Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
– Но я злоупотребляю твоей добротой, Цезарь. Я мешаю тебе.
– Куда ж ты хочешь идти? – возразил диктатор, тихо удерживая ее.
– Куда-нибудь, где я не стесняла бы тебя…
– Но разве я жалуюсь? И к чему ты говоришь мне о сне? Неужели ты думаешь, что я могу уснуть увидав тебя?.. Останься!.. останься молю тебя!.. Нам еще нужно о многом переговорить с тобой… Для того, чтобы возвратить тебе трон, разве я не должен долго и много говорить с тобой?
Цезарь налег на слова «возвратить тебе трон». Взгляд Клеопатры зажегся ярким блеском.
Случайно, так по крайней мере казалось, в то время когда, она готовилась оставить постель Цезаря, с ноги ее соскочила туфля. Известно, какое магическое действие производит маленькая ножка женщины на чувства распутника. Нога Клеопатры, быть может, по совершенству линий не могла сравниться с ногой Родопы, в которую в своё время влюбился Амазис, но такая, какой она была: худенькая, узкая, выгнутая, она восхитила Цезаря, как самое сладостное обещание.
Клеопатра провела целую ночь с Цезарем.
На другой день, утрем, один из офицеров этого последнего, явился к царю Египта, чтоб пригласить его немедленно явиться по важному делу к диктатору.
Важное дело заключалось, как можно предположить, в том, чтоб разделить трон с Клеопатрой, что Цезарь намеревался предложить Птолемею.
Можно вообразить удивление и ярость царя при виде сестры и жены в обществе Цезаря. Скрыв однако свои ощущения, он решился склониться перед царственной волей.
Но, едва возвратившись в свой дворец, он призвал Потина, начальника евнухов и первого министра, и Ахилла, одного из убийц Помпея и начальника египетских войск. В тот же день, тогда как Потин рассылал по всему городу эмиссаров обязанных возбуждать народ против непредвиденной власти,– Ахилл во главе своих солдат наблюдал за жилищем Римского полководца. То была настоящая осада, исход которой мог бы быть гибельным для Цезаря, – у которого для обороны была одна только когорта, – если б Кассий, один из его подчиненных, которому он передал начальство над флотом, не был во время предупрежден и не поспешил бы с другой когортой на помощь Цезарю.
Ахилл был убит; солдаты его разбежались; сам Птолемей-Дионис, с целью избежать мщения попечителя Египта, бросившись на барку, чтоб достичь одного из портов Сирии, был задушен матросами, желавшими получить хорошую награду от Клеопатры.
То было божеское наказание. Убийца сделался жертвою своей собственной измены.
Через несколько дней после этого происшествия Клеопатра, выйдя замуж за своего другого брата, Птолемея Меннея, заняла свое место на троне Египта.
То был брак ради проформы. Мужу было только одиннадцать лет. Истинным мужем Клеопатры в течение почти целого года был Юлий Цезарь. Он был настолько мужем, что от этой вдвойне прелюбодейной связи родился сын, получивший от своего отца имя Цезариона.
Когда Цезарь с сожалением покидал Египет, то целуя лоб этого ребенка, он мог сказать ему этим поцелуем: «я буду императором, ты – царем: мы с тобой увидимся».
Тщетная иллюзия! Отец и сын никогда больше не видались. Чрез несколько лет Цезарь, не смотря на все свое могущество, пал от меча Брута.
Что касается Цезариона, то он не жил даже столько, чтоб гордиться своим рождением.
Страсть Юлия Цезаря к Клеопатре была столь сильна, что он пожелал видеть ее в Риме, вместе с ее молодым мужем. Клеопатра охотно повиновалась; она прибыла в Рим с таким великолепием, что народ начал роптать на эту царицу – данницу, выказывавшую такую роскошь. Невнимательный к упрекам своей законной жены, Цезарь поместил Клеопатру в своем собственною дворце и на всех публичных празднествах являлся с нею. Он сделал более: он велел знаменитейшему скульптуру того времени сделать статую своей любовницы, приказал отлить ее из золота и поставить в храме Венеры, как раз напротив богини.
Ропот римлян перешел в крики. Венера-Клеопатра не могла более выходить, преследуемая угрожающим гневом народа. Она сама упросила своего любовника отпустить ее в Египет.
Последняя ночь, которую они провели вместе, – рассказывает Аппиан, – была ознаменована дурачествами достойными быть может коронованной куртизанки, но недостойными императора.
Двадцать греческих невольниц, выбранных из самых красивых, привезенных с собою царицей, служили совершенно голые на ужине двух любовников и в то время, когда они пили и ели, эти невольницы толпились около них в самых сладострастных позах; наконец, опьянелый от страсти, Цезарь, которого стесняли одежды Клеопатры, сбросил их с нее одну за другой; и ему нравилось сравнивать прелести царицы с прелестями ее женщин, и он порешил, что если две или три приближались к ней какой-нибудь частной красотой, – то ни одна не сравнилась в общем.
Нужно было расстаться. И Клеопатра даже не думала, что будучи далеко от Цезаря она будет забыта.
В числе подарков диктатора своей любовнице находились десять галльских стрелков. Египетская царица хотела вооружить войско по образцу этих стрелков; Цезарь дал ей десяток, избранный ею посреди солдат, составлявших первую сотню когорты.
Но не из интереса к своей армии, а вследствие заботы о своих наслаждениях Клеопатра взяла с собой этих стрелков. Среди них был один, по имени Андроник, мужественная красота которого произвела на нее сильное впечатление. Чтоб обладать одним, она потребовала десять; Цезарь не мог и подозревать истинной причины ее желания.
Но удалившись от берегов Италии, она не имела нужды сдерживаться.
– Пусть скажут галльскому стрелку Андронику, что я хочу его видеть, – сказала она.
Андроник поспешно исполнил приказание царицы.
Этот сын Галлии был на самом деле великолепен; лет двадцати пяти, высокий ростом, с белокурыми волосами, падавшими локонами по обе стороны лица, из под волчьей шкуры – он был прекрасен,
Он стоял прямо перед царицей, возлежавшей на пурпурных подушках, защищенных навесом от палящих лучей солнца.
– Доволен ли ты, Андроник, что едешь со мной в Египет? – спросила она своим полным нежности голосом.
Он отрицательно покачал головой.
– Нет!? – изумилась Клеопатра. – Ну что же, ты по крайней мере откровенен. А почему ты не радуешься увидеть Египет? Это прекрасная страна.
– Для меня одна только страна прекрасна: моя родина! – сказал галл.
– Как называется она?
– Я из города Тарба в Бигорре.
– Но что же там такого, о чем ты так жалеешь?
– Там есть горы и равнины, где я охотился на свободе, и зеленые папоротники, на которых я отдыхал; там есть быстрые ручьи, в которых я утолял жажду, всякие птицы, убаюкивавшие мой сон своим пением!
– Везде есть трава, источники и птицы!
– Ты ошибаешься, царица; не везде встречаются Пиренеи. Пиренеи есть только на юге Галлии.
– Да, и, быть может, также нет ли в Пиренеях какой-нибудь молоденькой девушки, воспоминание о которой сильнее запало в твою душу, чем воспоминание о почве, на которой ты родился? Признайся, ты любил и был любим на родине?
Андроник вздохнул.
– К чему воспоминания, – сказал он с горечью,– когда не принадлежишь самому себе, когда не знаешь даже, будешь ли когда-либо располагать собою!..
– Никогда? Почему никогда? Слушай, Андроник: ты меня интересуешь. Когда ты научишь моих солдат, то, если тебе хочется, отправляя тебя в Италию, я напишу Цезарю, чтоб он дал тебе свободу… чтоб он отослал тебя в твое отечество…
Физиономия стрелка засияла.
– Ты сделаешь это?.. – вскричал он.
– Сделаю, если буду довольна тобой.
– О, ты будешь довольна, потому что с этой минуты вся моя кровь принадлежит тебе.
Клеопатра странно улыбнулась.
– О! я не потребую от тебя крови, Андроник, – возразила она.
– Чего же, царица?
– Я скажу тебе позже, в Александрии… Ступай. Но не удаляйся от меня,– мне приятно тебя видеть.
На самом деле, во все время путешествия, галльский стрелок почти постоянно находился около царицы. Он не только ел за ее столом, но по особенной благосклонности, ему, по ее приказанию, подавали то же самое что она кушала. Ей нравилось разговаривать с ним, заставлять его рассказывать наиболее замечательные случаи его жизни, – по большей части охотничьи истории и описания битв.
Однажды вечером, грубо перебив его, она сказала:
– Но ты в своих рассказах никогда не говорил мне о любви, Андроник. Разве я ошибаюсь, предполагая, что в твоих горах есть молоденькая девушка, которая оплакивает твое отсутствие?
Стрелок печально улыбнулся.
– Нет, царица, – ответил он, – нет, ты не ошибаешься. Там есть молодая девушка, которой я оставил мое сердце.
– А! а! Вот видишь!
– Но любовь бедного крестьянина и пастушки может ли занять такую великую царицу, как ты?
– Должно быть, может, потому что я предлагаю тебе рассказать. Так ты любишь пастушку?
– Да, государыня.
– Как ее зовут?
– Фабиола.
– Который ей годъ?
