих детей властителю вселенной.
Но властитель мира был гуманен только до тех пор, пока полагал, что его гуманность не повредить его интересам.
Он призвал в Италию Александра и Птолемея, двух сыновей любви Клеопатры и Марка Антония и дочь, названную по имени матери Клеопатрой.
Принятые доброй и благородной Октавией после триумфа Августа, Птолемей, Александр и Клеопатра были воспитаны ею, как ее собственные дети.
Но что касается Цезариона, сына Цезаря, он был умерщвлен в Египте.
То был, как говорит философ Apий, один из его царедворцев, которого Октавиан заставил совершить эту жестокость, сказав ему, что два Цезаря смутят мир и что одного совершенно достаточно…
Для царедворца было недурно сказано.
ГРЕЦИЯ
Религиозная проституция в Греции, существовала с того самого времени, как появились боги и храмы.
Она восходит к началу греческого теогонизма.
Эта теогония, которую создало поэтическое воображение эллинов за восемнадцать веков до нашей эры, была аллегорической поэмой любовных наслаждений во Вселенной.
Все религии имели одну и ту же колыбель; повсюду женская природа, распускалась и рождала при плодотворном прикосновении мужской природы.
Повсюду обоготворяли мужчину и женщину в наиболее выразительных их половых отличиях.
Греция заимствовала из Азии культ Венеры и Адониса, а так как двух этих влюбленных божеств было недостаточно, то Греция умножила их под множеством различных имен, так что в ней было почти столько же Венер, сколько храмов и статуй.
Жрецы и поэты, бравшиеся общим хором за изобретение и описание подвигов богов, развивали одну только тему: чувственное наслаждение.
В этой остроумной и прелестной мифологии поминутно является любовь под самыми разнообразными формами, и жизнь каждого божества есть ничто иное как сладострастный гимн во славу чувствований.
Понятно без всякого труда, что проституция, которая является в «Одиссее», под самыми различными формами метаморфоз богов и богинь должна была быть отражением греческих нравов во времена Инаха [3].
Нация, религиозные верования которой были только громадой постыдных легенд, могла ли быть целомудренной?
Греция, с самых героических времен, приняла культ женщины и мужчины, который Вавилон и Тир установили в Кипре.
Культ этот вышел с острова, специально ему посвященного, и распространился по всем островам Архипелага, откуда перешел в Коринф, Афины и во все ионические города.
По мере того, как Венера и Адонис получали право гражданства в страна Орфея и Гесиода, они теряли некоторые отличительные черты своего халдейского и финикийского происхождения.
Венера и Адонис были более прикрыты, чем в малой Азии.
Но под этим прикрытием существовала изысканность и утонченность, которой, быть может, не было известно в священных местностях Милиты и таинственных лесах Бельфегора[4].
Самая древняя Венера, приводимая Сократом и Платоном была Венера Пандемос или народная, та самая, которую Тезей поставил в рождавшихся Афинах, и которая была обоготворяема маленьким народонаселением. В нескольких шагах от Венеры стояла совершенно независимо статуя Пито.
Если совершенно неизвестно в какой позе была представлена мать любви, то тем не менее можно предполагать, что эта поза была выразительна.
В самое короткое время это место стало столь посещаемо, что позже, Солон, желая употребить на постройку храма деньги афинян,– воздвиг его как раз напротив Венеры Пандемос.
Этот храм под призванием проституции стал доходным, так как в четвертый день каждого месяца празднества в честь богини привлекали большое число куртизанок.
В этот день существенная добыча от их ремесла под видом жертвы обогащала алтарь их дорогой богини.
Независимо от афинского храма, народная Венера была обоготворяема и в других местностях Греции.
В Фивах она существовала с основания города при Кадме.
Предание даже говорит, что статуя, которой был украшен храм, была сделана из той бронзы, которой были обиты корабли Кадма, снятой после его высадки в Беотии.
Мегаполис обладал тремя различными статуями богини.
В Елисе была также статуя, сделанная скульптором Сотасом, и представлявшая Венеру лежащей на спине козла с золотыми рогами.
Обыкновенно богиня была обожаема куртизанками и их любовниками, под именем Гетеры или блудницы, – была легендарная Венера, происхождение которой восходить к баснословным временам Греции.
Когда Абидос был порабощен иноземцами и страдал от своей неволи, однажды ночью солдаты уснули среди оргии, дававшейся куртизанками. Одна из них, увлекаемая любовью к отечеству, воспользовалась обстоятельствами, чтоб похитить ключи от города и, перейдя через ограды, они разбудили побежденных, храбрость которых сделала остальное.
Когда настало утро, часовые были задушены, враг изгнан со стыдом и страна освободилась.
В воспоминание этого замечательного случая, жители, почти чудесным образом избавленные от постыдного ига, воздвигли храм во имя Венеры-Гетеры.
На мысе Самосском храм богини имел также свою историю, быть может менее героическую, но за то более поэтичную.
Он был построен одной куртизанкой, которая на берегу Эвксинского Понта молила Венеру послать в ее жилище большее количество посетителей.
В Самосе Венера-блудница, которую звали то богиней тростников, то богиней болот, имела храм, вполне посвященный проституции, поскольку гетеры, сопровождавшие войско Перикла на осаду Самоса доставили необходимую для его постройки сумму.
