Самый красивый мужчина нашего кинематографа, Адель и я - Наталья Кошаева
– Я это, Григорий. – раздался знакомый голос.
Лязгнул засов, и я тихонько приоткрыла дверь. Григорий сидел на крыльце, привалившись к двери, и когда я ее распахнула пошире – просто повалился на меня.
Моя трясущаяся рука темноте нашарила выключатель и зажгла свет в сенях. Мало того, что этот артист был пьян в стельку, так и лицо его было разбито до крови.
– Господи! – только и крикнула я, подхватывая его, чтобы он не растянулся во весь рост у моих ног.
– Встать сможешь? – он с трудом оперся на мое плечо и тяжело поднялся. Провела его в комнату, усадила на диван.
– Ты меня видишь? – кивнул.
– А руку мою, – тоже кивнул.
– Сколько пальцев видишь?
Он накрыл своей ладонью мои пальцы, – Не надо, все в порядке!
– Как же не надо, нужно же понять есть у тебя сотрясение или нет? – возмутилась я.
Он улыбнулся и отчеканил прекрасно поставленным голосом, с паузами, как на сцене, – Ничего не двоится, не троится, и даже не четверится. Голова не кружится. Гудит только.
Пришлось доставать из холодильника пакет с замороженными овощами, и прикладывать его к самым крупным ушибам, предварительно завернув в полотенце. Взяла руку мужчины и приложила к пакету, – Держи!
Потом занялась ссадинами и синяками, опять притащила свою аптечку. Если бы знала, что мне потребуются только антисептики, да перевязочный материал, так взяла бы побольше.
– Зубы покажи, – велела я.
Он послушно открыл рот. Судя по состоянию его верхней губы – в зубы он получил знатно. Десны кровили, но все стояло как будто на своих местах.
Костяшкам пальцев тоже досталось, и их я в воспитательных целях густо намазала йодом. Знала же как этот…артист боится боли, но что он так зашипит и начнет дергаться не ожидала. Пришлось дуть на свежие ранки.
– Чего ко мне притащился? – спросила я его, закончив осмотр. – А не к своей Криске.
– Ты царапины лучше лечишь чем она. – сказал он, положил подбородок на сложенные на столе руки, и уставился на меня. Пакет с заморозкой при этом он водрузил себе на голову.
Я, сидевшая напротив, скопировала его позу и между нашими лицами теперь не было и десяти сантиметров. – Правильно холод приложил, к самому больному месту.
Он легонько пожал плечами, легкая улыбка тронула разбитые губы.
– И что мне теперь с тобою делать? – спросила я.
Он ответил, погодя, – Сама думай.
И придумала я вот что – постелила ему на диване и отправилась досыпать. До подъема оставалось всего-ничего один час.
В пять, как всегда, поднялась, пошла доить свою Адель. А как подоила – вспомнила, что сегодня мой черед работать пастухом. В этой деревне традиция такая была – все по очереди пасут деревенское стадо. В стаде пятнадцать коров, вот почитай два раза в месяц ты должен быть пастухом, ну или пастушкой, как в моем случае.
Надела теткину телогрейку и повязала на голову платок – утром еще прохладно. Взяла с собой рюкзачок, куда сунула термос с горячим кофе, пару бутербродов, книжку, ну и телефон – куда же без него.
Выпустила своих животных на луг, и тут же стали собираться все остальные. Женщины собрались в кружок, обсуждая новости, когда я подошла они замолчали. Среди них солировала Козыриха, видимо рассказывала о ночных похождениях Виталика.
– Прасковья, – обратилась она ко мне, – что в клубе-то произошло? Почему Виталька с фингалом пришел, и штаны на коленках порваны.
– Не знаю, тетя Маня, я на нем штанов не рвала и фингалов не ставила. – ответила я. – Подрался, наверное.
Она сложила руки перед грудью и осуждающе покачала головой. – Я-то думала, что ты хорошая девка, а ты такая же вертихвостка, как и Симка!
Бабы загалдели.
– Яблоко от яблони…
– Да все они – одно семя!
– Одно слово – Лузгачи!
– Городские! Понаехали!
– А, тьфу!
Чтобы больше их не слушать я отошла подальше и занялась своими прямыми обязанностями – пасти коровенок. А бабы постояли еще немного, посплетничали и разошлись по своим делам.
– Ну вот, – подумала я, засовывая озябшие руки в карманы телогрейки, – испортила отношения с соседкой, а до дембеля еще две недели.
Неожиданно нашла в одном из карманов горсть семечек. Сколько им лет интересно? Спасибо, тетка Сима, пастушке есть чем заняться.
До обеда отпаслась спокойно – и в полдень пригнала все стадо в деревню. Самые жаркие часы скот прятался от оводов, слепней и прочих кровососов в своих хлевах. На выпас выходил только часа в три по полудни, когда жара начинала спадать. У меня была небольшая передышка отдохнуть и пообедать.
Каково же было мое удивление, когда я застала у себя Григория – он все еще спал. Ну это уже просто свинство какое-то! Прости, Миледи.
– Алло! Гараж! – от звука моего голоса Григорий подскочил.
– Ой! Сколько времени? – пробормотал он, растерянно хлопая глазами и оглядываясь.
Потом он перевел взгляд на меня, шестеренки в его голове явно за что-то зацепились и никак не хотели вставать в нужную позицию.
– Где я? – хрипловато спросил он, натягивая на себя простынь на манер древнего римлянина.
– У меня.
– Деревня Тетеревни, тебе это что-нибудь говорит?
Он подумал, осознал и кивнул.
– А ты где была? – задал он следующий вопрос, прочистив горло.
Я закатила глаза, ну не объяснять же ему про пастушью череду. – Коров пасла, – ответила я.
– Так ты что, пастушка? – осклабился он.
– Вроде того.
– Ты же красивая умная девка, тебе учиться нужно! – в сердцах воскликнул он, вскакивая. От чего простынь поползла с его торса.
– У меня есть профессия, чем она плоха? – парировала я.
– Слушай, Прасковья, выйди, мне одеться нужно. – сказал он, снова заворачиваясь в свою тогу. – И пастух – это не профессия!
– Слушай лучше ты, Григорий! – разозлил он меня не на шутку, – Это мой дом, у тебя была масса времени, чтобы одеться и убраться восвояси. А я устала, с пяти часов на ногах, поэтому хочу отдохнуть.
– И да, пастух – это не профессия, это жестокая необходимость! – добавила, хлопнув ладонью по столу.
Отвернулась, – Одевайся, не смотрю, – и занялась приготовлением обеда. За спиной послышался шорох, ткани.
– Обедать, то есть для тебя, конечно, завтракать, будешь? – спросила я не поворачиваясь.
– Буду, – пробурчал он в ответ.
Разогрела в микроволновке тарелку супа себе, а потом ему. Поставила на стол. Молча пообедали. Я встала и уходя в спальню сказала, – Я с ног валюсь, полежать хочу. Дверь, уходя, захлопнешь.
Встала через час, – нужно же Адельку доить, и собираться на вечерний выпас. Выползла в гостиную, запахивая теткин халат на ходу, зевая в кулак, и наткнулась глазами на …Григория.
– А ты почему не ушел? – спрашиваю.
– Гонишь? – смотрит на меня, ухмыляется, заломив бровь. Ссадины на лице подсохли, а вот синяки стали ярче. Отеков нет, хорошо холод приложили, – похвалила сама себя.
– Да нет, сиди, коли хочешь, я все равно через два часа ухожу. – и занялась своими повседневными делами.
Сходила в сад, нарвала яблок для
