Илга Понорницкая - Дом людей и зверей
Два крысиных сердечка колотятся, точно бегут наперегонки, бьются не в такт, и кажется, что это твоё сердце стучит вдвое быстрее.
Другу-то, получается, тоже страшно.
«Будь я такая большая, разве боялась бы?» — думает Крыска.
— Слышь, Крыс, — спрашивает она, когда страшная голова исчезает, — Как ты вырос такой, а?
Крыс думает, потом отвечает:
— Я ем.
А ведь и верно, соображает Крыска, ещё как ест! Сама-то она — так, пожуёт, подкрепится — и давай снова углы обнюхивать, всё-то ей интересно. А он зря время не тратит и челюстям отдыха не даёт.
Выходит, не зря старается…
Она уточняет:
— А что, если кто много ест — все такие как ты вырастают?
Крыс снова думает.
— Не знаю, — говорит. — Все — это сразу и ты, и я. Сам-то я вырос. А ты мало ешь и не выросла. А вот если б ты много ела…
Крыс путается, не знает, что дальше сказать. Если б она много ела, глядишь и выросла бы… Или не выросла бы всё равно, ешь, не ешь… Что теперь, проверять, откармливать её? Но тогда — сколько будет ему доставаться?
А Крыска про другое думает: и в самом деле, все — это она да Крыс.
Она смутно помнит: когда-то всех было много. Пушистые, с неё ростом, клубки были всюду, она пробиралась в угол по спинкам. В углу чья-то белая шерсть слабо светилась в потёмках, и все, только чуть-чуть поразмявшись, снова спешили туда…
Большая крыса не была — все. Такая она была единственная. Крыска вспоминает как сон: огромное мохнатое счастье, счастье-гора, такая, что Крысу-горе и не снилось. В мягких складках этой горы Крыска пряталась целиком, и о пропитании думать не нужно было. Одно плохо — со всех сторон тебя отпихивали от тёплого бока одинаковые, белые… Только у одного на спинке были темные пятнышки.
В доме была теснота. Точней, в обоих домах — они жили то в одном, то в другом. И в обоих домах стены не прозрачные были, и по углам темно — жить было не страшно. Вся беда в том, что вы только обустроитесь, сверху слышался голос, который каждый раз говорил одни и те же слова:
— Тьфу ты, опять у них чистить надо!
И все знали, что это значит. Сверху сейчас протянется гигантская рука, и всех по очереди — за спинку, за хвостик — перенесут в неуютный, пустой дом. Удирать бесполезно, лучше перетерпеть, чтоб это скорее кончилось. Тем более, что большую, светящуюся тоже перемещали с ними. И она спешила оглядеться на новом месте и всем по очереди ткнуть носом в бок — ты здесь? И ты здесь?
А больше всего её волновало, где пятнистый.
— Пятнаш! — звали его, и когда гора видела, что необыкновенный сынок переместился с нею, по новому дому разливалось прежнее спокойствие… Не всё ли равно, какой это дом? А уют в нём — дело времени!
Но как-то в неурочное время сверху протянулась рука. Они и обжиться-то ещё не успели… Большие пальцы оттолкнули двух-трёх белышей и нашли, наконец, пятнистого. Два пальца взяли его сзади за шейку — и Пятнаш улетел на глазах у всех.
И тут, к удивлению Крыски, гора, хотя и видела, что Пятнаша взяли наверх, принялась бегать по жилищу и звать, точно он спрятался где-то.
«А что звать-то его? — подумала сперва Крыска. — Меньше народа будет…»
Но дом заполнило вдруг такое жуткое горе! Оно шло от горы волнами и не кончалось. Повсюду темно стало, потом снова светло. Уснули-проснулись, а большая всё горевала…
Сверху тем временем донеслось непонятное:
— Да, взрослые, вполне могут без мамки жить… Нет, Пятнаша продали уже. А вот… глядите-ка, эта тоже хороша, чем вам не нравится… Ну-ка, стой-ка, ты…
Последнее относилось уже к Крыске.
Два пальца подхватили её, изо всех сил она постаралась вывернуться..
И потом какое-то время были чужие дома, то тёмные, тесные — шаг туда, шаг обратно, то огромные, с прозрачными стенами. И везде крыска была одна, точно никого никогда и не было. Она скучала уже — лучше толкаться… Теперь она только гигантские пальцы отталкивала от себя. Но пальцы, задумав поймать её, не отступали. В отчаянии Крыска кидалась на них, кусала — но пальцы были упорные, ещё ни разу не удалось ей победить.
В какой-то день она прогрызла картонную стенку и увидала с высоты целый мир! Под ней, внизу, далеко, были чьи-то дома, и вот — её собственный дом, а там и Большая Крыса, и все, все… Крыска громко ахнула по-крысиному. Оказывается, они ещё есть! И большая, и белыши-комочки… Их почему-то мало осталось, только трое-четверо. Значит, она займёт место в складках горы без труда!
«Неужто я вернулась домой?!» — думала Крыска, боясь поверить себе.
И правильно, что боялась. Знакомый, очень знакомый голос говорил:
— Мы товар обратно не принимаем! Вы видели объявление?
И другой голос, робкий, возражал:
— Но она куслючая. Вы не сказали, что она куслючая. Не приручается…
Уверенный голос отвечал на подъёме, точно взлетая по лестнице:
— Это уже ваши проблемы, ваши! Как вы с ней — так и она! Со зверем лаской надо…
— Я не… — робкий голос совсем пропадал от неожиданных обвинений.
Крыска не понимала слов, но она видела одно: её только дразнят. Вот он, твой милый дом, но тебе в него хода нет, тебя оторвали от него навсегда.
Должно быть, от этой печали второй голос едва не плачет:
— Хоть бесплатно возьмите, мне что, на улице её выкинуть?
И первый голос отвечает беззаботно:
— Совести нет — выкидывайте. Вы купили — мы теперь не отвечаем.
Тут вмешивается третий голос. Ещё кто-то из тех, огромных, что ловят тебя за хвостик, но зато и приносят еду, весело говорит:
— А что, я, пожалуй, возьму крыску к нашему крысу. А то сидит как бобыль, никто его не берёт. Пускай кукуют вдвоём!
Тут первый голос, резкий, сомневается:
— Одну не берут — зачем вторую к ней? Хозяйка-то спасибо скажет? Она же велела тебе шиншиллу заказать…
Но Крыску щёлкнули по носу, чтобы она не высовывалась в прогрызенное отверстие. Снаружи глухо, непонятно, чьим голосом, сказали:
— Вот удивляюсь, шиншиллы дорогущие, а их разбирают мигом. А эти же — копейки стоят, а кому нужны?
Скоро Крыску выпустили из коробки в каком-то совсем новом доме. И там сидел в углу… Кто это был? Тоже гора, только поменьше…
— Ты счастье? — на всякий случай спросила Крыска.
— Я Крыс, — буркнул в ответ незнакомец. — А ты что, Крыска?
— Кто я? — уточнила она. Она никогда не слышала своего имени.
Он по-крысиному плечами пожал:
— Та, что еду приносит, сказала: «Я тебе, Крыс, Крыску принесла».
Зачем нужна Крыска, Крыс не понимал. Мелкая, вертлявая, бегает всюду, спрашивает: «А счастье где? Ты счастья не видел?».
Он не понимает:
— Какое такое счастье?
Она объясняет:
— Ну, радость…
А стоит большой голове появиться за стеклом — стремглав кидается к Крысу, норовит к нему под брюхо залезть — а ему щекотно. Он и не знает — то ли от страха помирать, то ли от щекотки смеяться.
И вот ещё стала на еду налегать. А Крыс привык много есть, основательно, впрок на всякий случай — вдруг позабудут когда насыпать сухарей или ещё тех катышек из пакета… Так нет, Крыска теперь вперед кидается, протискивается под брюхом у него, высовывается между передних лап и его порцию — хвать, хвать! Он её по носу — а толку-то?
Старшая продавщица тоже не рада Крыске. Спрашивает у молодой:
— Чего ради ты её притащила?
А молодая:
— Так мне бесплатно дали…
Старшая ворчит:
— Я и бесплатно бы не взяла. Сейчас спрашивают розовых, или голубых. А белых не больно-то берут. Одна считай полгода ждёт, когда купят её…
Молодая поправляет:
— Один — ждёт. Вот я подумала, что скучно ему…
Старшая фыркает:
— Ну, пускай слопает её — развлечётся.
Молодая пожимает плечами:
— Ты будто нашего Крыса не знаешь! Такого рохлю ещё поискать…
Крыс спрашивает между тем:
— Крыска, чего это у тебя аппетит прорезался?
А она ему:
— Вырасти хочу!
Он не понимает:
— Зачем?
Она говорит:
— Ну… Я тогда буду большая радость!
Крыс фыркает по-крысиному. И по-крысиному же начинает хохотать. А если рядом окажется кто-нибудь не крысиного племени, человек, например — нипочём не поймёт, что это Крыс так смеётся.
— Ты… Ты… — выдавливает он из себя. — Ой, не могу… От тебя и от мелкой-то, пигалицы, не знаешь, куда деваться. А если с меня вырастешь — вот радость-то!
— Мама, смотри, дерутся! — кричит маленький мальчик.
Продавщицы охают, и одна думает: «Кто тут кого не знает?» А другая сыплет им прямо на спины корм из пакета — чтобы они часом не съели друг друга. Катышки застревают в шерсти.
А мальчик снова:
— Глядите, маленькая большую погнала! Маленькая побеждает!
Не сразу они замечают сразу три больших головы, и у той стенки, и у этой, и здесь… И все головы говорят что-то и глядят на вас… Что им надо-то? В страхе крысы прижимаются друг к дружке. А сверху ещё корм сыплется. Но мало ли… Может, это сейчас им корма дают, а после — невесть что будет. «Эх, проглядел, как они появились!» — в отчаяний думает Крыс и тут же опять хохотать начинает, теперь от щекотки.
