Дорин Тови - Кошачьи проделки (сборник)
Все это заняло значительно больше часа, но для мастера своего дела время летит незаметно. Когда мы вернулись, Чарльз все еще блаженно точил на своем станке. Еще пять минут, и он бы вышел мне на помощь, заверил меня. Но вообще-то он знал, что у меня не будет никаких хлопот…
Рабочая нога Чарльза непременно выросла бы, как у аиста, при той нагрузке на станке, которую он давал ей в последующие несколько недель, и не важно, что ему уже исполнился двадцать один год. К счастью, прежде чем настоящее случилось, установилась ранняя зима, и поскольку стало слишком холодно работать в дровяном сарае, его первоначальный энтузиазм отчасти приугас.
В той зиме явно было что-то особенное. Однажды во второй половине дня мы вели Аннабель из соседней долины, и когда проходили мимо кустарника, оттуда поднялась такая волна птиц (это дрозды-рябинники отдыхали во время своего перелета на юг), что Аннабель, опасаясь призраков, до конца зимы отказывалась ходить той дорогой после наступления сумерек. Через несколько дней, в один из вечеров, мы вывели кошек на прогулку при лунном свете в нашей собственной Долине, и произошло то же самое. Только что кругом царило безмолвие, все было залито серебристым светом, лишь неподвижно чернели кое-где тени, а уже в следующий миг ввысь взметнулась такая туча дроздов, что, должно быть, на каждом дереве их сидело штук по пятьдесят. Кошки, к нашему удивлению, не обратили на них ни малейшего внимания. Быть может, при воспоминании о маленьких птичках, на которых они нападали из засады поодиночке, они сочли благоразумным притвориться, что этой армии не существует. Шеба даже ухом не повела, тогда как Соломон, выступая словно полковник во главе своего войска через перевал Хайбер[13], не посмотрел ни направо, ни налево.
Тем не менее явление существовало. Четыре дня потребовалось рябинникам в таких количествах, каких мы не видели никогда прежде, чтобы очистить наши края. «То призрак долгой, суровой зимы», – глубокомысленно сказал старик Адамс. И долгая, суровая зима действительно наступила – хотя и не сразу. Снега не было до Рождества. Вот почему в тот год у нас не было рождественской елки. За неделю до Рождества выдался такой прекрасный солнечный денек, что мы вывели свой статусный символ прогуляться после полудня по землям лесничества. В это время года Государственная комиссия Великобритании по лесному хозяйству организует ночное патрулирование, чтобы предохранить лес от ватаг, приезжающих из города на грузовиках воровать деревья большими партиями, с тем чтобы продавать их на предрождественском рынке. По выходным лесники патрулируют также и в дневное время, чтобы бороться с семейными компаниями, которые выехали покатать на машине бабушку и которые, если за ними не следить, склонны возвращаться обратно так, что бабушка с невинным видом сидит на ворованной елке, спиленной садовой пилой.
В тот день Аннабель, которая обычно свободно бежит рядом с нами, как собака, первую половину пути шла в недоуздке. В школе верховой езды как раз проходили занятия на свежем воздухе, и мы боялись, что ослику придет в голову поиграть с лошадьми, в результате чего люди посыплются наземь во все стороны. Впрочем, с наездниками мы уже встретились некоторое время назад и, следуя своему обычному ритуалу, повернули Аннабель мордой к дереву, тем временем как инструкторша спешной рысью, словно отряд американской кавалерии, провела своих подопечных мимо в надежде, что лошади осла не заметят. Случившееся произошло незадолго до того, как мы сняли с Аннабель недоуздок, и Аннабель была еще раздражена.
Поэтому она плелась сзади, чтобы нам показать.
Поначалу мы не беспокоились. Она всегда нас догоняла, раньше или позже. Затем стало темнеть, и мы решили, что, пожалуй, лучше ее подзовем. Она не любила оставаться одна, когда стемнеет, и могла последовать за одним из патрульных, которые все это время проезжали мимо нас через регулярные интервалы времени.
Чарльз пошел за ней назад, тогда как я осталась стоять, лениво поигрывая недоуздком и любуясь пейзажем. Несколько секунд спустя мимо меня проехал очередной лесной патруль, странно ко мне приглядываясь. Только тогда до меня дошло, насколько подозрительно я должна выглядеть – торчу там в сумерках, разглядывая плантацию елей, и помахиваю чем-то очень похожим на веревку, принесенную, чтобы утащить домой зеленую красавицу.
Я вяло пожелала дозорному доброго дня и, когда он проехал мимо, пошла за ним, надеясь повстречаться с Чарльзом и Аннабель и таким образом доказать, что я слоняюсь по лесу не с преступными намерениями. Увы, когда я завернула туда, где они должны были быть, там не оказалось никаких признаков ни того, ни другой. Я сразу же догадалась, где они находятся. Прямо за углом был заброшенный коттедж, принадлежащий лесничеству. Когда в нем жили люди, Аннабель всегда ставила нас в неловкое положение, если мы забывали первым делом надеть на нее недоуздок, потому что вбегала через заднюю калитку коттеджа и галопом носилась по чужому саду. Конечно, она не проделывала этого уже давным-давно, но я была уверена, что именно там она сейчас находится и что Чарльз, не осознавая, как подозрительно это выглядит, скрылся там вслед за ней.
Я позвала его – чуть не до безумия напугав патрульного лесничего, не подозревавшего, что я нахожусь у него за спиной. Примирительно объяснила, что мой муж пошел назад, поискать нашего осла, и теперь они оба пропали. Очевидно, они в саду при коттедже, и лучше я войду туда и поищу их.
«Я вижу какого-то парня, который снует туда-сюда по саду, – был ответ патрульного, – но я не вижу никакого осла». Я тоже не видела никакого осла, пока – вопя Чарльзу что есть мочи и не получая в ответ ни единого звука, что выглядело еще более подозрительно, – не завернула за коттедж. Там я его и обнаружила, слишком запыхавшегося, чтобы мне отвечать, и нарезающего вслед за Аннабель круги по саду.
В конце концов, после изрядной беготни мы ее окружили и изловили. При этом я, задыхаясь, пытала Чарльза, зачем, ради всего святого, понадобилось ему туда входить, когда поблизости разъезжает патрульный, который, несомненно, думает, что Чарльз прячет украденную ель. А Чарльз, тоже пыхтя, отвечал: а каким еще образом, к дьяволу, мог он ее оттуда вытащить?
Дело не улучшало и то обстоятельство, что дозорный, спрятавшись за живой изгородью и периодически поверх нее заглядывая, бесспорно пытался выяснить, действительно ли вместе с нами в саду находится осел.
Оставшуюся часть прогулки мы вели в поводу очень смирную и послушную Аннабель. И конечно, излишне говорить, что на протяжении всего этого времени нам не встретился больше ни один патруль. Чарльз сказал, что, конечно же, ничего подозрительного в нас не было. Я же знала только одно: прежде мне никогда не доводилось видеть того патрульного, и он определенно никого из нас не знал, как не знал и того, что мы держим осла. И потому в целях безопасности – хотя мы всегда покупаем елку у зеленщика – я настояла на том, чтобы вообще не устанавливать в тот год елку. Мне совсем не улыбалось, чтобы мое праздничное настроение было нарушено (безусловно, в тот самый момент, когда у нас в гостях будет сидеть приходский священник, попивая шерри после рождественской обедни) местным констеблем и директором лесничества, которые придут и вырвут елку из горшка, чтобы удостовериться в ее происхождении.
Глава шестая
Когда приходит зима
Снег пошел ночью на второй день Рождества. Мы были в гостях у брата Чарльза и возвращались домой, когда начали падать первые хлопья. Поздравив себя с тем, что праздник для нас закончился и можно еще два дня не думать, как добираться сквозь снег в город, мы спустились в Долину, поставили машину в гараж и не могли потом достать ее оттуда в течение двух недель. Даже после этого нам удалось лишь воспользоваться просветом в погоде, чтобы отбуксировать ее на ферму, на вершину холма, дабы уехать на ней, когда дорога станет проходимой. Целых шесть недель мы были из-за снега прикованы к нашей Долине, и в смысле изучения характеров это оказалось захватывающим.
Были, например, Хейзелы, которые жили неподалеку от нас, на той же улочке. Это была их первая зима в Долине, и Джим Хейзел просто упивался ею. Всякий раз выглядывая в окно, мы видели, как он с трудом пробирается мимо, одетый, точно золотоискатель на Юконе[14]. Он отправлялся на холм за продуктами, которые тащил потом обратно в Долину на санях. Отправлялся туда же за фотопленкой; до ближайшей аптеки было три мили, но оно того стоило, говорил он, – чтобы оценить пейзаж. Доходил до паба «Роза и Корона» на холме, где старик Адамс воодушевлял его по вечерам предсказаниями, что на следующий день будет еще хуже.
Верный своему первопроходческому духу, Джим был первым, кто после той ночи, когда перед церковью намело десять футов снега, перебрался через сугроб на дорогу. Он же первым, когда стало очевидно, что переулок будет заблокирован на несколько дней, отбуксировал трактором свою машину через поля. Он же первым в результате сломал на замерзшей борозде заднюю ось и, толкая машину по главной дороге в гараж на ремонт, поскользнулся и повредил колено. Когда мы сидели за завтраком, он проходил мимо нашего окна подобно Джеку Лондону, следующему на Аляску. Во время нашего ленча он ковылял мимо в другом направлении, словно отступающий из Москвы Наполеон. Но все время продолжал быть первопроходцем.
