Эдуард Лимонов - Дети коменданта (Обыкновенные инциденты)

Лимонов Эдуард

Дети коменданта (Обыкновенные инциденты)

Эдуард Лимонов

Дети коменданта

Обыкновенные инциденты

После войны ее отец был некоторое время военным комендантом Вены. Узнав о том, что путь всех эмигрантов из Советского Союза неизбежно лежит через Вену, седовласый экс-полковник, а ныне профессор, расчувствовался.

- Вена! Какой прекрасный город! Множество приятных воспоминаний связано у меня с этим городом. Меня очень любило местное население, особенно коммерсанты. Бывало, еду в трофейном "опеле" по городу, кланяются, снимают шляпы: "Гутен таг, герр коммендант!" Я очень дружил с бургомистром. Приятный был австриец!

Елена фыркнула. Супруг толкнул ее под столом ногой. Профессор продолжал.

- Если вам, дети, удастся остаться в Вене на некоторое время, пожалуйста, не поленитесь пройтись по улице Мария Гилферштрассе. Я там квартировал. Наверняка многие старожилы меня еще помнят. Передавайте им привет.

Елена опять фыркнула.

После обеда они ехали к себе на Ленинский проспект, Елена смеялась так бурно, что пассажиры троллейбуса постоянно оглядывались на заднее сидение, где поместились супруги.

- Привет он им передает! Кланялись они ему! Закланяешься военному коменданту. Оккупант проклятый. Неужели он и вправду верит, что они его любили? Елена, после развода родителей принявшая сторону матери, отца инстинктивно не любила и долгое время с ним практически не общалась. Разрыв усугублялся еще и тем, что оба, отец и дочь, не одобряли партнеров друг друга. Отец не одобрял первого мужа Елены, лысого художника. Семнадцатилетняя Елена вышла замуж за сорокалетнего Виктора по расчету. Елена не одобряла папочкину женитьбу на аспирантке-молдаванке вдвое младше папочки. В сущности, они были очень похожи - Елена и ее папочка экс-полковник...

Это он, новый супруг, открыл ей глаза на достоинства Сергей Сергеича. Он сумел доказать ей, что вся ее оппозиция отцу покоится на детских воспоминаниях о его якобы негативных и жестоких поступках. Набор воспоминаний оказался небольшим. На даче под Москвой Сергей Сергеич однажды хладнокровно отстрелял из винтовки слишком расплодившееся кошачье население. В другой раз срубил яблоню. Как-то накричал на старшую дочь. В одно из семейных столкновений между красивой, тяжелозадой мамашей и горячим, польских кровей, Сергей Сергеичем он якобы швырнул тарелку с борщом оземь.

- Ты ведь не знаешь, Елена, что именно вызвало его гнев. Может быть, твоя мать ему изменяла. Не суди, да не судима будешь...

30 сентября они прилетели в Вену. Пара настолько отличалась от толпы эмигрантов, снабженных детьми, чемоданами и сумками, несчастных и затравленных, плачущих и кричащих, что в самолете их приняли за советских артистов, летящих на заграничные гастроли. Ha Елене был парик, к векам были приклеены искусственные ресницы oт Елены Рубинштейн. У него под горлом цвела алая бабочка, а на ногах были лаковые туфли.

Их самолет приземлили отдельно и подогнали к особому ангару. Весь базар, перепуганный, но уже повеселевший, охраняемый дюжими австрийскими дядьками с автоматами в руках, повалил в дыру двери. Пошли и они. У нее сумочка, у него - атташе- кейс. Предстоял решительный момент. Нужно было упереться, сопротивляться и не дать отправить себя в Израиль, куда должен был отправиться весь пестрый азиатский коллектив. Они знали, что следует упереться от специалиста, от хитрого еврея, известного им под кличкой Солнцев. Как маклер или адвокат он помогал отъезжающим советами и связями.

- Ни в коем случае не поддавайтесь нажиму. Стойте на своем. Не хотим в Израиль, и точка. Будут физически принуждать, падайте на пол в аэропорту и орите!

Тогда, в 1974 году почти все сто процентов эмигрантов послушно отправлялись в страну обетованную.

Елена - считалось, что она лучше супруга изучила английский, - сказала, что они не желают лететь в Израиль, а хотят в Англию. Эта была единственная связная фраза на английском, которую она выучила. Представитель "Сохнут" еврейской организации, - встретивший их в аэропорту, понял. Изможденный, очкастый, нервный тик подергивал уголок его рта - возможно, следствие нервной работы, - представитель посмотрел на пару с грустью необыкновенной и сказал на отличном русском:

- Вы, если я не ошибаюсь, не евреи?

- Нет, мы не евреи! - гордо сказала Елена.

- Боже мой! - вздохнул он. - Мы стараемся вытащить оттуда евреев, а приезжают всякие... Он не закончил фразу. Указал в центр зала. - Отойдите туда!

Они отошли. Всякие. И стали. Она - затянутая в трикотажное короткое платьице до колен, на высоких каблуках, сумочка с текстами иностранных газет, отпечатанными по белой клеенке. Он - в сером итальянском костюме. Красивая пара.

Через пару минут к ним подвели еще одну красивую пару. Вернее, тройку. Маленького белого пуделька держала на поводке тоненькая, такого же типа, как и Елена, девушка. Парень, темноволосый и сильный, мог быть и грузином, и евреем - по выбору.

- Держимся вместе, ребята - сказал он. - Будут тащить - кричите, кусайтесь, но не давайте себя погрузить в автобус. Пусть козлы валят в свой Израиль. Нам там делать нечего. Меня в Штатах уже полгода мои деньги дожидаются. Я туда несколько чемоданов икон переправил.

Они стояли - четверо, молодые, красивые, одинокие, а напротив, залив половину зала, колыхалась толпа. Толпа поняла, что они другие. Что они не хотят в Израиль. Может быть, им сказал представитель "Сохнута"? Толпа глухо ворчала. Угодливые и вежливые в Шереметьево, настороженные в советском самолете ("Говорят, бывали случаи, когда самолет взлетал, но его возвращали опять в Шереметьево!" - шептались в брюхе Туполева), они искали компенсации за недавнее унижение.

- Особые! - выкрикнула дама со множеством золотых зубов. - Не хотят в Израиль! Их вытащили из ада, а они...

- Девки-то, девки-то как раскрашены! Как проститутки.

- Предатели! - выкрикнул кто-то. - Предатели! Как не стыдно!

- Атмосфера сгущается! - сказал грузин. - Новые граждане свободного мира спешат попробовать себя в новом качестве. Сейчас они устроят нам суд Линча!

- Мы не можем оставить вас в Вене! - заявил явившийся сбоку, из-за охранника-австрийца в ярко-синем костюме, с красной шеей и физиономией (сунув автомат под мышку, австриец закуривал) сохнутовец. - Вы должны поехать со всеми в замок. Там мы разберемся. Присоединяйтесь к остальным. У нас нет права оставить вас в аэропорту.

- Никуда из аэропорта мы не поедем! Тем более в концентрационный лагерь беженцев в замке, - сказал тот, которого ждали в Штатах деньги, - мы находимся в свободной стране, в Австрийской Республике!

- И мы не евреи! - закричала Елена. - Почему мы должны ехать в Израиль, если мы не евреи!

- Если вы попытаетесь нас заставить, мы будем сопротивляться и устроим скандал! - Грузинский еврей прижал к себе девушку.

Мощная, в наморднике, прошла за стеклом овчарка, следуя за тяжеловооруженным охранником. Взвизгнув, белый пуделек прижался к ногам хозяйки.

- Да что вы с ними церемонитесь! - закричали из толпы. - Погрузить их в автобус, и все тут! Мало ли чего они захотят! Что же, им все можно?

Сохнутовец выругался на австрийском или на идиш и убежал.

- Ебаные рабы! - выругался парень. - Привыкли угождать властям. Уже и здесь выслуживаются. - Он погладил по плечу свою испуганную девушку.

Улыбаясь, вышел из-за их спин краснорожий австриец. Что-то проговорил непонятное, но спокойное и протянул, приоткрыв, пачку сигарет. Автомат по-прежнему под мышкой.

- Вот хоть нацист оказался человеком. - Парень выудил сигарету из пачки австрийца. - Как будет "спасибо" по-австрийски?

- Данке шен, - сказала девушка.

- Данке шен! - повторил парень громко. - Гуд. Ты - гуд!

Австриец спокойно кивнул, согласился, что он - гуд.

Смущенная демонстрацией дружественных чувств австрийца, заткнулась толпа. Даже дети перестали кричать.

Вновь появился сохнутовец, сопровождаемый толстым, средних лет типом в неопрятном плаще и, не обращая более внимания на отщепенцев в народной среде, забежал к толпе в тыл.

- Сейчас вce пойдут опознавать свой багаж. Следуйте за господином Шаповалом вон в ту дверь! После опознания багажа, не толпясь, по одному, выходите к автобусу!

- Кажется, мы победили. А рабов повезут в лагерь! - Парень удовлетворенно потер руки.

- А почему их сразу отсюда, на другом самолете, конечно, не отправляют в Израиль? - спросила Елена.

- А черт его знает. Проверяют на благонадежность, очевидно. Хотите чуингам? - предложил парень.

Все четверо дружно зажевали. И пуделек осмелел с ними, отлепился от ног хозяйки.

- Полежать бы... - сказала Елена. - Я спать хочу. Я никогда так рано не вставала. Разве что, когда была в пионерском лагере.

- Пива бы... - сказал Еленин супруг. Несмотря на то, что утром в Шереметьево они похмелились водкой, прощаясь с друзьями, голова болела. - У них должны быть здесь пивные автоматы в аэропорту. Я читал в книгах у Белля.