Виталий Протов - Я женщина терпеливая, но

Виталий Протов

Я ЖЕНЩИНА ТЕРПЕЛИВАЯ, НО...

Рассказ

Ты, возможно с этим и не согласишься, но я – женщина терпеливая и могу вынести многое. Но вот чего я абсолютно не могу, так это ждать, пока ты надеваешь презерватив. Я могу часами терпеть и ждать, пока ты вылизываешь меня до оргазма. Не скажу, что это так уж неприятно, но все хорошо в меру, а когда прелюдия затягивается, ожидание становится пыткой. Я могу терпеть на своей груди твои руки, которые до исступления играют моими сосками, пока я не начинаю кричать наполовину от наслаждения, наполовину от боли. А потом я опускаю глаза и вижу, что они и в самом деле кровоточат – или это мне только кажется? Я могу часами терпеть твои губы на своих, твой дразнящий язык в моем рту, прикосновение твоего языка к моему в то самое мгновение, когда я захожусь криком от желания. Но я не могу выносить это ожидание, когда я теряю контакт с тобой, а мое тело после долгой игры все наливается нетерпением, и страсть, кажется, готова выплеснуться через край. Нет, я пока еще не могу пролиться из этого сосуда сладострастия – для этого мне нужно, чтобы ты вошел в меня, только тогда твой объем вытеснит эту поднимающуюся до самого верха пенистую влагу. Нет, тебе не понять этого чувства, возникающего, когда пустота внутри лона требует заполнения. Если бы ты мог, если бы ты только мог понять и почувствовать, то не оставил бы меня лежать вот так даже на секунду. Мне кажется, что я сейчас сомкнусь, захлопнусь над этой пустотой внутри, если ты не войдешь в меня.

Куда ты исчез – словно под землю провалился? Мои глаза не видят тебя, потому что закатились куда-то под самый лоб, когда ты, коснувшись языком моих губ (не тех, что я крашу помадой), прошелся по всей моей распахнутой и сгорающей от страсти наготе, а потом задержался на той маленькой шишечке, которая, словно струна, задрожала от этого прикосновения. Мои глаза с того мгновения видят все, словно в тумане, и я не в силах сфокусировать взгляд, чтобы обнаружить тебя в этой комнате, которая вдруг стала мне ненавистна.

Сколько можно искать этот чертов пакетик?! Мне плевать, что все случилось неожиданно, спонтанно, а, значит, у тебя не было времени вытащить эту штуковину заранее и положить ее под рукой. Так ты всегда делал прежде, когда мы занимались любовью, не сорвавшись вдруг, как безумные, в пропасть сладострастия, а со вкусом, приняв все меры к тому, чтобы это действо проходило, как по маслу в прямом и переносном смысле. Словно верующие, которые творят молитву перед трапезой, мы с тобой совершали обряд приготовления, но в этот раз страсть проснулась и бросилась на нас, как тигр на ягненка, и мы уже были всего лишь игрушками в ее руках.

Не знаю, сколько там времени прошло да и не хочу знать, но ждать я больше не могу. Я хочу, чтобы ты вошел в меня, чтобы ты немедленно заполнил эту немыслимый вакуум во мне, иначе, мне кажется, он засосет в себя весь мир. Ты себе можешь представить такую катастрофу?!

Если ты сейчас же не найдешь эту проклятую резинку, я умру. Кроме шуток! Я уже жалею, что настаивала на этой мере. Да что там жалею! Я кляну себя за эту глупость. Это теперь я понимаю, что есть только эти минуты страсти, а все остальное – чушь, фантом. Кроме этих минут, нет ничего! Так стоит ли думать о каких-то дурацких последствиях?!

Господи! Целая вечность. Нет, я больше не могу. Не могу. Называй меня как хочешь – эгоистичной сукой, сладострастной потаскухой, но мне кажется, что прошла уже целая вечность, и моя рука помимо моей воли опускается вниз – туда, где когда-то были был твой язык, твои руки, а теперь – пустота, которая грозит гибелью всему миру.

Мои пальцы уже там, внизу, заняли место твоих. Вот они погружаются... один, два – боже мой, ты и в самом деле неплохо подготовил меня, а? Умелец чертов! Сволочь! Нет, двумя пальцами тут ничего не сделаешь. Три. Если и дальше так продолжать, у меня туда затянет всю руку. А кто в этом виноват? Ты! Ты! Господи, сколько можно возиться с каким-то дерьмовым презервативом?! Ты просто издеваешься надо мной! Ну и черт с тобой. Обойдусь и без тебя. Надо только пальцы сначала запустить внутрь, а потом с нажимом вывести обратно. Так, чтобы все это ненасытное гнездышко почувствовало их прикосновение. Какая разница – твоя плоть, одетая в презерватив, или мои пальцы. По крайней мере, я точно чувствую, что мне нужно, и могу скорректировать и направление, и силу нажима. А вот теперь – эти размеренные движения туда-сюда, туда-сюда, да-да-да, так-так-так. Пожалуй, было бы лучше, если бы это был ты (хотя я уже и не знаю), но тебя там нет, и мои пальцы идут вглубь, вглубь вдоль этой верхней кромочки внутри, а потом выбираются наружу по этим атласным тканям, которые откликаются на малейшее прикосновение.

Господи! У меня, кажется, начал пульсировать сосок. О-о-о, как сильно! Тот самый, что ты расцарапал несколько минут назад. А может быть, часов. Я, кажется, совсем не чувствую времени. Нужно что-то делать. Ощущение такое, будто сосок сейчас взорвется. Я должна осторожно успокоить его. Ты делал это таким очень чувственным движением. Положить на него левую руку и... О боже! Я чувствую, как он трепещет под моей ладонью. Словно пойманная птица рвется из силков. Так и бьется, бьется. Интересно, если я пощекочу его... О-о-о-о... Словно игла прошла через него куда-то вглубь моего тела, до самого сердца. Я вынуждена удерживать этот неугомонный сосок ладонью, иначе, мне кажется, он взметнется и улетит куда-нибудь к потолку. Я должна положить на него левую ладонь и просто удерживать, не дразнить...

О, черт, так я сломаю себе правую руку. Мне приходится работать на два фронта, а тело у меня сводят судороги – я не могу их контролировать, – и вот меня перекосило, когда пальцы были так глубоко, как только возможно, и рука при этом неловко вывернулась. Но все равно я не могу прекратить этих движений, не могу остановить свои пальцы, которые ходят туда-сюда, туда-сюда, то замедляясь, то ускоряясь, как того требует мое естество, и все мое тело откликается спазмами...

Пожалуй, я все же должна остановиться и перевести дыхание. Я сейчас не смогу сделать ни одного движения. Все мое тело требует передышки хоть на несколько мгновений. Ведь мне одновременно приходится быть и тобой, и собой, а это требует безумных затрат энергии.

Мне кажется, что я слышу, как, словно где-то в другом мире, рвется пластиковый пакетик. Хотя теперь меня это волнует уже не так, как прежде. Сейчас мне кажется, что это, может быть, и вовсе не нужно. Обойдусь. И потом, у меня проблемы. Проблемы с соском. После всех твоих идиотских манипуляций и того, что я сделала сама. Теперь он вообще взбесился! Он пульсирует чувственно, болезненно, требовательно. Моя левая рука с трудом удерживает этот расходившийся сосок, а правая возобновляет медленные размеренные движения внутри. В том единственно правильном ритме, который подсказывает мне мое лоно. Одновременно я пытаюсь утихомирить сосок. Надавливаю на него всей ладонью. Сильнее. Еще чуть сильнее. Тело мое в ответ приподнимается – но это делаю не я, это происходит помимо меня. Тогда я убираю руку, и снова начинается безумная пульсация. Я легко, словно перышком, снова прикасаюсь к нему, а тело опять реагирует так, будто внутри меня сидит удав, который хочет свиться кольцом.

Может быть, лучше ущипнуть его? Медленно, осторожно, в том ритме, к которому приспособилась моя правая рука, я делаю движение пальцами, будто хочу довернуть винтик, который чуть вышел из гнезда. Ах, какое наслаждение! Только нужно не торопиться. Правая рука и левая действуют синхронно, и тело выгибается. Снова движение рук – и в ответ судорога тела. Я слышу стон. Чей? Кажется, мой. Кажется, эти звуки вырываются откуда-то из глубины меня. Мой рот, мои голосовые связки совсем не подчиняются мне. Живут какой-то своей жизнью. Бог с ними. Сейчас я должна сосредоточиться на руках, на своем соске, на том, как мое тело снова содрогается и стонет под звуки глубокого и учащенного дыхания двух людей.

Постой! Почему двух?

Я с трудом заставляю себя открыть глаза и сфокусировать взгляд. Не сразу, но комната и все, что в ней находится, приобретают четкость. Ах ты сволочь! Какой же ты сукин сын! Ты все это время наблюдал, вместо того чтобы делать со мной то, чем вынуждена была заниматься я! Скотина!

Нет, теперь-то уж я не остановлюсь. Да я бы и не смогла остановиться, даже если бы и очень захотела. Мне нужно снова погрузить пальцы туда – в самую глубину, а другой рукой легонько дразнить сосок.

Меня не удивляет, что презерватив так до сих пор и не надет. Ну, да ничего. Надо будет – быстренько посадим его на место общими усилиями. А пока я еще поиграю этим соском и несколько раз пробегу по своему требующему ласки лону.

Я знаю тебя уже четвертую неделю, и для меня на твоем теле не осталось белых пятен. Даже дерганье соска, которое я иногда и в самом деле ощущаю под своей ладонью, для меня давно перестало быть тайной, хотя поначалу я думал, что это у тебя пунктик такой, что ты мне просто голову морочишь своими бабскими штучками. Но он и правда у тебя заводной какой-то. Сумасшедший сосок. Впрочем, меня это устраивает. Люблю сумасшедших женщин. Которые могут, вот как ты пятнадцать минут назад, забыть обо всем на свете и вместо похода в театр, к которому мы готовились всю неделю, вдруг скинуть с себя все, броситься на эту кровать и жадно потребовать моих ласк. Я думаю, ты их получила сполна.